С утра Надежда объявила, что Лёшка не собирается отмечать свой праздник по семейным обстоятельствам.
В обеденный перерыв, пообедав в столовой, Платон зашёл в булочную на углу Воронцова поля, и неожиданно встретил там Гудина. Тот стоял в очереди позади офицеров-африканцев и явно маялся, готовясь что-то сказать им умное, академическое, нарочно пока не обращая внимания на коллегу.
— «Ребят! А Вы из какой страны?» — наконец спросил Гудин офицеров-африканцев.
— «Из Заира!».
— «А это што за страна?» — всё же шёпотом спросил он у Платона.
— «Да бывшее Конго!».
— А-а! А как там Чомба Ваш поживает?».
Те, вытаращив от удивления глаза, испуганно посмотрели на дурака.
— «Ты бы ещё спросил их про Иисуса Христа! Дубина! Твою Чомбу уж давно прибили!».
Старец захохотал, делая вид, что пошутил, и не обращая сейчас внимание на оскорбление коллеги.
Пообедав, Платон спокойно работал. Также спокойно работали и все остальные, включая самого Алексея.
И вдруг, как прорвало! В половине четвёртого Алексей неожиданно предложил подъехать в их любимый ресторан «Пилзнер».
Однако коменданта Ноны на рабочем месте в этот момент не оказалось. Так что недолюбливаемой Алексеем и его любовницей Ольгой красавице Ноне сегодня, как говорится, обломилось. На авто Алексея подъехали до середины Покровского бульвара, далее прошли пешком.
Алексей с Гудиным быстро шли впереди. Было смешно видеть, как старый, почти вприпрыжку еле поспевает за молодым.
Платон с Надеждой не спеша, степенно и уверенно, шли сзади.
Наверно сейчас Иван гудит Лёшке на ухо по-поводу предстоящего непомерно большого и дорого моего заказа? — подумал Платон.
И, как впоследствии выяснилось, оказался прав.
Далее всё проходило по давно отработанному сценарию.
Но Платон был верен своему плану, и заказал морс, в чём невольно оказался даже не солидарным с именинником, которому ещё предстояло побывать за рулём, всё же заказавшим триста граммов пива.
Когда Платон неожиданно для всех заказал морс, Гудин с Ляпуновым переглянулись. Видимо прогноз Ивана уже не сбывался.
— «И сколько, Лёш, тебе стукнуло?» — нарочно спросил Платон, хотя это прекрасно знал и сам.
Но уж очень хотелось отплатить той же монетой невежде, который всегда забывал возрасты своих коллег. Ему ведь было всё равно!
Всё же услышав удивлённый ответ, немного замявшегося виновника торжества, Платон не удержался от продолжения:
— «Тридцать восемь? Надо же! Оказывается, года летят не только у меня!».
Принесли пиво, морс задерживался. И тут подлец Гудин дорвался, предложив тост за именинника, не ожидая, пока поднесут Платону.
Лёшка пытался было остановить невнимательного. Но Надежда по глупости, или из-за вредности, поддержала порыв старца.
И «Святая троица» дружно пригубила свои бокалы пива за здоровье Ляпунова.
В этот момент Платон даже опешил от такой наглости и неуважения к себе со стороны коллег.
Вот уж этого он никак не ожидал от интеллигентов.
Как же так? Ну, ладно, профессиональный подлец Гудин, а Надежда с Лёшкой? Что же они? Вот где и в каких мелочах всё и проявляется! — сокрушался Платон.
Поскольку Гудин специально заставил Платона пропустить его тост, то Кочет решил впредь, нигде и никогда, за тосты Ивана вообще больше не выпивать.
Наконец принесли морс, и Платон несколько отыгрался, в одиночестве произнося свой тост:
— «Лёш! Ну, я не буду повторять тривиальный тост невоспитанных!
К тому же здоровья я тебе желал, ещё поздравляя утром!
Я тебе пожелаю три важных момента!
Первое: желаю тебе, чтобы твои родители были здоровы и долго жили!
Второе: чтобы тебя любила твоя любимая женщина!
И третье: чтобы все твои дети тебя радовали своими успехами!».
Глядя на от неожиданности открытый сухой, старческий рот Гадина, Платон понял, что попал в точку. Тому даже пришлось, хоть и нехотя, но всё же поддержать выпивкой тост Платона.
Но на этом соревнование между стариками не закончилось.
Следующим ударом по предсказаниям Гудина Платон нанёс заказанным им салатом из морепродуктов, раздав его всем присутствующим. Его примеру последовала и Надежда, раздав заказанную ею «Сырную тарелку».
