Пирр ничего не достиг из того, что он хотел. Ахиллес и Александр оказались его злыми ангелами. В его случае стремление к славе не подкреплялось соответствующей неуклонной одержимостью. В отличие от своего великого родственника, завоевателя Персидской империи, Пирр в своих действиях никогда не стремился опираться на политические структуры, он руководствовался чистым эгоизмом.
Безусловно, Пирр обладал очень хорошими качествами. Его можно назвать харизматической личностью, он отличался великодушием и на поле боя всегда находился впереди войск. Он без промедления, рискуя жизнью, бросался в рукопашные схватки и получал ранения. Известный своим благородством, он был отважным рыцарем древнего мира. Многие восхищались им за его умение командовать на поле боя. Современники рассказывали, что если остальные цари-преемники доказывали свое сходство с Александром «лишь пурпурными облачениями, свитой, наклоном головы влево да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках».
Нам, живущим тысячи лет спустя, трудно понять военные достижения Пирра. Не его вина в том, что мы знаем о его деятельности из литературных источников, где его сражения описываются очень запутанно и крайне неопределенно, а именно здесь больше всего необходима точность.
При всей гениальности, энергичности и привлекательности Пирра, в его действиях постоянно проявляется какая-то неосмысленность. Он был авантюристом и не использовал почти никаких своих возможностей. Царь молоссов представлял для Рима серьезную опасность, однако для римлян она не стала смертельной. Создается впечатление, что Пирр не слишком основательно готовил свои военные операции. Он понял, какие огромные человеческие ресурсы имеет Римская республика, только тогда, когда стало уже слишком поздно. Быстрое возрождение разгромленной армии Левина, подобно внезапному появлению отрубленной головы гидры, стало для царя тяжелым ударом, но к тому времени он уже полностью втянулся в войну и дал обязательства Таренту.
Однако его неудачная итальянская экспедиция имела одно существенное последствие. Теперь греки признали, что на международной политической сцене появился новый игрок. Они оказались под жестким пристальным взглядом воинственного государства, которое стало господствовать над всем Апеннинским полуостровом. Поскольку какая-то часть греков имела перед собой кровавый пример Пирра, то римляне надеялись, что теперь склочный греческий мир займется своими делами и предоставит им полное право руководить им без какого-то ни было внешнего вмешательства.
Когда под ответственностью римлян оказались города-государства Южной Италии, они задались вопросом, а не придется ли им теперь пристально следить за всеми проблемами Сицилии, ведь Регий и Мессена (сегодняшняя Мессина) отделены друг от друга только узкой полосой воды. Неустойчивое состояние на острове представляло собой своего рода инфекцию, передающуюся по воздуху. Она в любой момент могла распространиться через море на опустошенный полуостров, который как никогда нуждался в мирной передышке.
В самом конце своего пребывания в Италии Пирр предупредил греков. Перед своим последним отъездом из Тарента он обсудил со своим окружением последствия неудачи в Сицилии: «Какое ристалище для состязаний оставляем мы римлянам и карфагенянам, друзья!»
11. Все на море
Исследовательская флотилия вышла в Средиземное море, прошла через Геркулесовы Столбы и оказалась на бескрайнем просторе Атлантического океана. Затем она повернула на юг и направилась вдоль береговой линии Западной Африки.
Столбы по обеим сторонам узкого водного прохода, который мы называем Гибралтарским проливом, для большинства образованных людей V века отмечали западный предел обитаемого мира. Название «столбов» служило напоминанием, что полубог Геркулес дошел до этого места во время совершения своих подвигов. Прежде сюда также добирались греческие путешественники и торговцы, однако их время закончилось. У греков остались только Массилия и некоторые колонии на севере Испании. Теперь в этом западном водном пространстве господствовали финикийские торговцы, в основном выходцы из крупного североафриканского города Карфагена.
