Там Турпан остановился, оглянулся – и встретился глазами с Ваго. Голем бесстрашно уничтожал призраков, защищая Бейна, и несколько тварей уже поплатились за опрометчивую попытку атаковать его. Ваго поглотил их, и теперь зубчатый гребень на его спине искрился эфирной энергией.
Поймав взгляд Турпана, Ваго с ненавистью оскалился, отбросил в сторону оружие и ринулся через зал на четвереньках, расправив за спиной крылья. Бейн закричал, чтобы голем немедленно вернулся, но тот не слышал – или не хотел слышать.
Турпан тихо выругался и со всех ног побежал к туннелю, волоча за собой Моа. Ваго бросился в погоню за ними.
5. 3
А глубоко в толще скал Орокоса, в сотнях метров под землей, мужчины, женщины и дети Килатаса готовились к отплытию. Завтра они отправятся к земле обетованной. Завтра свершится то, чему они посвятили свои жизни. Завтра они бросят вызов водорезам.
Никто из них не допускал и мысли о неудаче. На верфи кипела бурная деятельность, жители Килатаса спешно досмаливали корпуса последних судов. Каждый дополнительный борт увеличивал их шансы выжить, предоставив водорезам еще одну цель для нападения. По тайным тропам, ведущим в подземный город, сплошным потоком шли люди, нагруженные провизией. Остатки скудных сбережений беглецов были пущены на покупку грубой пищи – припасов в дорогу. Те из посвященных в тайну Килатаса, кто оставался наверху, чтобы охранять подходы, торопливо возвращались в гигантскую пещеру.
Чайка и Щур шли к дому предводительницы. Справа от них была верфь, где на строительных лесах копошились многочисленные строители и механики. Слева находились причалы, где ждали своего часа десятки пришвартованных судов: ржавые старые калоши, шлюпки, буксиры – все, что угодно, лишь бы держалось на плаву и имело двигатель. Взрывники проверяли и перепроверяли взрывчатку, заложенную у западной стены, – им не терпелось обрушить скалу, впустить в пещеру солнечный свет и открыть дорогу в море. Все было готово, оставалось лишь спустить на воду последние суда. И все же Чайка не могла отделаться от ощущения, будто что-то идет не так.
Просто нервы, говорила она себе. Но и сама в это не слишком верила.
Шур был ученым-самоучкой и прирожденным гением. Именно он разработал сложные алгоритмы, которые предсказывали, сколько появится водорезов. И он же рассчитал вероятность выживания, основываясь на скорости и количестве кораблей, скорости и количестве водорезов и дальности границы действия водорезов – дальность эта тоже менялась каждый день, и ее приходилось предугадывать и учитывать.
В Орокосе не существовало заметных отличий между временами года, как и между годами и месяцами. Про событие, произошедшее несколько десятков дней назад, говорили, что оно было «давным-давно» или, например, «в тот день, когда нас залило». Поэтому Чайка не могла сказать, как давно она начала собирать людей и строить Килатас, сколько времени понадобилось Щуру, чтобы сделать расчеты, как долго они строили корабли. Но завтра все это закончится.
Щур был коротышкой с маленькими подслеповатыми глазками и венчиком седеющих волос вокруг лысины. Он носил узкие темные очки и потрепанную коричневую куртку, шаркал при ходьбе и вечно что-то бубнил. Они составляли странную пару – неопрятный сутулый ученый и прямая как струна, безупречно причесанная, строгая предводительница с цепким взглядом.
Да, завтра наконец настанет день, которого он так долго ждали, но Чайка не чувствовала никакой радости. Что-то не давало ей покоя. Что-то было не в порядке. Вот только что?..
Обсуждая на ходу предстоящее отплытие, они с Щуром вошли в полутемный дом Чайки. Она закрыла дверь и замерла у порога комнаты, словно гфислушиваясь; потом внимательно оглядела скудную обстановку. Щур продолжал рассуждать о своей новой идее насчет распределения жителей по кораблям, но тут заметил выражение лица предводительницы.
– Что-то не так?
– Что-то изменилось, – ответила Чайка. – Будто бы что-то сдвинули с места…
– Ты уже несколько дней вся на нервах, – заметил Щур.
– Знаю, – признала она. И снова оглядела комнату. – Вот оно!
Дело было в картине. Лелек вернулась. Она отсутствовала с того самого дня, как направила Турпана и Моа в Нулевой шпиль.
