ФОРМА КОДИФИКАЦИИ. Есть две основные формы права: юридический обычай и закон. Юридический обычай – первоначальная, естественная форма права: на первых ступенях общежития всё право заключено в юридическом обычае. Он слагается постепенно путём продолжительного применения к одинаковым случаям или отношениям известного правила, выработанного юридическим сознанием народа под влиянием исторических условий его жизни. Согласие с юридическими и религиозными воззрениями народа и продолжительность действия сообщают этому правилу физиологически-принудительную силу привычки, предания. Закон есть правило, установленное верховной государственной властью для удовлетворения текущих нужд государства и под их давлением тотчас получает обязательную силу, поддерживаемую всеми средствами государственной власти. Закон является позднее юридического обычая и первоначально только дополняет или поправляет его, а потом вытесняет и заменяет новым правом. Кодификация является ещё позднее и обыкновенно совмещает в себе обе предшествующие формы права. По общепринятому её пониманию, она не даёт новых юридических норм, а только приводит в порядок правила, установленные юридическим обычаем и законодательством, или применяет их к изменяющимся нравам и юридическим воззрениям народа или потребностям государства. Но самое это упорядочение и применение действующих норм нечувствительно изменяет их и подготовляет новое право. В Византии по традиции, шедшей от римской юриспруденции, усердно обрабатывалась особая форма кодификации, которую можно назвать кодификацией синоптической. Образец её дан был Институциями Юстиниана, а дальнейшими образчиками являются соседи Русской Правды по Кормчей книге Эклога и Прохирон. Это – краткие систематические изложения права, скорее произведения законоведения, чем законодательства, не столько уложения, сколько юридические учебники, приспособленные к легчайшему познанию законов. Главы или параграфы титулов, на которые разделены эти кодексы, похожи на тезисы конспекта лекций из курса гражданского права. Кроме руководств такого рода, исходивших от законодательной власти, составлялись по их типу перерабатывавшие или пополнявшие их частные своды, известные под названиями «Эклога приватная», «Эпанагога, сведённая с Прохироном», «Эклога, переработанная по Прохирону», и т. п. Эти приватные руководства были в ходу у греков в те же XI и XII вв., когда и у нас производилась по византийским образцам подобная кодификационная работа. Нужды местной церковной юрисдикции привели к этой работе, а византийская синоптическая кодификация дала ей готовую форму и приёмы. При таких пособиях изложенными потребностями и вызвана была в церковной среде попытка составить кодекс, который воспроизводил бы действовавшие на Руси юридические обычаи применительно к принесённым церковью или измененным под её влиянием понятиям и отношениям. Плодом этой попытки и была Русская Правда. Итак, повторяю. Русская Правда родилась в сфере церковной юрисдикции.
СУДЬБА ПАМЯТНИКА. Изложенный разбор Русской Правды даёт нам возможность ответить на вопрос, поставленный при самом начале её изучения: был ли это документ официальный, дело княжеской законодательной власти, или частный юридический сборник, не имевший ни официального происхождения, ни обязательного действия? Ни то ни другое: Русская Правда не была произведением княжеской законодательной власти; но она не осталась и частным юридическим сборником, получила обязательное действие как законодательный свод в одной части русского общества: именно в той. на которую простиралась церковная юрисдикция по нецерковным делам, и в таком обязательном значении признаваема была самой княжеской властью. Впрочем, можно думать, что действие Русской Правды с течением времени перешло за пределы церковной юрисдикции. До половины XI в. ещё крепкий древний обычай давал княжеским судам возможность обходиться без письменного свода законов. Но различные обстоятельства, успехи гражданственности, особенно появление христианской церкви с чуждым для Руси церковным и византийским правом, с новыми для неё юридическими понятиями и отношениями – всё это должно было поколебать древний туземный юридический обычай и помутить юридическую память судьи. Теперь судебная практика на каждом шагу задавала судье вопросы, на которые он не находил ответа в древнем туземном обычае или ответ на которые можно было извлечь из этого обычая лишь путём его напряжённого толкования. Это должно было вызвать и среди княжеских судей потребность в письменном изложении действовавшего судебного порядка, приноровленном к изменившемуся положению дел. Русская Правда устраняла часть этих судебных затруднений: она давала ответы на многие из этих новых вопросов, старалась примениться к новым понятиям и отношениям. Я думаю, что с течением времени Русская Правда, имевшая обязательное действие только в сфере церковной юрисдикции, стала служить руководством и для княжеских судей, но едва ли обязательным, скорее, имевшим значение юридического пособия, как бы сказать, справочного толкования действовавшего нрава. Итак, Русская Правда есть памятник собственно древнерусской кодификации, а не древнерусского законодательства. В этом надобно искать объяснения той видимой странности, что памятники не только государственного, но и церковного права дальнейшего времени, воспроизводя нормы Правды, нигде, сколько помнится, на неё не ссылаются.
