Я лежал на теплой влажной листве, дивясь, как ее много, и внимательно прислушивался (поскольку ничего не видел) к темной узкой улочке, которую мне предстояло пересечь.
Цикады.
Душная мгла.
Когда‑то остров Лэн сиял морем рекламных огней, но сейчас тьму взрывали лишь береговые прожекторы. Мне предстояло всего лишь перебежать улицу, но я никак не мог на это решиться. Не мог, и все. Что‑то меня останавливало.
Влажная листва.
Откуда ее столько? Она лежала буквально пластами.
Ни шагов, ни дальнего голоса, ни проблеска света. Я смутно видел каменную стену, углом выходящую из‑за темных пальм. Каких‑то десять шагов, но я не решался их сделать.
Пора, сказал я себе. Но опять не встал.
Лежал, зарывшись в теплую сырую листву.
Хотелось курить. Хотелось есть. Хотелось принять душ. Берримен был совсем рядом. Он мог накормить и угостить сигаретой. Он мог вернуться на материк, а мог поджечь город. Но я не перебежал бы улицу даже по его приказу.
Интуиция меня не обманула.
Метрах в пятнадцати, под чугунной решеткой парка, щелкнула зажигалка. Потянуло сладковатым сигаретным дымком. Я услышал шепот: “Ну? Что дальше?” Шепот звучал хрипло, раздраженно: “С меня хватит. Мы уже неделю следим за этим пансионатом. Там остались только эти придурки”. — “А Отис?” — “Он алкаш. Его можно встретить где угодно”. — “Может, ты и прав. Хуттон только–только начал вставать с постели. Он распух, наверное, как животное. Два месяца отлежать в постели! Уверен, не пневмония у него, а разгулявшаяся трусость”.
Я замер.
Неизвестные, несомненно, говорили обо мне и о Джеке. А еще они помянули Отиса, который (я это знал) часто приходил к Джеку. “Все? — сказал хриплый. — Мы торчим здесь десятые сутки. Снимаемся. Лишних тут в принципе не может быть. Теперь мы это знаем точно”.
Я услышал осторожные шаги.
Два смутных силуэта пропали на невидимой набережной.
Калитка.
Я толкнул ее.
Глухо. Цикады. Тьма предрассветная.
Я разыскал черный ход. Как было обещано, дверь там была не заперта.
Осторожно, на ощупь, я начал подниматься по лестнице. Шестнадцать ступенек, это я хорошо помнил. Дальше длинный коридор и третья дверь направо — комната Джека. Следующая — моя. На седьмой ступеньке я наступил на что‑то мягкое, перегородившее мне дорогу.
Чтобы понять, что перед тобой труп, света не надо.
Наклонившись, я нащупал холодную руку, распущенные длинные волосы, сбившийся шелковый халат. Я ни на секунду не усомнился в том, что на лестнице лежит мадам Дегри, и меня обожгло мерзким холодком. Я коснулся ее руки, ее волос, ее халата! Я даже попятился, но пересилил себя. Переступил через труп, поднялся в коридор, нашел третью дверь и толкнул ее.
В комнате горел ночник.
Одну стену наполовину закрывал шкаф. Два высоких окна затянуты шторами, несмотря на духоту. Глубокие кресла, столик с неубранными бутылками. А в глубине комнаты что‑то вроде алькова.
— Джек.
Никто не откликнулся.
— Джек!
Молчание.
Я медленно подошел к алькову, намотал на кулак тонкую ткань и резко рванул вниз.
Джек Берримен лежал ничком. Рубашку он сумел снять, но на брюки сил не хватило. Было видно, что упал он внезапно, Рука подвернута под бок, мощные мышцы расслаблены. Я даже пульс не стал искать. Достаточно того, что я уже прикасался к старухе. Черт побери, не прошло и пяти минут, а я уже видел Двух человек, скошенных адентитом. Миссия на глазах теряла смысл. Я прибыл на остров помочь Джеку Берримену, а помогать было некому.
Минуты две я тупо смотрел на картину, которая украшала комнату Джека. Чудовищный смерч расшвырял по бушующему морю крошечные кораблики. Непонятно, куда они шли таким большим караваном? Перевозили золото инков? Не отрывая глаз от дурацкой картины, я хлебнул из ближайшей бутылки, потом плеснул виски в ладонь и растер лицо. Глупо так умирать. Я произнес вслух смиренно:
— Глупость, она тоже от Бога.
— Глупость — она от рождения, Эл. Бог не занимается такими мелочами.
Напугав меня, Джек Берримен зашевелился и сел, опустив на пол босые ноги. Он здорово похудел на острове, глаза лихорадочно блестели.
— Тут нелегко достать виски, Эл. Зачем ты умываешься моим виски?
До меня явственно докатилась тяжелая волна перегара.
Наклонив голову, я злобно уставился на Джека:
— Ты еще спрашиваешь?
Тогда он наконец ухмыльнулся:
— Я человек любопытный, Эл. Что там с погодой?
— Как в могиле, — выругался я. — Душно.
— Думаешь, в могиле душно?
Джек лениво встал. Было видно, что ему плохо.
— Ладно, не злись, Эл. И не делай вид, что не рад мне. И не суйся с рукопожатиями, на острове Лэн давно отказались от рукопожатий. И не смотри так…
Он все же насторожился:
— Что‑нибудь не так, Эл?
— Там на лестнице труп… Наверное, это мадам Дегри…
— Я всегда говорил ей, что она не выдержит этих добровольных дежурств в клинике.
Я с изумлением смотрел на него. Он рассмеялся:
— Ты счастливчик, Эл. Тебе везет. Мадам Дегри единственный человек, способный заподозрить, что ты это не ты. Видишь, как все устраивается.
— Ты не пойдешь посмотреть, что с нею?
— Наверное, инфаркт.
Он лениво потянулся:
— Я вызову врача и приму душ. А ты плесни себе в стакан. Не жалей. На самом деле виски нам хватит. И выдави лимон. Чего–чего, а лимонов у нас точно хватит. Кислота, Эл, это хорошо.
Глава третья
1
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………. зеленоватый оттенок воздуху придавали деревья, плотно закрывающие дом от улицы, и мерцающая между ветвей полоска пролива.
— Это лучшее, что ты нашел в шкафу? — Джек критически меня осмотрел. — Смени хотя бы рубашку. На острове Лэн давно не следят за модой, но Эл Хуттон всегда слыл аккуратистом.
— Мы что, в театр собираемся?
— Всего лишь в бар, Эл.
— Здесь с утра работают бары? — удивился я.
— Всего один. В основном — для китайцев, — объяснил Джек. — С некоторых пор власти смотрят на это сквозь пальцы. Люди совсем одичали, Эл. Человек — общественное животное, его нельзя держать взаперти. Говорят, есть еще один, но я в нем не бывал. Люди все равно боятся. Да и подают там в основном порто, отчаянное дерьмо, конечно, но мы с тобой отыщем что‑нибудь повкуснее.
Он рассеянно огляделся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