Рисунок в раме полностью изменился. Раньше на нем был изображен городской пейзажик; но теперь улицы едва виднелись на заднем плане. Почти всю картину занимала Лелек. Она стояла так близко, что казалось, вот-вот спрыгнет с репродукции. Лицо ее застыло в немом крике, глаза были полны тревоги, одна ладонь с растопыренными пальцами выставлена вперед, словно упершись в оконное стекло – казалось, девочка пытается вырваться из картины. Вторая рука была отведена назад и сжата в кулак, как будто Лелек хотела разбить невидимую преграду.
Чайку окатило холодом. Она замерла перед картиной, всматриваясь в нее. Девочка была совсем как живая, даже не верилось, что она состоит всего лишь из воды и туши. В ее глазах застыла мольба. Ее крик был полон страха и отчаяния. Чайка присмотрелась. Нет. Лелек боялась не за себя. Она мучительно пыталась что-то донести до них, стоящих по другую сторону невидимой преграды, но не могла…
– Что это значит? – спросил Щур.
И внезапно Чайка поняла. Бегство Ваго, уход Моа и Турпана к Нулевому шпилю, а теперь… Это предостережение!
– Вот крюч! Они о нас узнали, – выдохнула она. – Протекторат. Они знают о Килатасе. – Она повернулась к Щуру, и в ее голосе зазвенела сталь. – Они идут сюда.
– А?.. Что?.. – промямлил ученый. – Откуда ты знаешь? Как ты можешь это знать?
Чайка, забыв о нем, металась по комнате.
– Нам надо уходить. Надо плыть. Прямо сейчас.
– Мы не можем плыть сейчас! Водорезы разорвут нас на куски!
– Если мы не отплывем сейчас, мы вообще не отплывем! Протекторат знает о нас, значит, они уже послали сюда войска. К ночи они соберут на воде дредноуты, мы не проплывем и двух сотен метров! А если даже сейчас бросить все и бежать из Килатаса в другие убежища, солдаты встретят нас на полпути!
– Но водорезы!..
Чайка смотрела в окно, скрестив руки, притоптывая в возбуждении ногой.
– Мы можем собраться за несколько часов. Провизия по большей части уже на борту. Недоделанные корабли бросим. Нужно только погрузить на борт всех людей. – Ее взгляд метался, оглядывая строителей на верфи. – Если мы отплывем сегодня, каковы будут жертвы?
– Девяносто процентов, – ответил Щур не задумываясь. – Мы столкнемся с семью водорезами.
– Девяносто процентов, – повторила Чайка, внутренне обмирая. – Против ста процентов, если Протекторат доберется сюда во время…
– Если солдаты Протектората вообще придут, – прибавил Щур. Он почесал макушку и произнес извиняющимся тоном: – Если ты зря разволновалась, твоя ошибка будет стоить жизни очень многим.
– И я могу оказаться в их числе, – возразила Чайка. – Я знаю, что поставлено на карту. Я не ошибаюсь.
Щур с сомнением смотрел на нее.
– Ты уверена?
– Я уверена, что скорее умру, чем позволю Протекторату отнять у нас шанс обрести свободу, – ответила она.
Чайка замерла на месте. В тусклом свете, льющемся из грязного окна, она была похожа на статую. Потом она резко повернулась к Щуру, и иллюзия исчезла.
– Мы отплываем. Немедленно.
5. 4
Турпан и Моа бежали по туннелю. Стены его были бледно-голубыми, с металлическими ребрами, из фонарей в нишах лился мягкий успокаивающий свет. Ваго быстро настигал беглецов.
– Я вас догнал, мерзавцы! – донесся сзади его сдавленный голос. – Вам не скрыться!
– Сюда! – прошипел Турпан.
Моа увидела, что он указывает на какую-то решетку, похожую на серебристую паутину, в самом низу стены туннеля. За ней находился воздуховод, а может быть, технический канал, а может быть… да все, что угодно! Главное, что Ваго в такой узкий лаз не протиснется. Наверное.
Турпан с разбега упал на колени и схватился за решетку в надежде расшатать и вырвать ее, но, к его удивлению, решетка растаяла при его прикосновении, открыв круглую дыру и темноту за ней. Похоже, там начиналась неизвестно для чего предназначенная труба, сделанная из того же незнакомого материала, что и стены вокруг. Выбирать было не из чего.
