— Извините, пожалуйста, Николай Семенович, не заметил. Это все Шостакович виноват, — пошутил Голубев.
— Понимаю, понимаю… Музыка действительно потрясающая. Я и сам еще не совсем пришел в себя. Вы сейчас на Мойку?
— Да, если хотите — заедем ко мне.
— Сегодня, к сожалению, не смогу. Но вот через пару дней, если разрешите, обязательно позвоню и напрошусь в гости. Я ведь продолжаю работать над книгой о пожарных Ленинграда, и многое из того, что вы мне рассказали, уже использовал. Спасибо вам от всей души за помощь, Сергей Гордеевич! Книгу эту я назову «Бойцы огненного фронта». А что же вы не расскажете о своей книге?
— Работа еще не завершена.
— Желаю успеха! До скорой встречи!
Они расстались, обменявшись крепким дружеским рукопожатием. Военная судьба еще не раз сведет этих людей в самых горячих точках. Впереди у них еще будут многие месяцы блокады, голод и холод, артобстрелы и бомбежки. Но они верили, они з н а л и: Ленинград выстоит, победит.
Ради этого, ежеминутно рискуя жизнью, возглавит Сергей Гордеевич тушение грандиозного пожара на базе «Красный нефтяник» в мае сорок третьего. В том же сорок третьем доведется ему руководить спасением от огня цехов знаменитого Кировского завода. И он, тяжело контуженный, останется на своем посту до конца. Как начальник штаба городской пожарной охраны, будет так же умело направлять и координировать оперативные действия частей и подразделений, чтобы отстоять, сохранить для будущих поколений неповторимую красоту непобежденного Ленинграда. И Родина оценит его мужество и организаторский талант еще одним орденом Красной Звезды и двумя орденами Красного Знамени.
Есть люди, в судьбе которых удивительно точно отражается судьба народа, судьба страны. К таким людям с полным правом можно отнести Сергея Гордеевича Голубева. И ленинградская эпопея — это только часть его судьбы, вобравшей все, что довелось пережить нашему народу за многие десятилетия.
Кончилась война, миновало время ратных дел. Но подвиг народа продолжался в том самоотверженном труде, который вывел страну из трудностей послевоенного времени, сделал ее еще более могучей и процветающей. В передовых шеренгах энтузиастов тех лет трудился коммунист Голубев. Он продолжал дело своей жизни.
Еще в блокадном Ленинграде мечтал Сергей Гордеевич написать очень нужные людям книги о горьком, но богатом опыте тех лет. В мирное время этот опыт нужно было обобщить, закрепить и передать юной смене бойцов огненного фронта. И он воплощает в жизнь задуманное — уже в 1947 году выходит в свет его новая «Пожарная тактика». Все накопленные знания, всю богатейшую эрудицию специалиста отдает он теперь слушателям Ленинградского пожарного техникума и Высших пожарно-технических курсов в Москве.
Есть упоение в бою, есть и одержимость в труде. «Подвижничество» — это ведь слово того же корня, что и «подвиг». Они — нравственные понятия одного ряда. Сергей Гордеевич Голубев трудится упорно, вдохновенно, самозабвенно. Буквально выкраивает свободные от преподавательской работы часы и минуты, но продолжает писать. Одна за другой появляются новые его книги — «Пособие для рядового состава пожарной охраны», «Борьба с пожарами на промышленных предприятиях» и — как итог всему сделанному — капитальный труд «Пожарное дело в СССР». И кто может подсчитать, сколько тысяч специалистов за сорок мирных лет воспиталось на этих книгах?
Так находит конкретное воплощение незыблемое кредо Голубева: «Каждый человек, в конечном итоге, — это сумма того, что сумел он отдать людям». За его плечами — большая жизнь, и измеряется она не количеством прожитых лет, а суммой сделанного, сотворенного, отданного людям. Он не просто свидетель, но именно участник великого множества событий. И в этом сказалась его активная позиция коммуниста: дело народа — мое кровное дело. Поэтому сейчас, оглядываясь на пройденный путь, может он смело сказать: все эти годы прожиты не зря. И большая, нужная людям жизнь продолжается.
