12 июня 1905. Ясная Поляна. Было очень дурное расположение духа. Старался пользоваться им. Написал в два дня рассказ «Ягоды». Не дурно. Сейчас был Миша и разговаривал хорошо. Очень может быть, что в нем пробудится жизнь. Во всех должна пробудиться. Все больше и больше болею своим довольством и окружающей нуждою.
[…] Пишу и сплю. Так слабо себя чувствую. Хотел писать и «Силоамскую башню»* и «Зеленую палочку» и ничего не могу.
18 июня 1905. Ясная Поляна. Больше недели чувствую себя физически очень дурно: желудок, кишки. Написал только вступление к «Великому греху» и несколько ничтожных писем. Записать надо несколько, кажущихся мне важными, вещей.
1) (К «Силоамской башне».) Это разгром не русского войска и флота, не русского государства, но разгром всей лжехристианской цивилизации. Чувствую, сознаю и понимаю это с величайшей ясностью. Как бы хорошо было суметь ясно и сильно выразить это. […]
29 июня 1905. Ясная Поляна. Больше недели нездоров желудком. Почти ничего не делал. Лева здесь. Мне его всей душой жалко, но помочь ему невозможно. Может быть, так и нужно. И ему хорошо в его слепоте. Только нынче немного пописал «Силоамскую купель». Пошу чем больше вижу, тем больше ценю и люблю. Саша грубеет. Или нет идеалов, или очень низкие. Здоровье Сони не определенно. Скорее вероятно, что нет дурного. С ней очень хорошо.
Записать надо: самое главное.
[…] 2) (К «Силоамской башне».) Изменение государственного устройства может произойти только тогда, когда установится новая центральная власть или когда люди местами сложатся в такие соединения, при которых правительственная власть будет не нужна. А вне этих двух положений могут быть бунты, но не перемена устройства.
3) Toqueville говорит, что большая революция произошла именно во Франции, а не в другом месте, именно потому, что везде положение народа было хуже, задавленнее, чем во Франции. En détruisant en partie les institutions du moyen âge on avait rendu cent fois plus odieux ce qui en restait[45]. Это верно. И по той же причине новая, следующая революция освобождения земли должна произойти в России, так как везде положение народа по отношению к земле хуже, чем в России.
[…] 8) Революция только та благотворна, которая разрушает старое только тем, что уже установила новое (гурийцы). Не склеивать рану, не вырезать ее, а вытеснять ее живой клетчаткой.
9) Увеличение свободы есть просветление сознания.
10) Свобода есть освобождение от иллюзии, обмана личности.
11) Как французы были призваны в 1790 году к тому, чтобы обновить мир, так к тому же призваны русские в 1905.
3 июля 1905. Ясная Поляна. Немного лучше. Переделывал предисловие к «Великому греху». Не работается. Нынче живо думал: только бы смотреть на выработку в себе любви как на главное дело жизни, и дела всегда есть, и не будешь жалеть, что не пишется. Думал: нездоровье, боль, дурное расположение духа? Я этого нынче желал, чтобы в этих состояниях испытать себя и победить.
1) Павла Николавна, как и многие, говорит, что не любит принципов, потому что нельзя live to it[46]. Это — неспособность мыслить. Принципы — это сознание истины, добра, и вся жизнь есть приближение к ним. Как же жить без них. […]
5 июля 1905. Ясная Поляна. Вся жизнь наша есть проявление сознания…
Начал выписывать мысли, но чувствую себя столь слабым, что отложу до другого раза. Все боль желудка. Не спал от боли. И опять утро не работаю.
Все хочется писать совет людям в теперешнее время, и все не в силах. Видно, не надо. И так хорошо, и дело, самое важное дело, есть. Записать:
1) Цивилизация шла, шла и зашла в тупик. Дальше некуда. Все обещали, что наука и цивилизация выведут нас, но теперь уже видно, что никуда не выведет: надо начинать новое. […]
31 июля 1905. Ясная Поляна. Не писал 28 дней. Никак не думал, чтобы так долго. Все это время был физически довольно здоров, но духовно слаб: мало писал. Мало подвинулся в «Конце века». Но кажется, за это время было немало мыслей, может быть, и интересных. Сейчас запишу их. За все это время была большая лень, слабость и дурное расположение, но, слава богу, мало проявлявшееся. Записываю.
1) Записано так: пассивная революция началась в России.
2) В такие времена борьбы, как теперь в России, нужно, первое: воздерживаться от того, чтобы помогать той или другой стороне; второе: отыскивать средства примирения.
3) Интеллигенция внесла в жизнь народа в сто раз больше зла, чем добра.
4) Записано: Не прав ли Сютаев? А теперь не могу вспомнить, в чем.
5) Революция теперь никак не может повторить того, что было 100 лет назад. Революции 30, 48 годов не удались потому, что у них не было идеалов, и они вдохновлялись остатками большой революции. Теперь те, которые делают русскую революцию, не имеют никаких: экономические идеалы — не идеалы*.
6) Революция плодотворная только та, которую нельзя остановить. […]
14) Как хорошо, что я бываю и зол, и глуп, и гадок и знаю это про себя. Только благодаря этому я могу (к несчастью, только иногда) кротко, прощая, переносить злость, глупость, гадость других.
[…] 16) Ничто так не подвигает к добру, как сознание того, что тебя любят. Оно подвигает и тем, что радостно быть любимым, и делаешь то, что вызывает любовь, подвигает и прямо, непосредственно тем умилением, которое возбуждает любовь, возбуждаемая и испытываемая.
17) Слишком хорошо, легко бы было жить, если бы не было того, что тревожит, огорчает, испытует.
18) Все совершающиеся изменения в жизни людей, все существенные — совершаются по духовным причинам. Но это не только не значит того, что изменения эти произвольны, но, напротив, показывает, что они непроизвольны, так как изменения духовные вне власти человека — они сама жизнь.
19) Цивилизация лжехристианская завела христианские народы в такой тупик, из которого ясно, что нет никакого выхода, и надо идти назад, не всю дорогу назад, а ту часть дороги, которая завела в тупик.
20) Сидим на дворе, обедаем десять кушаний, мороженое, лакеи, серебро, и приходят нищие, и люди добрые продолжают есть мороженое спокойно. Удивительно!!!!
[…] 24) Русская революция должна разрушить существующий порядок, но не насилием, а пассивно, неповиновением. […]
Нынче 10 августа 1905. Ясная Поляна. Был в Пирогове. Два или три дня чувствовал себя особенно слабым, но после трех дней стало работаться, и почти кончил «Конец века». Было очень хорошо в уединении и у Маши. Вернулся 7-го, и здесь было хорошо. Вчера нагрешил, раздражился о сочинениях — печатании их. Разумеется, я кругом виноват. Хорошо ли, дурно это, но всегда после такого греха: разрыва любовной связи — точно рана болит. Спрашивал себя: что значит эта боль? И не мог найти другого ответа, как только то, что открывается (посредством времени) сущность своего существа. Считаешь его лучшим, чем оно есть.
Странное испытываю я теперь в хорошие минуты ощущение понимания смысла жизни, такого ясного, что становится жутко. Надо попытаться выразить. […]
11 августа 1905. Ясная Поляна. Порядочно работал. На душе хорошо.
«Подмененный ребенок»* хорошо бы.
27 августа 1905. Ясная Поляна. Писал все время «Конец века». Кажется, порядочно. Почти кончил. Все еще «почти». Вышли «Единое на потребу» и «Великий грех», и кажется, что «Великий грех» врезался в препятствие, и прет, и, может быть, ломает. Сейчас прочел критику американца. Очевидно, против шерсти, и больно. То же отношение в России: или молчание, или раздражение боли. Хорошо.
Как мне ясно определилась теперь история моих отношений к Европе: 1) радость, что меня, ничтожного, знают такие великие люди; 2) радость, что они меня ценят наравне с своими; 3) что ценят выше своих; 4) начинаешь понимать, кто те, которые ценят; 5) что они едва ли понимают; 6) что они не понимают; 7) ничего не понимают, что они, те, оценкой которых я дорожил, глупые и дикие. Сегодня получил критику на «Великий грех» жалкую и Questionnaire[47] редактора «Echo» о смертной казни, почему она необходима и справедлива*. И фамилия редактора — Sauvage*.
Просыпаюсь утром и спрашиваю себя: что у меня впереди? и отвечаю: ничего, кроме смерти. Ничего не желаю. Все хорошо. Что же делать? Как же жить? Наполнять остающуюся жизнь делами, нужными пославшему. И как легко! Как спокойно! Как свободно! Как радостно!
Записать:
1) Кто свободнее: монгол, раб Чингис-хана или богдыхана, который может отнять у него имущество, жену, детей, жизнь, или бельгиец, американец, посредством выборов управляющий будто бы сам собою?
[…] 7) В детстве желают всего, в юности и мужестве — чего-либо одного, в старости — ничего.
8) Жизнь есть умирание. Хорошо жить — значит хорошо умирать. Постарайся хорошо умирать. […]
9 сентября 1905. Ясная Поляна. От Маши дурные известия. Очень жаль ее, и не могу утолить боль. Все время писал «Конец века» и редко бывал чем-нибудь так доволен. Кажется, что хорошо. Могло бы и должно бы быть много лучше, но и так ничего. Перед этим было почему-то очень грустно. Чувствую себя одиноким, и хочется любви. Разумеется, это неправда. И так очень хорошо. Все так же часто слишком ясен смысл жизни и тяжела бессмысленная жестокая жизнь. Нынче был еврей, корреспондент «Руси». В конце разговора, вследствие моего несогласия с ним, он сказал: «Этак вы и убийство Плеве признаете нехорошим». Я сказал ему: «Жалею, что говорил с вами», — и с раздражением ушел, то есть поступил очень дурно.
