Геринг, у которого была своя резиденция в Оберзальцберге, очень редко бывал гостем в Бергхофе, куда наведывался только по необходимости. Один за другим в Оберзальцберге появились отделы рейхсканцелярии и других государственных департаментов, и спустя некоторое время он превратился в некий филиал берлинского правительства.
Как и у Геринга, у Бормана тоже был там свой дом, но, в отличие от рейхсмаршала, он все свое время проводил с Гитлером в Бергхофе и даже обедал там.
Прежде чем влияние Бормана одержало победу, доступ в Оберзальцберг был открыт для всех, и, как только распространялась весть о том, что приехал Гитлер, Берхтесгаденский район наводнял настоящий поток паломников. Со временем этот поток вырос до такой величины, что пришлось предпринять официальные действия, чтобы как-то с ним совладать. Иногда более пяти тысяч человек, многие из них австрийцы, проходили мимо Гитлера, подняв руки в нацистском приветствии.
Такой «парад» часто продолжался часа два и больше, а поскольку то место, где стоял Гитлер, принимая восторженные приветствия, никак не было защищено от солнца, там посадили дерево, чтобы оно давало ему хоть немного тени.
В 1945 году все, что было хоть как-то связано с бывшим владельцем Бергхофа, разрушили, а чуть позже просто стерли с лица земли. Уцелело только это дерево, и я от души надеюсь, что после моего рассказа его не постигнет та же печальная судьба.
Когда Гитлер был в хорошем настроении, он подзывал детей из толпы и устраивал для них чаепитие с пирожными на террасах Бергхофа. Разумеется, иногда среди маленьких гостей оказывались те, кто не мог похвастаться безупречной чистотой арийского происхождения. В числе множества фотографий, сделанных мною во время таких детских «приемов», оказалась одна, на которой был ясно виден этот изъян, и она, после опубликования во всей своей невинности в моем альбоме «Гитлер и дети», вызвала много шума.
Однажды внимание Гитлера привлекла одна прелестная и бойкая девочка, он долго разговаривал с ней и предложил ее матери почаще приводить ребенка к нему в гости. Маленькая Бернели, так звали девочку, стала любимицей Гитлера, и я много раз фотографировал их вместе на террасе. Как нам стало известно, ее отец был отставным офицером, награжденным Железным крестом 1-го класса.
Но потом один из многих чересчур услужливых членов партии, сующих нос в чужие дела, который знал эту семью, но не знал, чем бы еще заняться, естественно, побежал к Борману и наговорил ему, что девочка не чисто арийского происхождения. Борман тут же запретил матери и ребенку показываться на глаза Гитлеру, но – и это было типично для него – не поставил Гитлера в известность. В дальнейшем, когда Гитлер интересовался, куда делась его маленькая подружка, Борман попросту уклонялся от ответа.
Однако настоящий скандал разразился, когда Борман увидел фотографию Гитлера вместе с этой девочкой у меня в книге. Придя в сильное возбуждение, он потребовал немедленно убрать оттуда фотографию, а когда я сказал ему, что это технически невозможно, он потребовал изъять весь тираж. Это было уж слишком! Недолго думая, я пошел прямо к Гитлеру, рассказал ему обо всем и попросил его решить этот вопрос.
Гитлер не выносил, когда ему приходилось сталкиваться с чем-то таким, что раздражало его или ставило в затруднительное положение, и на этот раз он направил свое презрение против того, кто донес на ребенка. Если бы он придержал свой глупый язык, никто бы от этого не пострадал. Но раз уж так вышло, то, хотя Гитлер и не стал чинить препятствия моей книге, он все-таки решил, что должен быть последовательным и больше не видеться с девочкой.
– У некоторых людей, – сказал он мне, – настоящий талант портить мне все удовольствие!
Выходя по утрам из спальни в Бергхофе, Гитлер первым делом шел прямо на великолепную террасу первого этажа. Там в определенное время он наблюдал чудесное, вдохновляющее зрелище – два гигантских орла парили в небе; в полевой бинокль он жадно следил за величественным полетом этих редких красивых птиц. Потом, однажды, к своему ужасу, он увидел только одного орла. Что же случилось с другим, в тревоге подумал он.
Целыми днями мы мучились этим вопросом, потому что все мы видели, в какой ужас пришел Гитлер после того, как исчез второй орел.
Некоторое время спустя он решил снова поехать в Оберзальцберг на свой день рождения, и за несколько дней до этого мы на нескольких машинах выехали из Мюнхена. Отъехав примерно на пятьдесят километров от города, мы увидели, что к нам быстро приближается встречный автомобиль, и, несмотря на большую скорость, с которой он проехал мимо, Гитлер заметил, что на заднем сиденье лежала какая-то большая птица с распростертыми крыльями. Он тут же остановил нашу автоколонну.
– Я уверен, там мой орел! – сказал он.
И он немедленно приказал машине сопровождения под командованием штандартенфюрера Раттенхубера повернуть назад и догнать автомобиль.
– Если я прав, клянусь вам, господа, что примерно накажу этих мерзавцев! И не только их, но и того, кому они везут птицу! – сказал он, и мрачное его лицо не предвещало ничего хорошего тем несчастным, что вызвали его гнев.
Примерно через полчаса мы увидели, что машина сопровождения возвращается на полной скорости. Мы остановились, к нам подбежал Раттенхубер.
– Вы были совершенно правы, мой фюрер, – доложил он. – Это орел с гор.
– И кому же его везли? – угрожающим тоном спросил Гитлер.
Раттенхубер нерешительно продолжил:
– Орла собирались доставить в вашу мюнхенскую резиденцию на Принцрегентштрассе. Он установлен на мраморном постаменте с надписью: «Нашему любимому фюреру от его гор. 20 апреля. От местной партийной организации НСДАП, Берхтесгаден».
По дороге в Оберзальцберг Гитлер часто предпочитал ехать не по шоссе, а по старой дороге, вившейся вокруг озера Химзее. На этой дороге находилась гостиница «Дамбах», которую он особенно любил и часто останавливался там пообедать или выпить чашку кофе. Конечно, вскоре об этом узнали, и Дамбах стал излюбленным местом для экскурсантов, с большим интересом глазевших на «комнату Гитлера» и гостевую книгу.
Если Гитлер собирался надолго остановиться в Оберзальцберге, он часто переносил важные совещания в Дамбах.
Однажды мы остановились там, чтобы передохнуть, и потом неторопливо поехали в Берхтесгаден, когда Гитлер внезапно заметил человека, лежащего посреди дороги. Водитель Шрек затормозил, охрана вышла из машины сопровождения и подошла к человеку. Когда он пришел в себя, то слабым голосом сказал, что ничего не ел уже два дня. Мы тут же дали ему бутербродов, а Гитлер достал свой бумажник и дал ему пятьдесят марок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
