– Ну, после Никитки… – Ирка даже слегка зарделась от смущения. – На меня тогда многие мужчины на фабрике внимание обращали. И старые, и молодые. Комплименты говорили, норовили пощупать, прижать где-нибудь в подсобке или на складе… И я сама понимала, что я, ну… ничего себе смотрюсь…
– Отлично! Значит, где-то ближе к двадцати годам нормальная женщина обретает некую уверенность в своей внешней привлекательности. Потом обычно до тридцати все нормально. Потом?
– Ой, после Люськи у меня почти сразу грудь обвисла и на животе складка появилась. Я даже пластинку с аэробикой купила. Помнишь, тогда продавалась? Там все в таких полосатых чулках? Ты еще смеялась, и говорила, что я и аэробика совместимы как корова и седло. Я обиделась, а ты сказала, что это комплимент, потому что с седлом великолепно совмещается лошадь, а корова, мол, гораздо более полезное и милое животное, а в Индии – вообще священное. И еще у них красивые глаза. А лошадей ты всегда боялась…
– Не помню… – с удивлением протянула я. Вот и думай после этого, когда говоришь: через сколько лет твое самое пустое слово отзовется?
– Ну, в общем, как я теперь понимаю, ты ляпнула с плеча, – мудро заметила Ирка. – А после, как ты всегда умеешь, зубы мне и заговорила… Но аэробикой этой я и вправду, как ты предсказывала, не занималась ни разу. А пластинку только недавно на антресолях видела…
– Прости, Ира, по-видимому, все так и было, – покаянно созналась я и поторопилась вернуться к прежней теме. – Но смотри дальше – после тридцати у обычной женщины опять начинаются тревоги: морщины, седые волосы, с фигурой что-то не так, то есть никакого удовольствия от смотрения в зеркало. Дальше опять же никто не молодеет. Можно также предположить, что с шестидесяти до семидесяти старушек волнует нечто иное, чем свой вид в зеркале. Хотя с теперешними тенденциями поручиться трудно… Ну и подведем баланс: из семидесяти прожитых лет женщина двадцать лет своей внешностью не интересуется, пятнадцать – более или менее ею удовлетворена, а остальные тридцать пять – категорически недовольна. Так что, получается, норма, а что – исключение?
– Умеешь ты, Анджа, мозги запудрить! – с раздражением воскликнула Ирка. – Тебя послушать, так все наперекосяк и выходит. Помню, как ты еще в детстве меня с толку сбивала, доказывала, что какой-то там бегун нипочем черепаху не перегонит…
– Это не я, Ирка, это Зенон, – вздохнула я. – Парадокс Зенона, «Геркулес и черепаха».
– Ну вот и я говорю: тебе про конкретное дело, а ты про черепаху какую-то! – Ирка в последний раз взбила челку и решительно отвернулась от зеркала. – Зачем звала-то, помнишь? Вот и давай, говори. Сам-то он тебе объяснил как-то? Ну, зачем вдруг придумал тебя в ресторан пригласить?
– Объяснил, – вздохнула я. Подобные объяснения только на Ирке с ее патологической доверчивостью и обкатывать. Потому я и позвала именно ее. – Он сказал, что случайно услышал в случайном разговоре, как называл мое полное имя какой-то его знакомый или знакомая. Анжелика Андреевна Аполлонская – и он сразу решил, что вряд ли в городе живут две женщины приблизительно одних лет с подобным набором, и подумал, что речь идет именно обо мне. Тут на него, понимаешь ли, нахлынули воспоминания, и ему ужасно захотелось меня увидеть. У него у самого сейчас в жизни не легкий период, но не в материальном, а в духовном смысле. И вот на этом фоне он вспомнил обо мне, как о цельном человеке, который всегда умел все разложить по полкам, и воспринял это как знак судьбы… Отыскать же мое нынешнее местопребывание, пользуясь наводкой знакомого, было делом техники. В общем, чушь, не выдерживающая никакой критики.
– Почему же чушь? – запрограммированным образом отреагировала Ирка. – Он и тогда, семь лет назад, был на тебя серьезно запавши. И теперь… Вадиму сейчас сколько? Около пятидесяти, да? Это же у мужиков действительно сложный возраст. Вроде еще по виду мужик, а вроде… вот уже и кончилось все. Они знаешь как переживают!… И… Какая ты все-таки холодная, Анджа! Можно же хотя бы иногда мужика понять и пожалеть!
– Угу, – сказала я. В общем-то, ничего другого от Ирки и не ожидалось. – А все эти совпадения – Федор, Алина, мерседес – тебя ни на какую мысль не наводят?
– Наводят, конечно! – удивилась Ирка. – Так же и должно быть. Называется «параллельные энергетические потоки». Это у вас с Вадимом. Закон кармы – не слыхала, что ли? И в книжке про «фэншуй» я читала, что…
– Ирка! Ты теперь – православная христианка, – строго напомнила я. – Фэншуй, карма и прочие потоки для тебя – бесовщина.
– А тебе-то какое дело?! – огрызнулась Ирка. – Ты – вообще некрещеная.
– Совершенно верно, – подтвердила я. – И как законченный вульгарный материалист, склонна все происходящее объяснять вполне посюсторонними причинами. И мне, понимаешь ли, странно, что тоска по мне и обострение экзистенциального кризиса случились у Вадима именно в эти дни – когда на меня вышла Алина, а мы организовали свое в меру дурацкое расследование гибели Федора. Не неделей раньше и не месяцем позже. Сдается мне, что одной кармой тут не обошлось… Зачем он, к примеру, встречался с Федором?
– А сам-то он что говорит? – поинтересовалась Ирка.
– Ничего, – вздохнула я.
– А ты его что, не спросила?! – вылупилась на меня подруга.
– Господи, Ирка! – воскликнула я. – Да, рассуди сама, как я его могла спросить, не выдавая всей истории?! Он-то ведь мне все про свою тоску загибал…
– Да, ты права, – задумчиво согласилась Ирка. – Наверное, не так уж ему хорошо с этой Алиной… Нынешние молодые девки, они ведь только с виду да на ощупь мягкие… А душа-то у них жесткая, как наждак…
Я едва слышно простонала сквозь стиснутые зубы. Иногда, чтобы общаться с Иркой, приходится весьма сильно напрягать волевые механизмы.
– Ира! – серьезно сказала я. – Вспомни факты. Тоскующий ныне Вадим бросил свою старую и, судя по всему, не очень здоровую жену почти сразу после смерти их общей дочери от передозировки наркотиков. Потом он ушел из органов, успешно занялся бизнесом, разбогател и на вырученные деньги прикупил себе в постель молоденькую провинциальную модельку Алину. Наверняка по поводу ее ума и тонкости духовного устройства он не обольщался с самого начала. Думаю даже, что Алина в результате оказалась более смышленой и обучаемой, чем он предполагал. Тебе все еще его жалко?
– Гм-м… нет, пожалуй… Ты так все обернула… – Ирка почесала нос и с подкупающей откровенностью спросила. – Так кого же тут по-твоему надо жалеть? Эту твою Алину, что ли?
– А жалеть – обязательно? – обреченно поинтересовалась я.
– Ну это только ты можешь совсем без чувств жить, – отпарировала Ирка. – Другие не могут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
