Владыка Ириней оказался мужчиной средних лет, высоким, статным и красивым. Если бы не длинная борода с уже заметной проседью, его можно было принять за киноактера. Едва я переступил порог номера, он встал навстречу и по-простому пожал руку. Тем самым разом избавив меня от мучительных раздумий, как вести себя со столь важным лицом.
Мы сели в кресла за маленьким столиком друг против друга, послушник поставил перед каждым чашку чая и вазочку с печеньем, после чего неслышно удалился. Владыка внимательно посмотрел на меня, и вдруг, неожиданно для себя, я рассказал ему обо всем случившемся со мной в Горке, не пропуская малейшей детали. Ириней слушал, не перебивая. Несколько раз он брался за ручку чашки, стоявшей перед ним, но чай так и не пригубил.
— Раиса Жирова не перенимала чародейства у старого колдуна, — сказал он, когда я умолк. — Она, действительно, ушла с ним тогда со свадьбы, но сделала это по просьбе мужа. Это он… А над девочкой той она молилась, желая спасти. Знала, что муж решил сделать с племянницей в отместку брату…
— Откуда вы знаете? — изумился я.
— От самой Раисы. Она была человеком искренне верующим. Только мужа любила больше, чем Бога. Когда муж вместе со своим, — владыка поморщился, — Кнуровым организовали в монастыре гарем, она сняла их оргии на видеопленку (камеру ей одолжил один из прихожан) и привезла запись мне. Хотела, чтобы мы усовестили мужа, заставили его вспомнить о пастырском служении. Но решение, как вы знаете, было другим…
— Зачем же она снимала горкинских начальников?
— Нетрудно догадаться. Истекало полгода, отведенных местной властью для определения принадлежности прихода. Видимо, так она хотела повлиять на власть. Напрасно. Ни одна православная церковь не приняла бы недостойного в свое лоно. Мы известили всех. Между церквями-сестрами случаются разногласия, но принять к себе служителя маммоны, развратника и отступника от истинной веры…
— Как вообще ранее судимый мог стать священником?
— Это случилось задолго до моей хиротонии, — вздохнул Ириней. — Мы потом проводили разбирательство. Константин Жиров… Кстати, его настоящая фамилия Пискижев, он из старого рода колдунов деревни Прилеповка, поэтому взял фамилию жены. Может, еще и потому, что фамилия неказистая: пискиж, по-местному, пескарь. И слово обидное, им низкорослых мальчишек испокон века дразнили. В Прилеповке и Софьевке до сих пор спорят, где больше жило колдунов, но были они и там, и там…
Когда этот Пискижев отбывал наказание в колонии-поселении, то близко сошелся с местным священником. Помогал ему, учился… Человек был не без способностей, поэтому церковную службу познал досконально. Когда вернулся из колонии, познакомился с другим священником, который не знал о его судимости, поэтому и рекомендовал… У нас и сейчас кадровый голод, а тогда совсем трудно было… А тут человек с высшим образованием, досконально знающий службу, представительный… Перед рукоположением священнику полагается генеральная исповедь — все грехи, начиная с семилетнего возраста. Пискижев утаил свою судимость. Только за одно это его следовало извергнуть из сана.
Ириней умолк, и некоторое время в номере было тихо.
— Я вас, Аким Сергеевич, собственно совсем за другим позвал, — сказал епископ, отодвинув чашку с холодным чаем. — Как только услыхал… Скажите, Сергей Акимович Ноздрин-Галицкий, генерал-полковник, командующий военным округом при государе-императоре Александре III, кем вам доводится?
— Прапрадедом.
— Следовательно, вы потомок его старшего сына Акима, впоследствии — генерал-лейтенанта, героя первой мировой войны?
— Так точно.
— А что вам известно о младшем сыне Сергея Акимовича, Александре?
— Ничего. Кроме того, что таковой был.
Епископ понимающе кивнул.
— Тогда я вам расскажу. Александр ослушался отца и не пошел по военной службе. Поступил в Санкт-Петербургский университет на историко-филологический факультет, славяно-русское отделение. Отец, разгневанный его своевольством, сыну помогать отказался, Александр на жизнь и учебу зарабатывал сам. Однажды, получив от одного петербургского журнала заказ написать статью о колдунах, приехал сюда, в деревню Прилеповку — за материалом…
Уже понимая, что сейчас услышу, я смотрел на него, широко открыв глаза.
— Александр, как многие студенты того времени был человеком неверующим, нигилистом. Хотя к концу девятнадцатого века слово это уже вышло из моды… В Прилеповке он нашел, что искал. И даже больше. Однажды ночью, когда Александр подсматривал за древним языческим обрядом, на него напал еретник. Студента спасла Божья благодать: он уничтожил еретника, окропив его освященным местным архиереем вином. После чего, впечатленный, поехал к архиерею, повинился во всем и попросил постричь в монахи. Архиерей оказался человеком умным: взял его на послушание, а через год, убедившись в искренности веры, рукоположил в священники. Из смирения отец Александр сократил свою дворянскую фамилию — с тех пор мы просто Ноздрины.
— Мы?
— Да. В миру я Сергей Александрович Ноздрин, внук того самого Александра Сергеевича Ноздрина-Галицкого. Так что мы родственники, хотя и очень дальние. Впрочем, как только я увидел вас…
Владыка Ириней встал, я тоже вскочил. Он взял меня за плечи.
— Овал лица, нос, темные вьющиеся волосы… Я узнал бы вас даже на улице. У меня к вам предложение, Аким Сергеевич.
— Какое?
— Вот уже более века Ноздрины духовно окормляют паству Горки. Мой отец, Александр Александрович, был здесь священником свыше шестидесяти лет, до самой смерти. Это его сменил Жиров… Образовалась традиция. Но я монах: у меня нет детей, и не может быть. У обеих сестер — только дочки. Я хочу предложить вам…
— Мне?
— После того, что я здесь услышал, еще более укрепился в своем мнении. Вы как бы повторили путь моего деда. Приехали сюда по суетному поводу, а в результате вступили в борьбу с бесовщиной. И победили ее… Разумеется, чтобы стать священником, придется поучиться в академии, но вам это будет не трудно. Можно заочно. Найдете хорошую, богобоязненную девушку, женитесь, родите детей… Из вас получится хороший пастырь. Поверьте!
Я молчал, не зная, что ответить.
— Я вас не тороплю — думайте! — сказал Ириний, обнимая меня на прощание. — Надумаете — найдете меня.
— Скажите, — окликнул он у меня у самой двери. — Этот ваш напарник, Кузьма, он… превращался зачем? Из желания испытать запретное, почувствовать свое превосходство над другими?
— Чтобы спасти нас. Он только чудом не погиб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
