— Я всегда предпочту твою киску, малышка. Киски созданы для членов, — и после он вколачивается в меня, приподнимает меня за задницу, толкая к зеркалу, и врезается, пока мы оба не взрываемся.
Он падает на меня после того, как стихает последняя волна пульсации.
— Черт возьми, Харпер, ты сводишь меня с ума.
Мне приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Если бы он только знал.
— Вот так ты любишь, чтобы сосали твой член?
Он давится смешком.
— Ага, и это был сраный рай, — он тяжело дышит в мою шею, и я снова практически возбуждена. Но он поднимает меня, шлепает по заднице и ведет в ванную. — Пора освежиться.
Он сажает меня на столешницу, но мои руки обнимают его за шею, и я не в силах опустить его.
— Я знаю, что ты сказал, что вернешься за мной, Джеймс. Но я не могу сделать этого. Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, пожалуйста, прошу.
Он хмурится, глядя на меня сверху, неспособный дать мне ответ и неспособный солгать.
— Десять дней, Харпер. Я никогда не задержусь дольше, чем на десять дней.
— Я не проживу десяти дней, Джеймс. Я не выживу без тебя. Клянусь, не смогу. Так много всего может произойти за десять дней.
— Ты сможешь, детка. Обещаю. Я позабочусь об этом. Просто расслабься. Я никуда не ухожу. Это просто на всякий случай. Не по-настоящему.
— Не по-настоящему? — я отчаянно хочу знать, поэтому цепляясь за все.
Он трясет головой.
— Просто на случай, если что-то произойдет.
Но это «если» заставляет меня думать обо всех остальных «если», которые могут случиться.
Что если файлов уже нет?
Что если Ник мертв?
Что если Джеймс и правда уйдет?
И что самое худшее. Что если он не вернется за мной?
Глава 26
Джеймс
Харпер глубоко дышит, будучи полностью истощенной.
Я также истощен, но сон как рукой сняло. Какой идиотский день. Как могло все это дерьмо случиться за один день? Похищение произошло сегодня утром. Убийство тоже произошло сегодня утром. Я до сих пор не знаю, зачем это. Надеюсь, это не связано с работой, которую я исполняю для Адмирала. Или с работой Мерка. Или с тем, что я выполняю, чтобы обезопасить Харпер.
«Ну, Господи Боже, Джеймс, — произносит Тет в моей голове. — Какую работу тебе еще предстоит продолжить?»
Это хороший вопрос.
Знаете, что было бы круто? Если бы Тет позаботился об этих потерях памяти. Правильно? Это было бы потрясающе, даже если означало бы, что меня будут проверять. Потому что, по меньшей мере, у меня были бы ответы.
«Но реальность, Джеймс, — говорю я сам себе. — Я прилип к реальности. Кто еще был вовлечен?»
Саша, очевидно. Многое из произошедшего за сегодня дерьма касалось Саши. И какого хера? Будто этого ребенка просто подбросили мне на колени, чтобы…
Нет. Этого не может быть.
Я рассмеялся про себя. Но как бы идеально было бы, если я просто отправил ее на все четыре стороны? Особенно, после встречи с Адмиралом. «Ликвидируй ее, — сказал он».
Что если он сказал Саше то же самое?
Я имею в виду — это безумие. Маленький Смурф против меня? Я смеюсь. Она хороша для ребенка. Но недостаточно. Даже близко. Харпер тоже чертовски хороша. Но она не умеет стрелять. Черт, да она даже водить не умеет.
Я сажусь в постели и смотрю на нее. Она спит так крепко, не обращая внимания на все, что происходит вокруг.
Я встаю с постели и вытаскиваю чистые джинсы и футболку, которые я принес из «Хаммера» после душа. Потом хватаю пистолет и иду на поиски своей новой жертвы.
Я босиком, так что прохожу вниз и выхожу в гостиную. Здесь абсолютно тихо. Луна освещает комнату достаточно, чтобы видеть, но не более. Слишком много теней вокруг меня, чтобы мне было комфортно. И одна из них может быть ребенком. Я прохожу по коридору и проверяю первую комнату. Ничего. Во вторую комнату в конце коридора дверь закрыта. Тихо подхожу к двери, наклоняюсь послушать и затем мягко стучу.
— Саша? — Я поворачиваю ручку двери и заглядываю. — Саша?
Откуда-то доносится сильное дуновение ветра, будто открыто окно, но все окна в этом доме длинные и захудалые, вверху у самого потолка. Или же световые люки. Я смотрю вверх, и полсекунды мне кажется, что это она и есть — маленький гребаный Смурф прячется на потолке, будто мини-версия Человека-паука.
Но ее там нет.
На потолке есть световой люк. И он открыт. Именно оттуда и доносится дуновение. К стене прислонена лестница, поставленная под острым углом. Я становлюсь под люком и выкрикиваю.
— Саша! Ты наверху?
Над входом на крышу появляется тень.
— Да.
— Мне можно подняться?
Она осторожно поглядывает в сторону.
— Думаю, да.
Я прячу пистолет в штаны и взбираюсь наверх. Когда я выбираюсь из люка, она оказывается на другом конце крыши.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, прохаживаясь к ней. Ее рука за спиной, так что я думаю, что ее посещают те же мысли, что и меня касательно ее.
— Кое-что ищу.
— Оу, — хммм. — Например? — Я делаю вид, что смеюсь. — Это же крыша.
Она кивает на небо головой, не отрывая глаз от меня.
— Ты знал, что сегодня летнее солнцестояние? Самый долгий день в году.
— Бл*дь, ну, это точно был самый долгий день в моей жизни.
— Правда? — спрашивает она, слегка улыбаясь. А после ее улыбка превращается в хмурость так быстро, что мое сердце пропускает удар.
— Что? — Один вопрос — и это все, что нужно, чтобы у нее навернулись слезы. — Что? Что не так?
Она проходит к низкому кирпичному выступу по периметру крыши и садится. Ее пистолет выглядывает из-за пояса, и она вытирает лицо тыльной стороной ладони.
— У нас сегодня были планы.
— С кем? — Бл*дь, о ком она говорит? Планы? Убить меня? У нее есть напарник? Кто он? Все это выстреливает в моей голове, пока она собирается с духом.
— У моего отца и меня, — наконец-то произносит она сквозь слезы. — У нас были планы отправиться в секретное место, где древние индейцы отмечали дни солнцестояния, используя камни, выкладывая их в линию по кругу. Я знала название этого места раньше, но… — она шмыгает носом и трясет головой. — Я забыла, как оно называется. И знаешь что? — Ее глаза наполнены слезами с грустью, пока она смотрит на меня.
Я опускаюсь на колени и оказываюсь одного с ней роста, хоть между нами и добрых шесть метров.
— Что?
— Я и его тоже забыла. Я все о нем забыла, пока не отправилась спать, и не увидела дату на цифровых часах на ночном столике.
Бл*дь. Она думает о своем отце.
— И я знаю, что ты говорил попытаться не думать о таких вещах, но это, и правда, тяжело, — она протягивает рыдание. — У меня все болит с самого утра. Я не жалуюсь, Джеймс, клянусь. Но мне уже не так хорошо, — она опускает пистолет на крышу и закрывает лицо обеими руками. — Голова болит. И плечи болят. Мне кажется, я даже из пистолета выстрелить не смогу. Ты был прав. Будет хреново.
