— Больше всего на свете мне бы хотелось забыть этот период жизни как страшный сон. Я и сам точно не могу теперь сказать, почему собака и почему именно книга. Это не более чем образы. Я... медитировал и пытался таким образом выразить свои эмоции — только и всего. Предчувствия, неясные ощущения — одним словом, то, без чего не может состояться нормальный творческий процесс. Вот и все, что я могу тебе сказать по этому поводу. И пожалуйста, большая просьба: не стоит обсуждать эту тему с Жанной Германовной. Пойдем, я тебя провожу.
— Хорошо, я понял — это художественный вымысел. Все-таки какую смысловую нагрузку несет именно книга? — неожиданно для себя выдает Андрей.
Мгновением позже он понимает, откуда взялась в его памяти эта фраза — из маминой книжки по искусствоведению, которую он любил смотреть в детстве.
Художник останавливается и с некоторым изумлением смотрит на него.
— Смысловая нагрузка? Так уж и быть, объясню. Мысль, которую я хотел выразить этим рисунком, предельно проста: начитавшись не тех книг, начинаешь видеть повсюду одних монстров. Остальное додумай сам, раз уж ты настолько теоретически подкован. Приятно было повидаться, заходи, если что. Маме с бабушкой от нас с Жанной Германовной большой привет.
Но уйти просто так не получается. На низком журнальном столике их уже ждет чай, способствующий просветлению сознания, и сладости — ярко раскрашенные лепешки, усыпанные мелкими зернышками, что-то похожее на очень свежую халву с изюмом и орехами, ласси — так называется молочный напиток с манго и кардамоном, и еще много чего, не менее диковинного и невероятно вкусного. Андрей украдкой смотрит по сторонам: большая комната, оклеенная обоями винного цвета, по стенам, как и в мастерской, множество картин, которые висят вперемешку с изображениями индийских богов и вышитыми ковриками с непонятными надписями. На низком серванте стоит металлическая фигурка слона, рядом три забавные обезьянки, вырезанные из розоватого дерева, черепаха из бледно-зеленого камня. Вот Юльке бы здесь понравилось; все девчонки, даже самые крутые, тащатся от таких штучек.
Домой он возвращается, нагруженный гостинцами: в яркой бумажной коробочке лежат миндальные полоски, расмалай — творожные шарики с фисташками, засахаренные фрукты и смешные печенюшки с символом, который защищает от негатива.
Четыре сотни лет назад
Где-то в Европе
— Отец Люмьер, мы пришли просить вашего благословения!
— Не называйте меня так, я всего лишь смиренный слуга Божий, живущий вдалеке от мирских соблазнов.
— Пожалуйста, выйдите к вам, господин отшельник, мы принесли вам немного еды.
— Что у вас здесь, мясо? Нет, это неподобающая пища для меня, оно пробуждает нечестивые мысли. Хорошо, оставьте, я угощу кого-нибудь, кто нуждается в пище больше моего. Молоко? Ни в коем случае, только черный хлеб и овощи, если в них не положили масла. Благодарю Тебя, Всевышний, за эту пищу, посланную руками невинных детей и их благонравных родителей. Ступайте, и да будет мир с вами!
Оставив узелок с едой, дети убегают веселой стайкой и не видят, как меняется выражение лица святого отшельника. Вместо благостного спокойствия на нем появляется злобная гримаса, похожая на звериный оскал. Тот, кого все считают самым большим праведником в окрестностях, тяжелым взглядом смотрит им вслед. Ты, Надин, живешь в доме, где прошли самые счастливые годы моей жизни, наверно, ты спишь в той же самой кроватке, что и я когда-то. Ты, маленький Никола, и не подозреваешь, на какие деньги твоему отцу удалось открыть лавку, и не задумываешься, куда исчезла ваша одинокая соседка. Вы все ходите в воскресную школу, слушаете отца Тавена. Он считает себя вправе учить людей добру; да если бы вся кровь, которая пролилась по его милости, выступила из земли, он бы захлебнулся в этом озере. Тот, кого вы считаете своим защитником, милые детки, глух к человеческим страданиям. Он только прикидывается добрым, а на самом деле...
Худой мужчина, лица которого не видно из-за отросших седых волос и длинной спутанной бороды, скрывается в развалинах замка, волоча за собой корзинку с едой. На ходу отшельник недовольно ворчит себе под нос. Мяса могли бы положить и побольше, да и кружечка доброго вина тоже бы совсем не помешала. Он должен хорошо подкрепиться, а когда взойдет Луна, он будет там, где посреди круга, выложенного из черных камней, лежит книга — плод его многолетних трудов. Если все сделано правильно, сегодня он, Шарль Ляшьен, обретет истинного покровителя. Того, кто восстановит наконец справедливость.
* * *
— Прозевали, святой отец! Прямо перед вашим носом, оказывается, находилось логово нечестивого колдуна. Уж не были ли вы с ним в сговоре? Да не бледнейте вы, если бы я и вправду так считал, мы бы с вами сейчас разговаривали в менее приятной обстановке. Лучше скажите мне: это вы принимали его последнюю исповедь? Что он вам сказал?
— Он был не в себе, ваше святейшество. Пытался прочесть «Отче наш», но вместо этого нес какую-то абракадабру. И до последнего вздоха не выпускал из рук книгу. Я думал, что она божественного содержания, но страницы ее оказались пусты.
— Не слышали ли вы от умирающего слов вроде «ечтошан»? Несчастный, это же молитва «Отче наш» наоборот. Рядом с вами призывали самого Князя тьмы, а вы даже ухом не повели! Нет, оставьте меня, да выпустите мою ногу, наконец! Любой ценой, слышите! Любой ценой найдите мне эту книгу, иначе вам придется очень горько пожалеть о своей беспечности!
Почти наше время
— И наконец, следующий лот — великолепно сохранившийся средневековый фолиант, предположительно религиозно-мистического содержания. Стартовая цена — тысяча долларов. Поднимайте цену, господа, не стесняйтесь, эта книга способна стать настоящей жемчужиной вашей коллекции. Две тысячи сто, благодарю, ваше преподобие. Я крайне признателен, что вы почтили своим присутствием наш аукцион. Итак... Две тысячи двести — номер тринадцатый! Я счастлив, что имею дело с истинным ценителем редкостей. Две тысячи, пятьсот — благодарю, ваше преподобие... Сто тысяч долларов раз, сто тысяч долларов два, сто тысяч долларов три. Продано! Мои поздравления, ваше преподобие, вы стали обладателем... Книга! Ее нет, она исчезла... ГДЕ ОНА?!!
Из современного пособия по магии и колдовству
...Гримуар, то есть волшебная книга, является непременным атрибутом ведьмовства, так же как метла, на которой совершаются полеты, и котел для варки зелий. К сожалению, гримуары средневековых ведьм не сохранились до наших дней, так как в большинстве случаев были сожжены вместе с владелицами. Чтобы избежать этой печальной участи, ведьмы маскировали орудия колдовства под самые безобидные предметы. В котле, который днем мог мирно стоять на полке вместе с остальной посудой, ночью кипел и булькал эликсир для вызывания бури. Метла для ночных полетов могла дожидаться своего часа в темном чулане, а книга, где записывались ужасные заклинания, могла показаться всего-навсего сборником кулинарных рецептов...