Шестьюдесятью галерами, на каждой из которых было пятьдесят гребцов, командовал Ганнон — выходец из крупнейшего карфагенского рода. В его записках, появившихся после 500 года, сообщается об основании торговых форпостов на африканском побережье. На расстоянии двух дней пути от Гибралтара путешественники основали свою первую маленькую колонию, а затем достигли внутреннего залива, заросшего тростником. Там паслись слоны и другие животные. Карфагеняне продолжили свое плавание и по пути основали еще несколько поселений, откуда, по-видимому, стали вывозить соленую и сушеную рыбу, которую Карфаген поставлял в Грецию. Возможно, что оттуда же поступала финикийская фиолетовая краска, которую получали из морских улиток, обитающих у этого побережья.
С африканскими племенами, жившими южнее Сахары, карфагеняне торговали таким способом, который называется «немым обменом». Об этом в V веке писал греческий «отец истории» Геродот: «Они выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят. Тогда карфагеняне опять высаживаются на берег для проверки: если они решат, что количество золота равноценно товарам, то берут золото и уезжают. Если же золота, по их мнению, недостаточно, то купцы опять садятся на корабли и ожидают. Туземцы тогда вновь выходят на берег и прибавляют золота, пока купцы не удовлетворятся. При этом они не обманывают друг друга: купцы не прикасаются к золоту, пока оно неравноценно товарам, так же как и туземцы не уносят товаров, пока те не возьмут золота».
Он написал о своем путешествии отчет, который высечен в храме Баала Хаммона в Карфагене, однако Ганнон не упомянул о торговле золотом, скорее всего из-за того, чтобы туда не отправились его конкуренты.
Теперь основная цель путешествия была достигнута. Несмотря на нехватку воды и очень жаркую погоду, флотилия отправилась дальше. По-видимому, путешественниками двигало любопытство и страсть к приключениям. В одном случае, когда суда попытались подойти к берегу, дикари, одетые в шкуры, не хотели их принимать и стали швыряться в прибывших камнями. В другом случае какие-то чернокожие люди просто убежали от них.
Пройдя вдоль берега много дней, карфагеняне достигли дельты Нигера, где они высадились на остров. Ганнон писал: «Сойдя на остров, мы ничего не увидели, кроме леса, а ночью мы увидели много разожженных огней и услышали игру двух флейт, кимвалов и тимпанов, грохот и крик большой толпы. Страх охватил нас, и прорицатели велели покинуть остров. Быстро отплыв, мы прошли мимо горящей земли, заполненной благовониями. Огромные огненные потоки стекают с нее в море. Из-за жары невозможно было сойти на берег. Но и оттуда, испугавшись, мы быстро отплыли. Проведя в пути четыре дня, ночью мы увидели землю, заполненную огнем. В середине же был некий огромный костер, достигающий, казалось, звезд. Днем оказалось, что это большая гора, называемая Колесницей Богов».
Карфагеняне не могли понять, что это, однако мы знаем, что они увидели извергающийся вулкан.
Через некоторое время, в течение которого они продолжали двигаться на юг, карфагеняне достигли другого острова в заливе. Там они столкнулись с какими-то таинственными существами: «Он населен дикими людьми. Там было очень много женщин, тело которых поросло шерстью. Переводчики называли их гориллами. Преследуя их, мы не смогли захватить мужчин, все они убежали, карабкаясь по кручам и защищаясь камнями. Трех же женщин мы захватили. Они кусали и царапали тех, кто их вел, и не хотели идти за ними. Однако убив, мы освежевали их, и шкуры доставили в Карфаген».
На этот раз удивленные путешественники стали участниками встречи человека разумного с какими-то видами приматов.
Тридцать пять дней прошло с тех пор, как Ганнон уехал из Карфагена. Когда у него кончилось продовольствие, он велел своим судам возвращаться назад в знакомое ему Средиземное море.
Карфагеняне в особенности и финикийцы вообще были бесстрашными путешественниками и торговцами. Обычно они отправлялись в путь ради каких-нибудь торговых целей. Еще в VII веке египетский фараон, склонный к гигантским проектам, отправил нескольких финикийцев в плавание вокруг Африки. Их судьба неизвестна, но если они сумели совершить задуманное — сообщается, что они совершили это плавание за два года, — то оно принесло мало пользы, так как африканский континент оказался очень большим, а сам морской путь — слишком длинным, чтобы им могли воспользоваться жители Средиземноморья.