ВРЕМЯ СОСТАВЛЕНИЯ. Когда происходила эта кодификационная работа? Ответ на этот вопрос – необходимое дополнение сказанного о происхождении Русской Правды. В древней новгородской летописи читаем, что в 1016 г. Ярослав, отпуская домой помогавших ему в борьбе со Святополком новгородцев, будто бы дал им «правду и устав списал», сказав им: «…по сей грамоте ходите, якоже списах вам, такоже держите». Вслед за этими словами приведена краткая редакция Русской Правды с дополнительными постановлениями сыновей Ярослава. Это известие или предание возникло, очевидно, вследствие желания объяснить, почему в летописи под 1016 г. помещался этот памятник. Мы уже знаем, что в пространную редакцию Правды внесено постановление великого князя Владимира Мономаха; следовательно, она продолжала составляться и в первой половине XII в. В краткой редакции ещё нет этого постановления: можно думать, что она составилась раньше великокняжения Мономаха, не позднее самого начала XII в. Но окончательный состав, в каком является Правда по пространной редакции, она получила позднее половины XII в. Указание на это находим в денежном счёте, какого держится Правда. Это довольно запутанный вопрос в истории памятника. Познакомлю вас с ним, не вводя в излишние подробности.
ДЕНЕЖНЫЙ СЧЁТ ПРАВДЫ. Главным видом возмездия не только за гражданские, но и за уголовные правонарушения, как увидим, служат в Русской Правде денежные взыскания. Они высчитываются на гривны кун и их части. Гривна значит фунт до появления на нашем языке этого немецкого слова, в свою очередь происшедшего от латинского pondus; гривна серебра – фунт серебра. Куны – деньги: наше нынешнее слово деньги татарского происхождения, означает звонкую монету и вошло в наш язык не раньше XIII в. Гривной кун, т. е. денежным фунтом, назывался слиток серебра различной формы, обыкновенно продолговатый, служивший самым крупным серебряным меновым знаком на древнерусском рынке до XIV в. или несколько раньше, когда его заменил рубль. Гривна кун подразделялась на 20 ногат, на 25 кун, на 50 резан; резана подразделялась на векши, на сколько именно – это не установлено точно. В памятниках нет прямых указаний, какие именно меха назывались ногатами, кунами, резанами, но мы знаем, что это были меховые денежные единицы, как и слово куны в смысле денег вообще означало собственно меха, ходившие на рынке как деньги. В известных уже вам древних спорах на святую четыредесятницу проповедник осуждает богатство, которое скрывают в землю, между прочим, "куны и порты (платье) на изъядение моли": это выражение не идёт к металлическим деньгам. Но рано появились в русском обороте и металлические деньги. Я уже говорил, что в пределах Европейской России находили и находят очень много кладов с диргемами, арабскими монетами VIII – Х вв. Диргем – это серебряная монета с наш полтинник, только тоньше его. Клады большею частью некрупные, содержат монеты не более фунта. Такие клады, как найденный в Муроме, весом более двух пудов (более 11 тысяч монет) – большая редкость. Замечательно, что в этих кладах рядом с цельными диргемами находили обыкновенно множество их частей, половинок, четвертей и более мелких долей. В одном кладе с монетами Х в., найденном под Рязанью, оказалось при 15 цельных диргемах до 900 кусочков, из которых самые мелкие равнялись одной сороковой диргема. Это подало повод к очень вероятному предположению, что у нас резали и крошили диргемы, чтобы получить мелкую разменную монету. Свою монету, русские «сребреники» весом не более диргема, у нас начали чеканить только при Владимире Святом, и то, по-видимому, в небольшом количестве. Устанавливалось определённое рыночное отношение диргемов и их частей к меховым ценностям, от которых они получали и свои названия: часть диргема, за которую покупали мех резану, называлась резаной и т. п. Так, расчёты производились, как бы сказать, на две валюты – меховую и металлическую Памятники не раз и сопоставляют те и другие денежные единицы: «…а пять ногат за лисицу, а за три лисицы 40 кун без ногаты», как читаем в одном документе XII в. В Русской Правде находим указание и на постоянное соотношение меховых и металлических ценностей. Она устанавливает одну добавочную пошлину к судебным пеням в 5 кун – «на мех 2 ногате»: это значит, что 5 металлических кун могут быть заменяем", двумя меховыми ногатами. Итак, мех-ногата равнялся двум с половиной металлическим кунам. Любопытно, что подобное соотношение тех и других ценностей встречаем и у волжских болгар. Тогдашние рынки отличались устойчивостью цен, а при оживлённых торговых сношениях Руси с болгарским Поволжьем, скреплявшихся договорами, русские рыночные цены вывозных товаров могли иметь тесную связь с болгарскими. Араб Ибн-Даста, писавший в первой половине Х в., говорит об этих болгарах, что у них звонкую монету заменяют куньи меха, а каждый мех стоит два с половиной диргема. Если можно сближать данные, разделённые таким пространством и временем, то металлической куной на Руси времён Русской Правды служил диргем.
