История с М. Хитрово все же не осталась без последствий для тобольских «узников». Сразу же после того, как это дело начало расследоваться, в «отряд особого назначения» был направлен новый комиссар Временного правительства (вместо уехавшего ранее Макарова) – В. С. Панкратов, а в качестве его заместителя – Никольский[405]. При царизме Панкратов, как народоволец, сидел в Шлиссельбургской крепости, а затем многие годы находился в ссылке в Сибири. После Февральской революции он находился на посту председателя Совета Василеостровской народной милиции, а в июне 1917 г. перешел в штаб Петроградского военного округа, где заведовал культурно-просветительным отделом[406]. Так бы и прослужил Панкратов второразрядным чиновником Временного правительства, если бы не его «особые заслуги» в июльские дни 1917 г., когда революционные массы Петрограда вышли на улицы с большевистским лозунгом: «Вся власть Советам!» В ответ Временное правительство, поддержанное меньшевистско-эсеровским ЦИК Советов, прибегло к репрессиям и клевете. В военной контрразведке были сфабрикованы документы, обвинявшие В. И. Ленина и других большевиков в связях с германским генеральным штабом. В. Панкратов, действуя вместе с ренегатом Г. А. Алексинским, подписал и 4 июля передал в печать фальшивку, положившую начало разнузданной антибольшевистской кампании[407].
Назначение Панкратова не отразилось сколько-нибудь существенно на режиме, установленном для Романовых командиром отряда полковником Кобылинским, которого Николай с полным основанием считал своим лучшим другом[408].
Уральский большевик А. Д. Авдеев, направленный из Екатеринбурга в Тобольск уже после Октябрьской революции, писал, что Романовы жили здесь весьма вольготно. Они занимали весь верхний этаж огромного губернаторского дома, комнаты их были уставлены роскошной мебелью, их обслуживало множество людей[409]. Хотя прогулки по городу были Романовым запрещены, им разрешалось (правда, под охраной) посещать соседнюю с домом Благовещенскую церковь. Во время этих «царских выходов» (да и вообще около губернаторского дома) собирались тобольские обыватели, среди которых было немало откровенно черносотенных элементов. В этой связи определенный интерес представляет доклад уже известного нам прокурора Московской судебной палаты А. Ф. Стааля Керенскому, датированный 25 августа. Прокурор сообщал, что он допрашивал председателя Тобольского Совета крестьянских депутатов Экземплярского, сопровождавшего в Москву арестованную М. Хитрово. Экземплярский, доносил прокурор, заявил, что население Тобольска в общем относится сочувственно к царской семье и перед домом, где они живут, всегда стоят небольшие группы, почтительно ожидающие момента, когда кто-либо из Романовых выйдет на балкон или появится в окне… По мнению Экземплярского, необходимо опубликование документов Чрезвычайной следственной комиссии, разоблачающих «изменническую» деятельность бывшего царя и в особенности бывшей царицы[410].
В Тобольске Романовым, как мы уже отмечали, удавалось поддерживать весьма прочные контакты с внешним миром. Осуществлялись они в основном двумя путями: посредством разрешенной переписки, а также через прислугу и некоторых лиц свиты, которая практически беспрепятственно могла выходить из губернаторского дома и возвращаться в него. Одна из приближенных бывшей императрицы – Шнейдер записала в дневнике: «Солдатам надоело нас сопровождать на прогулках… они хотели лишить нас вовсе прогулок, но потом разрешили нам выходить на 2 часа раз в неделю без солдата»[411]. Это обстоятельство, по существу, лишало всякого значения цензуру, которой подвергалась почта Романовых. Вырубова, например, впоследствии писала: «Единственными светлыми минутами последующих дней была довольно правильная переписка, которая установилась с моими возлюбленными друзьями в Сибири. И теперь, даже вдалеке от России, я не могу назвать имена тех храбрых и преданных лиц, которые приносили письма в Тобольск и отправляли их на почту или привозили в Петроград и обратно. Двое из них были из прислуги их величеств…»[412]
Осенью 1917 г. с разрешения Временного правительства в Тобольск на жительство приехали сын и дочь уже упоминавшегося нами врача Е. С. Боткина, учитель англичанин Гиббс, фрейлина С. Буксгевден и некоторые другие. Приезжали в Тобольск и временные посланцы, например придворный зубной врач Кострицкий и чиновник гофмаршальской части Царскосельского дворца барон де Боде, официально привезший дополнительный царский багаж. Одновременно установилась и поддерживалась нелегальная связь: уже ранней осенью в Тобольск начали прибывать специальные «курьеры», которых конспиративные монархические группы тайно направляли сюда для наблюдения и установления необходимых контактов…
Через своих родственников и друзей, остававшихся в России, Романовы имели «выход» и за рубеж. Как следует из доклада комиссара Временного правительства С. Г. Сватикова, заговорщические нити из Тобольска через Москву, Петроград и Крым тянулись, в частности, в Швейцарию, к упоминавшемуся нами обществу «Святая Русь», возглавляемому бывшим царским дипломатом Бибиковым и неким Сватковским. Сватиков доносил, что, по имеющимся у него данным, монархисты из этого общества связаны с теми кругами в России, которые ведут тайную работу по организации побега Романовых из Тобольска: «В этом направлении уже предприняты серьезные шаги. Для сношений пользуются датским курьером, равно как и курьером одной из южноамериканских республик (Чили или Уругвая)…» По сообщению Сватикова, монархисты дважды собирались в Лозанне, «причем на этих съездах обсуждались вопросы относительно устройства побега Николая II». Отсюда, из Швейцарии, русские монархисты поддерживали связь с Германией, в частности с Дармштадтом, где жили родственники Александры Федоровны, и получали оттуда немалые средства[413].
Вполне благоприятствовала Романовым и политическая обстановка, сложившаяся в Тобольске. Власть здесь принадлежала кадетско-меньшевистскому Временному комитету общественного спасения. Соглашательский Совет рабочих и солдатских депутатов сколько-нибудь серьезного влияния не имел. Большевиков в городе было мало, буквально единицы, к тому же входили они в организацию, объединенную с меньшевиками[414].
Один из тобольских большевиков – И. Коганицкий писал в своих воспоминаниях: «Я и еще некоторые товарищи написали в Тюмень и Омск. Пока же надежда была только на преданную нам группу гвардейцев из 12–13 человек во главе с подпрапорщиком Матвеевым, которая на одном из неофициальных собраний большевиков дала клятву, что она сама погибнет, но ни одному из членов «семьи» не дадут выйти живыми, и для этого в каждой смене караула были вкраплены свои люди»[415]. Но горстка большевиков и небольшое число солдат «отряда особого назначения», которые их поддерживали, не могли, конечно, контролировать положение. Несмотря на то, что в Тобольске был введен особый паспортный режим[416] и у всех приезжавших проверялись документы[417], в городе проживало множество неизвестных лиц, в том числе офицеров.
В самом Тобольске и его округе стали появляться листовки с призывом «помочь царю-батюшке постоять за веру русскую, православную»[418], распространялись разного рода провокационные, подстрекательские слухи. В сентябре Тобольский исполком социалистической учащейся молодежи вынужден был издать специальную прокламацию, в которой призывал население не верить тем, кто утверждает, что «все бедствия из-за того, что нет царя», а о людях, которые будут «убеждать против нового правительства и за старого царя», сообщать местным властям[419].
