Меня подвели к какому-то майору из городского ИДН, который якобы всем здесь рулил.
– Боец, быстрее пускайте собаку.
– Здесь нет смысла.
– Почему?
– Перед домом все истоптали, машины грязь развезли, еще стая собак здесь болталась. Если следы здесь и были, в настоящий момент они утрачены.
– Чему вас только учат, бездельников! Ищите в другом месте, вас же обучали этому в вашей школе.
– Меня никто не учил, я самоучка, собака моя лично.
– А на хрен тебя привезли, если ты самоучка и собака не обучена?
– Можно попробовать взять след в огороде. Если дети ушли не через улицу, а по огороду, то минимальный шанс взять след есть.
– Слушай, парень, делай что хочешь, только делай. Через полчаса начнет смеркаться, и тогда уже можно будет никого не искать.
Взяв у воющей в истерике матери детскую летнюю обувь, я сунул ее под нос Демону:
– Ищи, мальчик, ищи.
Пес несколько раз втянул воздух носом, затем припал мордой к земле и кинулся в сторону неухоженного, заросшего сухими сорняками огорода. Надеюсь, он проведет меня дальше туалета – я побежал, стараясь не тормозить пса натянувшимся поводком.
Мы перемахнули через невысокий забор, который испуганно затрещал под нашим весом, пробежали по едва заметной тропинке, извивающейся между кучами картофельной ботвы на соседнем участке, и почти свались по крутому склону в овраг. Затем, пробежав по топкому дну, выскочили к реке, на маленький песчаный пляжик. Там Демон покрутился на месте, сунулся в воду, но потом достаточно уверенно побежал в сторону полуразрушенных сооружений старого мясокомбината. Мля, как я давно не бегал. Отсутствие утренних пробежек по три километра, которыми нас будил в армии ротный старшина, каждое утро выгонявший роту из казармы и контролирующий нас, крутя педали старого велосипеда. А теперь я пробежал, наверное, километр, а уже дышу как… и бок пронзает колющая боль, сапоги облеплены килограммами жирной грязи. Внезапно пес остановился. Он привел меня на территорию соседнего района. Мы оказались на очередном маленьком пляже, окруженном со всех сторон густыми зарослями ивы. Самодельные мостки, к которым веревками привязаны две качающиеся на серых волнах полузатопленные дощатые лодки. Пес крутился на месте, затем метнулся вдоль берега. Пробежав метров десять, он остановился, повернул назад, затем сел и гавкнул, вопросительно глядя на меня.
– Молодец, мальчик, умница, – я потрепал мощную шею, сунул в пасть маленький кусочек колбаски, чисто символически, но это его заслуженная награда.
Первыми к нам прибежали два молодых участковых, затем по каким-то буеракам прорвались два «уазика» с начальством.
– Где дети?
– Не знаю, след довел до этого места.
– Ну не сиди, попробуй еще раз пустить собаку.
– Он уже обегал весь берег, пока вы досюда добирались. Больше след не берет, возможно, дети на лодке отсюда уплыли или по воде ушли, вдоль берега. У ребят резиновые сапоги были?
Лощеный майор дергался, как будто искал своих детей. Может быть, еще не оскотинился в своем управлении.
Пока меня пытались сподвигнуть на новые подвиги, Демон начал беспокоиться, бегая вдоль кромки воды, а затем вошел по брюхо в холодную стынь осенней воды, замер, вытянув морду в сторону небольшого островка, что метрах в ста пятидесяти от берега еле возвышался над серыми волнами. Островок был сплошь покрыт зарослями ивняка.
– Товарищ майор, – я тронул за рукав офицерского пальто главного идээнщика.
– Что тебе?
– Смотрите, собака как себя ведет. Мне кажется, что он носом туда тянется.
Народ обрадованно загалдел, начал хором кричать: «Дети!», но островок, который почти скрылся в темноте, хранил молчание.
– Надо на лодках туда плыть.
– Весел нет, и лодки текут, не доплывем.
– Надо на УВД выходить, по рации, пусть с речной милицией связываются, и катер посылают на остров, мы все свои возможности исчерпали.
Сорок минут прошло в молчании, лишь трещала рация в машине, донося скупые обрывки чьих-то переговоров в эфире. Наконец над затихшей рекой разнесся шум мощного мотора, невидимый в темноте катер подошел к острову, уточнив у нас, правильно ли они вышли. Темноту сумерек прорезал голубоватый луч прожектора, через пять минут с катера сообщили, что дети нашлись, живы, но сильно замерзли. До островка они доплыли на лодке, которая потом уплыла вниз по течению. Катер доставит их на базу речников, куда уже вызвана «скорая».
