Любовь, как говорится, зла, полюбишь и зека. Тем более если обижен в личной жизни судьбой. О трагической любви ленинградской прокурорши к известному преступнику Мадуеву, толкнувшей несчастную на ряд преступлений, знает, наверное, каждый. На основе этой истории снят художественный фильм «Тюремный роман», где главные роли сыграли Марина Неелова и Александр Абдулов. Прототип же ведущей героини, отсидев продолжительный срок в колонии строгого режима, вышла на свободу и прочно спряталась в тень от назойливых журналистов и их читателей. Зато стала притчей во языцех любовная история скандально известного генерала Дмитрия Якубовского, обвиненного в хищении рукописей из петербургской публички. Генерал Дима фактически повторил фабулу «Тюремного романа», закрутив любовь с собственной адвокатшей, не поднимаясь с нар.
Но вернемся к более приземленным людям. Не так давно одна из контролерш следственного изолятора Донбасса была поймана за руку во время неблаговидной попытки подработать. Любовью в данном случае и не пахло. Просто мать-одиночка, устав от тщетных попыток прокормить семью на скромную зарплату, согласилась оказать сексуальные услуги одному из крутых подследственных. Теперь бедолага томится в ожидании собственной участи в темной камере этажом ниже.
Зацепиться за жизнь за колючкой — мечта любой зечки, но в женских колониях звуки марша Мендельсона звучат гораздо реже, чем в мужских. И это не удивительно: женихов не хватает и благополучным бабам, что уж говорить о забракованных обществом. Да и трезвомыслящие зечки не одолевают печатные издания своими сентиментальными объявлениями, как это делают их братья по несчастью. И все же шанс обзавестись законным супругом есть и у них. Если вовремя подсуетиться там, где система не делит арестованных по половому принципу, т. е. в следственном изоляторе.
За последние два года сотрудники городского управления загса маленького города Бугульмы, что расположен в Татарстане, объявили мужем и женой в СИЗО 17 пар. И хотя согласно статистике 70 % тюремных браков заканчиваются разводом, приходится лишь поражаться, с каким упорством невесты и женихи преодолевают большие расстояния, хождения по инстанциям, бумажную волокиту, чтобы стать «супругом в законе».
Среди невест большинство — девушки (но есть и женщины в возрасте до 60), приехавшие из глубинок. У каждой — своя причина вступления в брак с осужденным. Кто-то натосковался по мужскому естеству, кто-то пал жертвой сентиментальной наживки и собственной экзальтированности. Дворничиха из Набережных Челнов не скрывает истинных целей замужества: без штампа в паспорте она может лишиться комнаты, где долгое время сожительствовала с будущим мужем.
Непросто складывается семейное счастье у Гули — молодой жены осужденного на четыре года Андрея. Едва они успели познакомиться, как он «загремел» в тюрьму за драку. Вышел — стали встречаться вновь. Только собрались расписаться — снова угодил за решетку, и снова за драку. На первом же свидании в СИЗО он спросил девушку: «Ждать будешь?». — «Да», — ответила Гуля. Почему бы тогда не зарегистрироваться? Родители поступка Гули не одобрили, а свекровь рада, зовет к себе жить. Впечатления от церемонии регистрации у девушки удручающие — она надела красивое подвенечное платье, но начальство СИЗО не разрешило снять пальто. И жениху привезли костюм, но в камеру его не передали.
Брачная церемония укладывается в четверть часа. В бывшем «красном уголке» выездной сотрудник загса оформляет документы. Кольцами молодые не обмениваются — в камере же символы супружеской верности носить запрещено. Помимо обычной гостиницы новобрачные оплачивают расходы на выездную регистрацию. Откупоривать шампанское нельзя, как не положен даже скромненький фуршет. Зато положена более весомая льгота — три часа побыть вместе.
В донецких колониях привилегии молодоженов шире. Вслед за брачной церемонией им положен трехдневный «отпуск» в специальных комнатах длительного свидания. Вместо шампанского разрешается пить кока-колу, и обручальные кольца не возбраняются. Но вернемся в СИЗО Татарстана. Примечательно, что из 17 названных пар семь союзов заключено осужденными женщинами. Одна свела с ума контролера следственного изолятора, и тот ради любви пожертвовал карьерой. Другой присмотрел красотку в тюремном дворе, будучи сам под следствием. Освободившись, он написал избраннице письмо и предложил ей руку и сердце. Но воображение работников СИЗО потрясла другая история. В их стенах ожидала суда некая женщина Роза. 45 лет от роду и внушительных гренадерских размеров. Ей вменялось нанесение тяжких телесных повреждений гражданскому супругу, систематически балующемуся водкой. Суд приговорил темпераментную Розу к трем годам лишения свободы, а оклемавшаяся жертва уговорила обидчицу зарегистрировать их отношения. Вот уж поистине права поговорка: бьет, значит любит.
