Она не ожидала от меня этого вопроса. У нее даже личико изменилось. Ее глупая детская мордочка вытянулась, когда она поняла, что я слышал ее беседу с Удальцовой.
– Ты подслушивал? – явный ужас сменился непониманием. – Зачем? Это подло! То, что я говорила, предназначалось только Наталье Петровне.
Я снова, уже настойчивее, спросил про тетрадь Саши, и теперь на ее крысиной мордочке (и как я раньше не замечал, что она похожа на маленькую шуструю крысу?) удивление сменилось подозрением. Я слишком поздно сообразил, что она догадалась, что это я убил ее подруженцию. Она была полна решимости сдать меня. Идиотка. Если бы я хотел огласки, то не стал бы убивать эту подлую шантажистку Сашу. Мне не осталось ничего другого, как избавиться и от Веры. Это было нетрудно. Эта коза такая тощая, что ее можно перешибить одной левой. Да и от слез и переживаний она здорово ослабела. Я оставил ее прямо там, на ковре. В конце концов, до утра ее точно не найдут. А доказать, что я имею к ее смерти хоть какое-то отношение, совершенно невозможно. В этом я абсолютно убежден.
Сейчас я смотрю, как суетятся эти придурки вокруг. Боже мой, столько шумихи из-за одной маленькой похотливой сучки, которая только вчера во всеуслышание заявила, что тоже готова убить! И кого? Своего ребенка! Почему-то это не считается убийством. В двойных стандартах человечество достигло небывалых высот. Я не испытываю никакого раскаяния. Она такая же убийца, как и я. Просто мне повезло немного больше.
Глава 12
Тореадор, смелее в бой
Предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.
Следствие из закона Мэрфи
Наталья тупо смотрела на первую страницу тетради, которую держала в руках. Там была нарисована обнаженная женщина, изогнувшаяся в причудливой позе. Не нужно было обладать большим воображением, чтобы понять, что на рисунке изображена сама Наталья.
Лихорадочно перебирая листы, она обнаружила себя и на других рисунках, тоже весьма фривольных.
– Ну и что это такое? – грозно спросила она у Женьки Бревнова, уши которого горели багровым огнем.
– Не сердитесь только, Наталья Петровна, – заблеял парень, – я ведь никому это не показывал… Вы не должны были этого видеть. Я же предупреждал, что это личное, но вы сами захотели.
– Что значит личное? Когда тут везде я, причем в срамных позах!
– Да-а-а, – протянула стоящая за Натальей Алиса, – это не просто личное, это, я бы сказала, интимное. Ты что, убогий, в художники намылился? Слава Рубенса покоя не дает? Так Наталья Петровна у нас на рубенсовскую женщину не тянет. Худа слишком.
– Много вы понимаете, – вскинулся Бревнов. – Наталья Петровна – очень красивая женщина. У ее фигуры, если хотите знать, идеальные пропорции. Это вы слишком худая, а она – в самый раз.
– Мне, конечно, очень приятно, Женя, что ты так яростно встаешь на мою защиту, – пряча улыбку, сказала Наталья, – но, во-первых, я уж как-нибудь сама за себя постою. А во-вторых, я, кажется, не давала согласия быть твоей моделью.
Парень снова залился румянцем, лишь дырочки для пирсинга на носу и бровях побледнели.
– Я это… – неопределенно заметил он. – Я того… Больше не буду, в общем. Я ж не виноват, что вы мне нравитесь. И никакая вы не модель. Вы эта, как ее, муза. Вот.
– Ишь ты, муза! – насмешливо прищурилась Наталья. – То-то я тебя никогда дождаться не могу, чтобы ты мне компьютер починил! К музе трепетнее относиться надо. Ты мне лучше скажи, художник, откуда у тебя такая тетрадка красивая.
– А, эта… Это мой трофей, добытый в неравном бою.
– Это как же?
– Ее Каринка из Италии привезла, когда они с Веркой туда отели смотреть ездили. Она дорогая. Тетрадь, в смысле. Я ее у Каринки две недели выпрашивал. Она давать не хотела. Ну, тогда я ей предложил турнир по пинболу.
– По чему? – уточнила Наталья.
– По пинболу. Это игра такая компьютерная. Каринка мне тетрадь проиграла. Хотите, я и вам на компьютер пинбол установлю.
– Нет, спасибо, я уж как-нибудь так. Лучше в рабочее время поработаю, – вежливо отказалась Наталья. – А если бы ты проиграл, что бы Карина получила?
Бревнов покосился на девушку, по-прежнему разговаривающую по телефону и не обращающую на них ни малейшего внимания.
– Я пообещал, что заменю ей компьютер на эппловский моноблок, – буркнул он.
– Да ну… А мне казалось, что у нас на предприятии по распоряжению Станислава Николаевича эппловские компьютеры положены только ему, мне и главбуху. Как же ты собирался его купить?
– Да я бы в жизни не проиграл, Наталья Петровна! – горячо заверил ее Женька. – У меня по пинболу просто высший разряд. Так что я ваще ничем не рисковал.
– Ладно. Живи пока, – смилостивилась Наталья. – Но только если ты, живописец, еще раз окунешь свою кисть, чтобы наваять мой нетленный образ, я тебя отравлю. Ей-богу, отравлю. Рубенс недоделанный!
Смеясь, Наталья с Алисой налили себе кофе и вернулись обратно в удальцовский кабинет.
– Ты что, седьмым чувством поняла, что в этой тетради намалевана? – поинтересовалась Алиса. – Ты с какого перепугу в нее вцепилась?
– На обложке пропавшего дневника Саши Головиной, про который говорила Верочка, был бык с матадором. Я и решила, что это он и есть. Тем более что Женька Бревнов вчера уходил из офиса последним. И наш с Верой разговор он вполне мог слышать.
Она коротко рассказала Алисе про скрипнувшую дверь и про то, как из туалета вышел системотехник. Подруга присвистнула.
– Ой, не нравится мне все это, – заметила она. – Вполне может быть, что Веру убили вовсе не из-за ребенка, а из-за этого дневника. Рассказала бы ты про это Бунину.
– Расскажу, – пообещала Наталья. – Вот он освободится немного, и расскажу. Хотя торопиться, как показывает практика, совсем необязательно. Да я бы со стыда сгорела, если бы Иван увидел рисунки в этой тетради!
– Подуу-у-умаешь. Для Ивана существует только одна женщина. Иришка моя. Так что для него это не твой обнаженный портрет, а вещественное доказательство.
В кабинет ворвалась возбужденная Инка, и подруги принялись обмениваться полученной за последний час информацией.
– Все равно их всех Развольский прикончил! – убежденно заявила Инка, выслушав версию Натальиного шефа по поводу кольца. – Он это все прямо сейчас придумал, когда жареным запахло.
– Ой, девочки, ваша нелюбовь к Стасу превращается в фобию. Честное слово, – поморщилась Наталья.
– Да хрен с ним, с твоим Стасом. – Инна вытащила из недр своей необъятной сумки здоровое яблоко и с хрустом вонзила в него зубы. – Давай лучше определимся, чего нам со статьей делать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