Хорошо, что нас с Демоном вернули домой, подбросив на автопатруле, а дома была горячая вода. Мы с ним были похожи… Короче, несмотря на милицейскую форму, ни в какой автобус нас бы, уверен в этом, не пустили.
Глава тридцать вторая. Чернее черного
Октябрь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
«Статья 117. Изнасилование
Изнасилование, совершенное особо опасным рецидивистом или повлекшее особо тяжкие последствия, а равно изнасилование несовершеннолетней – наказывается лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой».
Уголовный кодекс РСФСР, 1960 год Лену нашли рано утром. Мужик пришел в гараж за машиной, взяв с собой коккер-спаниеля, который, радуясь затянувшейся прогулке, совал свой любопытный нос в каждую щелку. Мужчина прогрел двадцать первую «Волгу», доставшуюся ему от покойного тестя – полковника, аккуратно вывел свою «красавицу» из бокса. Когда удалось закрыть чуть-чуть провисшие ворота, мужчина понял, что за все это время пес ни разу не подбежал к нему.
– Гиппус, Гиппус, давай ко мне! – несмотря на громкие крики хозяина, собака на зов не шла.
Мужчина сел в машину и поехал по рядам гаражей, периодически останавливаясь и выкрикивая кличку собаки. Наконец в соседнем ряду он заметил шерстяные шоколадные штанишки и поджатый коротенький хвостик, торчащий в узком проходе между двух металлических коробок. Водитель, не глуша двигатель, вышел из машины, снова позвал пса. Спаниель высунул голову, пару раз вяло вильнул своим обрубком и вновь скрылся в проеме. Мужчина, вне себя от раздражения, так как на работу он уже очень сильно опаздывал, схватил пса двумя руками и тут же выпустил: перед мордой охотничьей собаки, из-под листа рубероида и картонных коробок, торчала грязная узкая человеческая ступня.
Прибывший по вызову гражданина экипаж вневедомственной охраны, убедившись, что ступня действительно торчит из-под груды обычного гаражного мусора, а цвет кожи не позволяет надеяться, что человек еще жив, перегородили проезд к гаражам и вызвали следственно-оперативную группу.
Когда опера, спрыгнув с крыши гаража, чтобы не затоптать возможно еще оставшиеся в проходах между боксами следы, подняли картонную коробку и черный, потрескавшийся рубероид, даже их, видевших ежедневно смерть в разном обличье, не на шутку замутило. На груде мусора лежало обнаженное тело, по-видимому, худенькой молодой девушки. Ее лицо представляло собой сплошную гематому, покрытую коркой запекшейся крови, часть волос на голове было вырвана, ноги вывернуты под неестественным углом, бедра покрыты засохшими кровавыми подтеками.
С места происшествия было изъято два слепка отпечатков обуви не менее чем сорок пятого размера, окровавленная и порванная одежда потерпевшей, сумочка, в которой был обнаружен студенческий билет близлежащего техникума, дубинка, изготовленная из стандартного черенка от лопаты, с неровным от затаившегося в глубине древесины сучка спилом, вся в густых бурых пятнах, похожих на кровь. Через сорок минут к пятерке местных оперов присоединились по одному представителю от городского и областного управлений, после чего два офицера направились в техникум, а остальные двинулись делать бессмысленные, но обязательные поквартирные обходы всех близлежащих жилых домов. При опросе Лениных соседок и осмотре ее комнаты впервые всплыло имя Димы Ломова.
Так как опера из города и области, присылаемые на резонансные преступления, случившиеся «на земле», не знают ни обстановки на местах, ни местного контингента, их роль как кураторов низовых подразделений сводится в основном к тому, чтобы держать руку на пульсе расследования, докладывать «наверх» о любых подвижках и быть там, где намечается хоть малейший успех. Доклады о том, что жертва встречалась с сотрудником милиции, планировала свадьбу, но гипотетический жених от разговоров о сроках свадьбы уклонялся, да и вообще жениться на жертве не стремился, своевременно ушли в городское и областное управления. И если в «городе» пожали плечами, то в областном управлении информация попала на стол майору Гудыме, который не забыл мутного пэпээсника с мутной информацией о причастности «человечка» Гудымы – Корела – к жестокому убийству. Если судом будет установлено, что состоящий «на связи» с майором Гудымой Корел совершил тяжкое преступление, карьера майора могла печально закончиться. Поэтому майор был вынужден прилагать неимоверные усилия, чтобы его агента не переводили из изолятора временного содержания в СИЗО, где к нему были вопросы со стороны сидящего там «спецконтингента» за «взлом мохнатого сейфа» и деньги Кузи, то ли полученные, то ли не полученные у барыги.