В мариупольской женской колонии ходит красивая легенда о любви благородного судьи и невинной растратчицы, которая на протяжении пяти лет получала от пылкого поклонника дорогие подарки, а потом, по окончании срока, была встречена на «мерседесе» с букетом алых роз. Дотошные журналисты раскопали эту историю. Увы, незадачливая бухгалтерша одного из кооперативов коротала жизнь в одиночестве. А на вопрос о возлюбленном в судейском мундире грустно рассмеялась: «Это поднимало в зоне мой авторитет. Через несколько лет я и сама поверила в придуманного мною жениха. Зато это меня стимулировало и не дало опуститься». Вот уж поистине прав был Экзюпери: в помойном ведре счастье не распознать. Любовь — это вольная птичка и редко приживается в зоне.
ОНИ ВЕРЯТ, ЧТО ИХ ГДЕ-ТО ЖДЕТ МАМА
Письма зечек
Особые чувства объединяют осужденных женщин и детей-инвалидов.
Каждый раз задаюсь одним и тем же вопросом: для чего и с какой целью к нам в женскую колонию общего режима привозят ребятишек из местного дома инвалидов? Что черпаем мы, оступившиеся женщины, в этих встречах? Что ищут больные дети в общении с нами? Если вы не верите, что между женщинами-преступницами и детьми-инвалидами может существовать дружба, то отложите это письмо в сторону…
Хорошо запомнилась первая встреча, о которой администрация объявила заранее. Странной казалась сама мысль о том, что дети окажутся на территории колонии и мы сможем их увидеть, поговорить. Но то, что ребят надо встретить с подарками, было само собой разумеющимся. И вот они лежат небольшой горкой в клубе на столе перед сценой: серые мишки, зайцы, пестренькие вязаные носочки, вышитые салфетки — все, на что оказалась способна наша фантазия. И, само собой, — наши возможности.
Подарки готовили почти все женщины, но пойти на встречу рискнули немногие. Я и сама долго колебалась, понимая, что вновь обострится в памяти образ дочки, оставшейся дома. Пересилив себя, отправилась в клуб.
Ребятишкам надо было помочь переодеться перед выходом на сцену. Я опустилась на колени перед мальчиком лет девяти: «Давай я тебе помогу!» Стала снимать сапожки с маленьких ножек — и все… Передо мной сидел не мальчик из дома инвалидов, а моя Галенька: лапочки маленькие, теплые, на стуле вертится…
На сцене дети задорно танцевали русскую кадриль, пели частушки, рассказывали стихи. Красивый, высокий юноша ломающимся голосом исполнил песню: «Ах, какая женщина!». Песня разрядила напряженную обстановку в зале, женщины заулыбались сквозь слезы, лица посветлели. Дети как дети. Почему-то не бросалась в глаза их инвалидность. Правда, сопровождавшая их преподавательница потом пояснила, что из 150 детей приехали наиболее самостоятельные, остальные ребятишки у них — лежачие.
Начав с личных переживаний, я хочу затронуть болезненную, на мой взгляд, тему: отношения между обществом и «изгоями». Не исключаю, многим резанет слух эта параллель, но я совершенно реально воспринимаю себя (по собственной вине, волею судьбы, по стечению обстоятельств и так далее) своеобразным изгоем. Человеком отторгнутым, для которого многое из того, что доступно людям на воле, — невозможно, нереально и несбыточно. И скажу сразу, многих из отбывающих наказание в колонии волнует не факт их пребывания здесь, а проблемы, которые возникают в жизни каждой из нас после освобождения. Ведь существует же в психологии термин «адаптация», под которым и подразумевается умение личности реализовать свои возможности при смене жизненной ситуации. Такая же участь ожидает и каждого ребенка — выходца из дома инвалидов. Им необходимы специальность, собственное жилье, своя семья, наконец. Я уже не говорю о материальных затратах, требуемых на реализацию перечисленного. Им придется учиться жить заново в обществе здоровых, полноценных людей. А наше общество уже давно больно тяжелым недугом — снижением духовности, засильем цинизма и бездушия к подобным себе. Как приживутся в нем выросшие детишки-инвалиды?