Такое подвижничество Платона стало теперь примером для всего коллектива на будущее.
При следующих посещениях решили заказывать разных яств по одной тарелке, которые были весьма большого размера, и делить на всех.
Тем временем мероприятие проходило весело, ибо их ООО «Де-ка», не смотря на кризис, пока удавалось без ощутимых потерь завершать план года.
А чуть захмелевший Иван Гаврилович, как часто бывало с ним и ранее, перешёл на не столовые темы, пытаясь переключить внимание на себя.
— «У меня сосед по дому — Коля! Простой мужик, но хороший сварщик! Я его как-то раз пригласил к себе на дачу сделать сварные работы! Он всё сделал хорошо! Но вот, беда! Оказался большим любителем пива! Он то и дело прикладывался к бутылкам и банкам! Он мне всю дачу обоссал! Как собака всю территорию пометил, все кусты!».
— «Наверно и клубнику тоже!» — перебил его Алексей.
— «Нет! Клубнике не досталось! Хотя, кто его знает? Так что Вы думаете? Когда он уехал, я через несколько дней подхожу к продуктовой палатке, а мне продавщица и говорит: С Вас сто семьдесят шесть рублей за пиво!».
Коллеги посмеялись, не то над рассказанным, не то, как Платон, над рассказчиком.
Хотя Платон, опять-таки верный своему другому плану, не очень-то часто открывал рот для реплик, но и он, для разнообразия, внёс свой вклад в общее веселье.
Когда тосты сами собой иссякли, он ошарашил всех своим новым умозаключением:
— «Оказывается, выгоднее всего пить на День Парижской коммуны! Потому, что тогда можно выпить за каждого коммунара в отдельности!».
Алексей о чём-то обиженно задумался.
В этом году он ещё больше прибавил в весе.
Видимо сказалась спокойная и сытая жизнь. К его ещё более увеличившемуся в размерах животу теперь ещё добавился и весьма заметный зоб под подбородком.
И теперь, с короткой рыжей стрижкой, такими же рыжими бровями, веснушчатым острым носом и выпяченными губами на фоне бледно-розовых щёк в рыжей щетинке, да ещё и с большим животом, он стал напоминать настоящего большого хряка. К тому же ему, как настоящей свинье, явно не хватало воспитания и культуры.
Отец Алексея, занятый мудрыми мыслями и наукой, в своё время не занимался воспитанием сына, да и общался с ним редко.
И тот рос в окружении матери и двух сестёр. Поэтому он и вырос вдобавок склочным, как баба.
А баба, кстати, ждала Алёшу и сейчас.
К пяти часам вечера мероприятие закончилось, ибо виновнику торжества предстояла встреча с, где-то его ожидавшей, любимой женщиной.
В заключение Платон с Алексеем заказали мороженное, угостив им своих соседей: соответственно Алексей — Ивана, Платон — Надежду.
Уходя из полуподвального помещения ресторана, Гудин очистил все близ стоящие пустые столы от фирменных спичек «Пилзнер».
По пути к метро Надежда вспомнила, как летом, проходя с Гудиным по Чистопрудному бульвару, она была свидетелем, как тот унижался, пытаясь заполучить в качестве бесплатного подарка набор конфет «Рафаэлло». И получил, прочитав девушкам пошлое стихотворение о любви.
— «Да! Гудин готов унижаться даже для получения минимального блага и пользы! Его курочка постоянно клюёт по зёрнышку!» — добавил Платон.
На следующий день Надежда поделилась с коллегами о неудаче им известной смежницы, которая прошла все инстанции согласования «Технических Условий» на новую биодобавку, но на последнем этапе всё же получила отказ.
— «Да! Всё возвращается на…» — начал, было, Платон известную поговорку.
Но был перебит Гудиным, пытавшимся вырвать у него пальму первенства, и показать свой интеллект, отняв частицу его у Платона.
Но что-то не сложилось:
— «Она и вернулась… по кругу своему!».
Но возмутившийся Платон тут же поставил выскочку-недоучку на его законное место:
— «Ну, ты и… Гуррагча!».
Он сделал паузу, чтобы слушатели вспомнили монгольского космонавта, и кончил, для лучшего понимания:
— «Цеденбал твою мать!».
— «Платон! Я смотрю, у тебя совсем культуры нет! А у нас в институте все люди интеллигентные… и культурные!» — неуклюже попытался защититься Гудин.
— «А я смотрю, что у Вас в Институте культура оставляет… тех, кто желает лучшего!» — отбился тот.