– Да, я в этом уверена.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Но ведь я же знакома с ними, не так ли?
– Да, но разве тем вечером не было темно?
– Было не настолько темно, чтобы я не смогла их узнать.
– Но ведь было темно, не так ли?
– Ночь еще не наступила. Да и темнота была совсем не ночная.
– Но все-таки вы не станете отрицать, что на улице было темно.
– Только потому, что надвигалась гроза.
– И разве вы в этой темноте не могли обознаться? Принять этих троих мальчиков, которые якобы передали вам ножи, за кого-то еще?
– Нет, я не обозналась. Их было трое. Я с ними говорила, так как же я могла ошибиться?
– Ясно. А кто первым отдал вам свой нож?
– Не помню.
– Это был Рейрдон?
– Я не помню. Все произошло так быстро…
– Или, может быть, это был Дипаче?
– Я же сказала вам, что не помню.
– Но вы же помните, что это были именно эти мальчики? Вы в этом уверены. Так почему же вы не можете точно сказать, кто из них какой нож вам вручил?
– Протестую! Адвокат защиты пытается исказить показания свидетеля. Она уже заявила, что ножи были переданы ей Рейрдоном, Апосто и Дипаче. И она просто не помнит, в какой последовательности.
– Протест принимается. Задавайте следующий вопрос.
– У меня больше нет вопросов, – сказал Рэндолф.
– Вызывается Дэниель Дипаче.
Дэнни встал со своего места. Он взглянул на адвокатов защиты, дождался их одобрительного кивка и затем нерешительно направился к свидетельской трибуне. На нем был темно-коричневый костюм, а на рыжих волосах играли блики солнечного света, проникавшего в комнату сквозь высокие окна. Секретарь привел его к присяге, и он занял место свидетеля, вытирая ладони о брюки. Хэнк подошел к нему. Какое-то время они молча глядели друг на друга.
– Ваше имя Дэнни Дипаче?
– Да.
– Надеюсь, Дэнни, вам известно, что вы обвиняетесь в убийстве первой степени и если суд присяжных сочтет вас виновным, то вы можете угодить на электрический стул? Вам это известно, не так ли?
– Да, я знаю.
Хэнк взял ножи и показал их Дэнни:
– Вы узнаете эти ножи?
– Нет.
– Дэнни, вы поклялись говорить правду! – прикрикнул на него Хэнк. – Так что не добавляйте к своему приговору еще и лжесвидетельствование.
– А разве это более тяжкий грех, чем убийство первой степени?
– Взгляните на эти ножи. Вы их узнаете?
– Нет, не узнаю.
– Дэнни, говорите мне правду.
– Протест!
– Это те самые ножи, которыми был убит Рафаэль Моррес. Так что теперь вы их узнали и не пытайтесь больше мне лгать. Ваша ложь мне не нужна.
– Протест! На свидетеля оказывается давление.
– Протест отклоняется.
– Так вы узнаете эти ножи, не так ли? Дэнни замялся.
– Ну ладно, – сказал он наконец. – Думаю, наверное, что узнаю.
– Безо всяких «думаю» и «наверное». Да или нет? Так вы узнаете их или нет?
– Ну ладно, да. Узнаю.
– Который из них ваш?
– Не знаю.
– Дэнни, укажите, какой из этих ножей принадлежит вам?
– Не помню. По-вашему, я должен помнить такие мелочи? Хэнк протянул ему один из ножей:
– Этот?
– Не знаю.
– Так посмотрите на него внимательно!
– Смотрю.
– Это ваш нож?
– Не знаю.
– Тогда чей этот ножик? С черной рукояткой и серебряной кнопкой? У вашего ножа была черная рукоятка?
– Нет, я так не думаю.
– Значит, это не ваш нож. Верно?
– Да, наверное.
– Если у вас не было ножа с черной рукояткой, то он не может считаться вашим, не так ли?
– Думаю, это да.
– Да или нет? Это ваш нож или нет?
– Ну ладно, нет. Это не мой нож.
Хэнк вздохнул:
– Благодарю вас. А как насчет другого ножа – вот этого, с перламутровой рукояткой? Это ваш нож?
– Нет.
– Значит, первые два ножа не ваши, верно?
– Да, верно.
– Выходит, вам принадлежит самый последний, третий нож, правильно?
– Я не уверен.
– Что ж, давайте взглянем на нож. Приглядитесь к нему получше, а затем скажите мне, этот ли нож был у вас в руках вечером десятого июля.
– Протест!
– Принимается.
– Просто скажите мне, Дэнни, ваш это нож или нет. Когда я приезжал к вам в тюрьму на Уэлфэр-Айленд, вы сказали мне, что ударили Морреса ножом четыре раза. Но как в таком случае…
– Протест!
– Протест принимается.