Игорь Скорин
В ПОЛЕСЬЕ
Старая полуторка тряслась по разбитой лесной дороге. Она то проваливалась в ухабы, выбитые гусеницами танков, то, поскрипывая, взбиралась на пригорки. Вперед на дорогу угрожающе смотрел ствол пулемета, установленного на кабине, а из-за бортов в разные стороны торчали стволы автоматов. Водитель — совсем молодой паренек — старался выбрать для машины более проходимые участки дороги, и полуторка вихляла, бросая в разные стороны пассажиров. Сидевший рядом с водителем майор в милицейской форме напряженно всматривался в перелески, уже покрывшиеся молодой листвой. Его взгляд скользил по останкам разбитых машин на обочинах дороги, оставленным войной, недавно откатившейся на запад. Временами он устало прикрывал глаза, но когда на очередном ухабе автомат больно бил по коленям, начинал снова и снова вглядываться в лес. В его памяти опять всплывали развалины древнего города. В Луцке майор впервые своими глазами увидел, что натворили фашисты, оставляя город.
Он читал, слышал по радио, видел в кино хроникальные ленты о варварских разрушениях, но развороченные взрывами стены не просто старых, а исторических зданий его поразили. Да и где он мог их видеть? С началом Великой Отечественной войны НКВД СССР эвакуировал из Москвы в глубокий тыл Главное управление милиции, а с ним и часть сотрудников уголовного розыска. Старший оперативный уполномоченный Борис Всеволодович Смирнов оказался в их числе. Там, в тылу, он продолжал свою обычную работу; искал преступников — воров, грабителей, убийц. В общем делал то, чем занимался еще до войны. Когда погнали фашистов, главк вернулся в Москву и наркомат стал направлять опытных работников в освобожденные от оккупантов районы для оказания помощи местным органам власти. Майора Смирнова направили на Западную Украину. В Луцке начальник Управления НКВД Волынской области распорядился:
— Поедете в Шацкий район. Начальника милиции мы еще туда не подобрали, вот и забирайте все милицейские дела в свои руки. Начальник райотдела НКВД там дельный парень, вместе с ним и действуйте. И учтите, что самое главное для нас — это борьба с бандитизмом. Народ устал от войны, от фашистов, а тут еще и бандиты. Запугивают, грабят, убивают, и не только активистов. Кончать с ними надо. Но имейте в виду, что в леса попрятались не одни каратели, фашистские прихвостни да украинские националисты. Они увели с собой и простых селян. Запугали, мол, придут коммунисты и всех, кто оставался под немцами, отправят в Сибирь. Кое-кто поверил, и немало честных людей оказались в лесу. Ведь Советская власть здесь была до войны меньше двух лет. И ваша главная задача — спасти тех, кто попал под влияние организаторов банд и не запятнал себя кровью. Даю вам машину и отделение автоматчиков. Дал бы и больше, да не могу. В других районах тоже не больно спокойно. Приедете на место, в первую очередь — в райком партии…
…Смирнов ехал и вглядывался в недружелюбный лес и держал автомат наготове, так как в области предупредили, что на лесных дорогах одиночные машины нередко обстреливают. Но до места он добрался без происшествий.
Вместе с начальником райотдела НКВД капитаном Шостаком и секретарем райкома партии сразу занялся комплектованием из местного населения истребительного батальона, его вооружением и учебой, так как местных милицейских сил и прикомандированных автоматчиков было явно недостаточно для предстоящих действий. А положение в районе все усложнялось. Совсем рядом гремела война, а тут под боком орудовали бандиты. Они то и дело напоминали о себе: нападали на отдельные хутора, учиняли погромы и грабежи, терроризировали население.
Поразмыслив, Борис Всеволодович разослал сотрудников по селам с заданием выявить родственников тех, кто ушел в лес. Цель была одна — убеждать их, уговаривать, чтобы помогли вызволить из банд своих братьев, мужей и детей, разъясняя, что их ждет помилование, если придут добровольно и, конечно, если за ними нет кровавых преступлений. Один из сотрудников, возвратившись в район, доложил, что на хуторе Гривой живет старик, два сына и два внука которого ушли в банду. Он говорил с этим стариком, убеждал, да тот и слушать не хочет. И Смирнов решил сам встретиться с этим дедом. Приехал на хутор. Застал старика возле калитки. Тот сидел на скамье, накинув полушубок на плечи, в шапке, хоть на улице и теплынь, точь-в-точь как гриб-боровик — кряжистый, крепкий, бородой зарос до самых глаз. Борис Всеволодович поздоровался и попросил разрешения присесть рядом.
— Поговорить можно?
— Отчего же не поговорить, ежели с хорошим человеком.
— Почему, отец, у тебя полсемьи в банде? — прямо спросил Смирнов.
Старик недоверчиво осмотрел майора, потом стал рассматривать свои стоптанные калоши, пригладил бороду, подстриженные под скобку волосы, отвел глаза в сторону и, несмотря на то, что здоровался и отвечал по-русски, перешел на украинский:
