– А Наталья-то! Наталья-то какова! – почтенная фрейлина всплеснула обеими руками. – Ну, право, колдовка, колдовка и есть!..
Если бы знала тетушка, как волновалась сама Натали, ожидая мужа! Какое уж тут колдовство!
Как только вернулся домой Александр Сергеевич, не вытерпела Наталья Николаевна, бросилась в переднюю и упала бы как подкошенная, если бы не обнял, не поддержал ее муж…
Когда в переднюю вышла Екатерина, Пушкин резко спросил: как это могло случиться, что в такое короткое время барон Дантес-Геккерен успел в нее влюбиться?
Коко вспыхнула и убежала. Она не видела тяжелого взгляда, которым проводил ее Александр Сергеевич. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди: теперь-то, наконец, объявят о свадьбе!
А потом было так, как повелось в доме Пушкина в эти дни. Александр Сергеевич не скоро отпустил Наталью Николаевну из кабинета. Наталья Николаевна, кажется, еще дольше оставалась в спальне с Азинькой. Мешалась между ними Коко, но никакого толку не добилась.
Все было так, как в любой из этих дней. Только сестры, заключившие союз, Азинька и Таша, становились час от часу бодрее. Громче, веселее распоряжается в доме Александра Николаевна. Даже дети вдруг расшумелись.
Сашка, пользуясь тем, что никто не заглядывал в детскую, проскользнул в кабинет к отцу. Александр Сергеевич не шелохнулся. Сын недовольно посопел. Ни малейшего к нему внимания! Тогда Сашка догадался – потянул отца за рукав сюртука.
– Ты, друг? Добро пожаловать, коли пришел. Что скажешь?
Сашка ничего не сказал, только засопел от удовольствия, потому что крепко обнял его отец. А отец погладил сына по голове, посмотрел на него пристально, серьезно.
– Не приведи тебе бог, Сашка… – И обнял его еще крепче.
Глава девятая
Коротки в Петербурге ноябрьские дни, коротки так, что еще ничего не успеет человек, а глядь, уже нужно переворачивать листок календаря. В эти дни редактору-издателю «Современника» нужно было бы думать о выпуске четвертой, последней в году, книжки журнала. Спасибо, если выручит «Капитанская дочка». А дальше что?..
Но не сидится Александру Сергеевичу за письменным столом. Он приказывает подать шубу и куда-то едет. Выезжает следом за мужем и Наталья Николаевна. Даже затворница Азинька покидает дом для каких-то неотложных визитов…
Только Екатерина Николаевна отсиживается дома да раскидывает карты. Многое кажется ей странным. Если дело со свадьбой слажено, почему не едет просить ее руки для сына голландский посланник? Почему не скачет следом за отцом счастливый жених? Раскидывает карты Коко и прислушивается. Никак и впрямь подъехала к дому карета?..
Через минуту и следа не остается от сладкой надежды. То к Пушкину снова заезжал добрый хлопотун Жуковский. А Александра Сергеевича дома нет и нет.
Все куда-то ездят, а возвратившись, ведут между собою разговоры тайком. Говорят, конечно, о свадьбе. Только про невесту опять забыли.
Лишь вчера Александр Сергеевич ездил к тетушке Екатерине Ивановне, и там старый барон Геккерен объявил ему о предложении руки и сердца, которое делает ей, Коко, барон Жорж. Вчера!.. Но когда Екатерина Николаевна вспоминает все события, все разговоры, все выезды домашних и свои волнения, она переспрашивает себя с удивлением: да неужто прошел только один день?!
Прошел этот томительный день, но не принес будущей невесте ничего нового. Азинька, правда, сочувствует ей всей душой. Она так рада, что предложение руки и сердца, которое делает Жорж Геккерен, наконец объявлено Пушкину. Но еще никогда так не пахло порохом, как сейчас…
– Да ведь отказался же от дуэли Александр Сергеевич? – почти стонет Коко. – Отказался?
– А ты посмотри на него внимательнее… И поверь мне: Александр Сергеевич ни о чем так не жалеет, как о своем отказе от дуэли. Помни: никогда так не пахло порохом, как сейчас…
В самом деле – Пушкин был вне себя. Едва объявил он старому Геккерену об отказе от дуэли, снова замкнулся вокруг него безысходный круг.
Но рано собрались торжествовать победу Геккерены. Они жаждут, чтобы его вызов остался тайной? Он молчать не будет!
Пушкина словно лихорадило. В один день он побывал у Вяземских, у Мещерских, у Виельгорских и у князя Одоевского. Друзья слушали его рассказы, похожие на фантастическую новеллу. Эта таинственная свадебная новелла превосходила всякую меру вымысла, когда среди действующих лиц, как главный персонаж пролога, являлся император.
Разумеется, поэт говорил об этом лишь в тесном дружеском кругу. Одним запомнился его желчный смех, другим – зловещие паузы. Когда же Пушкин сообщал о предстоящей женитьбе барона Геккерена на Екатерине Гончаровой, то даже близкие к семейству поэта люди восприняли эту новость как оглушительный выстрел, который завершал, вместо дуэли, волокитство Дантеса за Натали Пушкиной.
Все, что рассказывал Александр Сергеевич, вызывало новые тревоги. Но одновременно рождалось желание не мешаться больше в историю, в которой не разберется сам дьявол. Это желание было тем естественнее, что дуэль как-никак удалось предотвратить. Остальное – непостижимо человеческому уму.
А Пушкина лихорадило все больше и больше. Он старался использовать каждый час. Он говорил не только с друзьями, но и просто со знакомыми, сам искал встреч. Рассказы Пушкина о несостоявшейся дуэли и предстоящей свадьбе были тем более удивительны, что от Геккеренов еще не было никакого объявления о сватовстве к Екатерине Гончаровой.
Самые разноречивые слухи летели вихрем. Азинька первая поняла, что Александра Сергеевича надо спасать от него самого. По горячим следам она бросилась к тетушке Екатерине Ивановне, та послала за Жуковским – колесо завертелось.
Азинька объяснилась с Ташей. Нужно действовать немедля! Александр Сергеевич, вчера отказавшись от дуэли, сегодня готовится превратить свой отказ в новый удар, убийственный для чести Геккеренов.
– Пойми, пойми меня, Таша! – повторяла Азинька, едва владея собой.
Но так безучастна казалась Таша, что Азинька почти закричала, пораженная каким-то смутным предчувствием:
– Что с тобой? Опомнись!
– Господи! – горестно вырвалось у Натальи Николаевны. – Чего вы все от меня хотите?
Она заломила руки и была в своем отчаянии так хороша, что Азинька бросила на нее откровенно завистливый взгляд. Впрочем, она тотчас обняла Ташу. Они плакали, не таясь друг от друга, потому что чувствовали свое бессилие перед вернувшейся в дом бедой…
Все больше тревожился и Василий Андреевич Жуковский. А застать Пушкина дома невозможно. Тогда еще раз взял перо в руки Василий Андреевич, чтобы рассказать Пушкину замысловатую сказку:
«Вот тебе сказка: жил-был пастух; этот пастух был и забубённый стрелок. У этого пастуха были прекрасные овечки. Вот повадился серый волк ходить около его овчарни. И думает серый волк: дай-ка съем я у пастуха его любимую овечку; думая это, серый волк поглядывает и на других овечек, да и облизывается…»
Маститый сказочник перечитал написанное. Поведение волка – Дантеса, повадившегося ходить около овчарни пастуха – Пушкина, было описано с большим приближением к действительности. Это противоречило, пожалуй, тем ручательствам, которые Василий Андреевич давал за благородство намерений Геккеренов. На этот раз он готов идти на уступки, только бы принудить Пушкина к молчанию насчет несостоявшейся дуэли.
И стал продолжать свою сказку Жуковский:
«Но вот узнал прожора, что стрелок его стережет и хочет застрелить. И стало это неприятно серому волку; и он начал делать разные предложения пастуху, на которые пастух и согласился. Но он думал про себя: как бы мне доконать этого долгохвостого хахаля? И вот пастух сказал своему куму: «Кум Василий, сделай мне одолжение, стань на минуту свиньею и хрюканьем своим вымани серого волка из леса в чистое поле. Я соберу соседей, и мы накинем на него аркан…» – «Послушай, братец! – сказал кум Василий. – Ловить волка ты волен, да на что же мне быть свиньею? Ведь я у тебя крестил. Добрые люди скажут: свинья-де крестила у тебя сына… Неловко». Пастух, – закончил сказку Василий Андреевич, – услышав такой ответ, призадумался, а что он сделал, право, не знаю…»
Больше ни слова не услышит от него Пушкин. К делу!
Прошло около сорока лет с тех пор, как в русских журналах со славою явился юный стихотворец Жуковский. Но давно обогнало его быстротечное время. Признанный чародей стиха ныне довольствуется жребием переводчика. Правда, и переводы его становятся самобытными поэтическими созданиями. Уже несколько лет трудится Василий Андреевич над переводом поэмы «Ундина».
Лет за пятьсот и поболе случилось, что в ясный весеннийВечер сидел перед дверью избушки своей престарелыйЧестный рыбак и починивал сеть…
В хижину к рыбаку, живущему с женой без бед и горя, является неведомый рыцарь. Едва приветили рыцаря старики:
