Город зажил как и все остальные советские города, имея кучу преимуществ, которые перевешивались единственным стратегическим недостатком — все было временным, СЛУЖЕБНЫМ. Детство, молодость, зрелость, проблемы (типа «любовь»), квартиры, гаражи — все было служебным, НЕ НАВСЕГДА… Город стал громоздким, сложным, проходным двором. Длина дворовой тропинки — жизнь. Причем вход в этот двор назывался «Молодость», выхода было два — «Неудача» и «Богатство». Третий выход — «Уважение и почет» кто-то заколотил мощными досками. При этом многие, которые из боевых, подходили именно к этой, третьей двери, поскольку две первые ну никак не устраивали. Пытались ее перелезть, падали на той стороне как придется и всю оставшуюся жизнь помалкивали.
— Привет соседям! Петр Кузьмич, вы похоже отставник?
— Да…
— А где служили?
— Да там… На Байконуре…
— А-а…
Последняя фраза произносилась еще каких-то 5-7 лет назад ВОСХИЩЕННО-УВАЖИТЕЛЬНО. В модификации «УХ ТЫ !!!». Теперь она все больше стала произноситься СОЧУВСТВЕННО. Вот отставники — танкисты, зенитчики, летчики — это да… Под стакан и про карибский кризис, и про Ебипет, Сомали, Вьетнам, Эфиопию расскажут, и орден-медаль боевой покажут. Хоть и давали подписку о неразглашении. А эти — байконурские, контуженные какие-то, неинтересные. Че делал? Испытывал?… Космонавтов видел? Нет?… Так че делал то? Испытывал?… Королева видел? Нет?… Ну скажи по секрету — че же ты там все-таки делал? Испытывал… Да ну тебя, интеллигент паршивый…
Но молодые лейтенанты, выращенные на портретах Гагарина, горящие нетерпимым желанием прикоснуться самим к черному, неизвестному, загадочному космосу, все прибывали на полигон эшелонами. Впереди была жизнь, все собирались жить вечно. Ну сейчас мы тут освоимся-разберемся, и дадим им жару… Кому? Неважно. В молодости неважно — кому дать жару.
Интенсивно в те времена работали преимущественно комплексы «Протона», «Союза», измерительный комплекс и военные строители… К тому времени «холодная война» переместила свои акценты (финансирование) на более прагматичные уровни, вернула «острие науки» из космоса на землю и под воду. Потому как военный космос — это, вообще говоря, только большой бинокль и большое ухо. И все. Ядерное оружие и ядерная война в космосе не очень понималась. Где тот рейхстаг, на который нужно водрузить знамя? Как отсечь кусок Вселенной, обвязать его колючей проволокой с надписями «Запретная зона. Проход запрещен. Стой! Стреляют!»
Лупить из космоса ядерными бомбами по противнику… Можно, конечно, посадить нашего полтавского колхозного сторожа и в Парагвай. Пусть оттудова лупит из дробовика по нарушителям нашего колхозного спокойствия. А лучше того — пусть метает гранаты в район нашего колхоза… А ведь и «метали»! Было ведь несколько ядерных взрывов в околоземном пространстве. Для изучения. Изучили, оценили… Затем оценили надежность всей громоздкой цепи «техника-человек-техника» … Прикинули… И решили — «ну его на хер…»
Холодная война предпочла шахтные ракеты (необслуживаемые, по большому счету) засунуть в тайгу, на подводные лодки, на подвижные комплексы. Крылатые ракеты с химическим, бактериологическим и прочим иным дерьмом, ну и другие фокусы от переносных ядерных зарядов (диверсионными группами) до тектонических провокаций, заражения мигрирующих птиц и мух, климатические катастрофы и т.д.
Битва в космосе имеет, видимо, начало и конец. Начало — первый спутник Королева, конец — последний человек на Луне. Вернера фон Брауна. Все остальное — между. Все остальное — технология совершенствования, наращивание количества, политические спекуляции наконец. Венера, Марс — не в счет. Ну на кой нам Парагвай, чего с ним делать, как туда добираться, что там взять, как оттуда напугать противника? И главное — как самим не попасть под парагвайскую гранату?
Холодная война если не ушла с полигона совсем, то во всяком случае сжалась до специальных лабораторий и МИКов, где готовили к пускам все те же «большие бинокли» и «большие уши». «Янтари», «Салюты» и тьма других железяк вступали передовыми окопами, вынесенными разведточками и корректировщиками огня в будущей войне. Штирлиц, конечно, герой, спору нет. Однако практические боевые действия ( боевые дежурства в том числе) вели все те же РВСН, танкисты, зенитчики и летчики.
Все больше и больше боевая готовность полигона оценивалась по аккуратности покраски бордюров (в г.Ленинске), по чистоте строевого плаца (в г.Ленинске), по отделке ленинской комнаты (в г.Ленинске), по количеству спирта, выпитого проверяющими из Москвы… в г. Ленинске, понятное дело.
Все больше и больше боевая работа (испытания, еп-ть) перемеживалась с изучением-конспектированием материалов съезда, с инициативами по разоружению и мирному сосуществованию… «Под чутким руководством Коммунистической Партии и лично Генерального Секретаря, Выдающегося деятеля современной эпохи …» Помните ?
А еще… Кое-кто имел друзей — служивших в Германии, Венгрии, Польше и прочих «импортных» странах. И из отпусков люди стали привозить «жевачку»… А еще — «джинсы» и «техасы»… А еще «Кока-колу». А еще — страшно сказать. Ну шо делать — скажем…
В наряды офицеры обычно брали что? Пожрать на сутки, фляжку спирта на всякий случай, карты-нарды… Ну и книжку или журнал на ночь почитать. Какой журнал? «Огонек», «Зарубежное военное обозрение», «Коммунист Вооруженных Сил». А тут! По большому секрету, гораздо более «секретному», чем вся документация в секретной библиотеке вместе взятая, стала появляться документация… которая называлась… Порнографический журнал! Импортный Цветной!
Ой! Ух ты! О-па! Ерх тым плюх!
Засаленные эти журналы со смачными тетками, со сценами «из жизни отдыхающих» стали конкретно изучаемыми документами при несении дежурства в ночное время. На стартах, в штабах, в МИКах, на КПП и т.д… Какой там «Коммунист Вооруженных Сил»? Какие там материалы съезда? Нечеловеческое лицо мирового империализма, соединение угнетенного пролетариата всех стран, жутчайшие страхи милитаризации загнивающего капитализма, неизбежность краха западной массовой культуры, ежесекундная сумасшедшая интенсивная подготовка капиталистического общества к уничтожению всего прогрессивного человечества — все это как-то отошло… Куда-то.
И очень даже странно, но вытащенный кем-то на свет божий Роберт Бернс, в переводе на русский говоривший:
«Я славлю мира торжество, довольство и достаток,Создать приятней одного, чем истребить десяток…»
стал как-то легко ложиться на биологическую основу белков и углеводородов, из которых состояли в том числе и самые боевые из боевых офицеров… Надо же! Кто бы мог подумать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
