и на Рюгене.
База на Рюгене пострадала от набега англичан еще летом 1837 года, но глобально ей ничего не грозило. Слишком близко там был берег континента, удержать остров англичане все равно были бы не способны. Они и не пытались.
Наше небольшое поселение на Южных островах — об этом правда мы узнали уже после войны, поскольку связи с тем отдалённым клочком земли по понятным причинам у нас не было — так же подверглось нападению какого-то залетного британского фрегата. Вот только разрушать там особо было нечего, местные казаки вовремя заметили противника и просто ушли в глубь острова, так что все чего британцы смогли добиться — это сжечь пару сараев с высушенной древесиной заготовленной на случай необходимости ремонта какого-либо проходящего мимо корабля. Лаймы даже формально захватывать архипелаг не стали просто потому, что это было лишено всякого смысла.
Ну и конечно нельзя не рассказать о героической обороне острова Корфу, крепость которого продержалась в осаде против превосходящих сил англо-французского флота почти восемь месяцев.
База на Корфу предыдущие полтора десятка лет являлась такой себе не основной, выставленной наружу точкой, на которую базировалось всего несколько небольших кораблей. Было понятно, что при любом шухере, уйти обратно в Черное море боевые корабли не смогут, поэтому и терять действительно ценные вымпелы никто тут не собирался. С началом войны — и это опять же было похоже на смешную иронию судьбы — три корабля, вся передовая эскадра в составе одного фрегата и двух старых бригов была затоплена у побережья в самых удобных для десантирования врага местах. Просто чтобы корабли не достались врагу ну и мелкую гадость сделать тоже всегда приятно. Артиллерия и команды были сняты для усиления сухопутной обороны.
Долго рассказывать о попытках британцев взять остров, наверное, нет смысла. Британцы не особо лезли на рожон и, проведя пару неудачных штурмов еще весной 1837 года, приступили к методичной осаде с рытьем сап, обстрелами из специально доставленных сюда осадных мортир и прочими сопутствующими приключениями. Положение обороняющихся немного облегчалось тем, что местное население вокруг крепости было сплошь русским, да и полностью перекрыть подвоз продовольствия с близкого континента британцам так и не удалось.
Так или иначе к середине зимы 1837–1838 года обороняющиеся практически исчерпали все возможности для обороны. У них практически закончился порох и снаряды, половина гарнизона — та которая была еще в строю — была ранена, от недоедания начались болезни.
Узнав о бедственном положении защитников, я по единственному каналу связи — через греческих контрабандистов — передал командовавшему обороной крепости капитану первого ранга Беренсу приказ о сдаче. Никакого стратегического смысла в этом деле не было, и мне виделось гораздо более важным сохранить несколько лишних сотен русских жизней, чем бодаться за этот треклятый кусок суши.
А дальше произошло странное. Подробности опять же стали мне известны сильно позже и во многом через третьи руки, поскольку большая часть непосредственных участников тех событий, к сожалению, до конца войны не дожили. Капитан Беренс устроил собрание всех способных держать оружие защитников крепости включая нижних чинов и на общем совете они решили отказаться от сдачи в плен и прорываться наружу.
После короткой подготовки способная самостоятельно передвигаться часть гарнизона пошла на прорыв и после короткого, но кровавого боя, стоившего обеим сторонам по несколько сотен человек, остатки защитников крепости смогли уйти в центр острова, переправиться на континент и примкнуть там к восставшим против короля Георга грекам.
При этом раздосадованные высокими потерями англичане вновь проявили себя с самой худшей стороны. Ворвавшись в крепость, они тупо вырезали всех оставленных там раненных солдат и моряков, что потом дало право русской пропаганде призывать уже своих солдат не брать англичан в плен. Вообще.
В итоге из восьмисот солдат гарнизона крепости — плюс примерно столько же было морячков с затопленных в бухте кораблей — до конца войны дожили только около двухсот человек. Уже после войны их всех скопом — что было первым подобным прецедентом — представили к наградам. Все нижние чины получили по георгиевскому кресту, а офицеры — по ордену Святого Георгия.
(Список введенных при ГГ в строй боевых кораблей с паровым движителем по 1838 год)
К началу весны 1838 года я уже окончательно оклемался от полученных в результате крушения поезда травм, начал выбираться из дворца не только на заседания Госсовета, но и на прочие «менее обязательные» мероприятия. С собой при этом продолжал таскать наследника, Саша любому поводу оторваться от свалившейся на него государственной текучки был рад, а у меня появилась лишняя возможность преподать сыну еще пару важных жизненных уроков.
— Лежите-лежите, не дергайтесь, — палата была заполненная раненными под завязку. В воздухе стоял тяжелый больничный запах, окна по зимнему времени совсем не открывались, и с проветриванием тут дела обстояли примерно никак. На плотно составленных кроватях лежали раненные на фронте бойцы. Не те, которые совсем тяжелые — их до Питера просто не довозили, размещая в госпиталях поближе, а те, которые, так сказать, «долечивались». В том числе и многочисленные ампутанты — без рук, без ног и других важных частей тела. — Как самочувствие, бойцы?
Когда-то в прошлой жизни, я читал, что в СССР во время Второй Мировой смогли достичь показателя в 50% по возвращению в строй раненых солдат. Тяжело раненных, понятное дело, всякие царапины, которые можно перемотать на месте в статистику вовсе не попадали. Мы до таких показателей пока дотянуть были объективно не способны никак, не тот уровень медицины, да и в отсутствии антибиотиков…
Про антибиотики я даже задумывался как-то, в конце концов, кто не знает, что их из плесени на дынях выращенной делают, вот только осторожные расспросы врачей на эту тематику показали, что нынешняя фармацевтика на подобные подвиги еще решительно не способна. На самом деле медицина в эти времена не так далеко ушла от шаманства с мышиными хвостами и змеиными глазами в качестве действующих веществ. Если резать скальпелем наши эскулапы еще кое-как научились, то вот терапевтическая часть… О ней лучше вообще пока не думать.
— Бодрое, ваше императорское величество, — за всех присутствующих в палате ответил, судя по всему, самый старший из них. То ли по возрасту то ли