– Так вы говорили или не говорили мне о том, что четыре раза ударили Морреса ножом?
– Я… я не помню, что я вам тогда говорил. Это было довольно давно.
– Да или нет ?
– Я… я… думаю, я вам это сказал.
– Что вы ударили Морреса?
– Протестую!
– Протест отклоняется.
– Это была самозащита, – пробормотал Дэнни.
– Но вы ударили его ножом, не так ли?
– Я протестую! Ваша честь…
– Протест отклоняется.
– Да, – выдохнул Дэнни. – Это была самозащита.
– Вот этим самым ножом?
– Протестую!
– Ваша честь, я не могу нормально допросить свидетеля, если в отношении каждого сказанного мною слова защита будет заявлять протест, – зло заметил Хэнк. – Лично я в своей линии ведения допроса не нахожу ничего предосудительного. Так что, может быть, адвокат защиты все-таки заткнется и позволит мне…
– Вы задаете свидетелю наводящие вопросы! – выкрикнул Рэндолф со своего места.
– Черт возьми, но вы же сами не стали возражать против того, чтобы он давал показания, не так ли?
– К порядку! К порядку! – строго приказал Сэмелсон. – И впредь попрошу вас воздержаться от подобных перебранок в зале суда! Суд считает линию проведения допроса вполне приемлемой. Вынужден предупредить защитника о недопустимости выпадов в адрес окружного прокурора. Свидетель, отвечайте на последний вопрос.
– А какой… какой был последний вопрос? – спросил Дэнни. От волнения его прошиб холодный пот, и он вытер его рукавом со лба и верхней губы.
– Пожалуйста, зачитайте последний вопрос.
– «Вот этим самым ножом?»
– А что, если это мой нож?
– Отвечайте на вопрос!
– Да. Да, вот этим самым ножом.
– Благодарю вас. А теперь расскажите, что произошло вечером десятого июля.
– Я уже рассказывал вам.
– А теперь расскажите суду.
– Тем вечером мы пошли прогуляться, – заученно завел Дэнни, словно рассказывая стихотворение наизусть. – На нас напал Моррес. В руке у него был нож. Поэтому мы были вынуждены обороняться.
– А кому принадлежала идея насчет того, чтобы отправиться на прогулку?
– Нам всем. Всем троим.
– Но кто первым сказал: «Пойдем прогуляемся»?
– Не помню.
– Это предложили вы?
– Нет.
– Апосто?
– Нет.
– Значит, это должен быть Рейрдон?
– Наверное. Я не знаю. Может быть, это была идея Амбала, возможно, это он предложил пойти погулять.
– Он что, сказал, что ему хочется прогуляться?
– Я не помню.
– Или, может быть, он сказал, что ему хочется наведаться на вражескую территорию, чтобы устроить там небольшую заварушку?
– Протестую!
– Ведь это ему принадлежала идея отправиться в Испанский Гарлем и устроить там небольшую заварушку, не так ли?
– Протестую!
– Ваша честь, вы только что предупредили…
– А теперь я должен предупредить вас, мистер Белл, чтобы вы не задавали свидетелю наводящих вопросов. Протест принимается. Опустите оба те вопроса.
– Когда Амбал Рейрдон впервые завел речь о прогулке, – сказал Хэнк, – он говорил вам о том, что вы отправитесь гулять в Испанский Гарлем?
– Я не помню. Кажется, он просто сказал: «Пойдем прогуляемся» или что-то в этом роде.
– И не уточнил, куда именно?
– Кажется, нет.
– Может быть, он сказал: «Давайте прогуляемся до Парк-авеню»?
– Может быть.
– А может, он сказал: «Давайте прогуляемся по Испанскому Гарлему»?
– Может быть.
– Ладно, после того, как вы оказались в Испанском Гарлеме, что вы стали делать?
– Мы пошли по улице… – Дэнни обернулся к Сэмелсону. – А мне обязательно отвечать на этот вопрос?
– Вопрос задан вполне корректно. Попрошу вас ответить на него.
– Мы просто шли по улице.
– Кто из вас первым заметил Морреса?
– Я… я не знаю.
– Амбал?
– Да… кажется, он. Я не знаю. Да и какая разница? Мы все били его ножами!
По залу суда пронесся приглушенный ропот. Хэнк наклонился ближе к Дэнни, и ропот внезапно смолк.
– А почему вы стали бить его ножами, Дэнни?
– Он напал на нас. У него в руке был нож.
– Дэнни, он держал в руках губную гармошку!
– Что?
– А разве нет? Разве это была не губная гармошка? Ведь у него не было никакого ножа, не так ли?
– Я… я не знаю. С виду это было похоже на нож.
– Значит, вы знали, что это была всего лишь губная гармошка?
– Нет, нет, я просто говорю, что оно выглядело, как…
– Что «оно»?
– Эта, как ее, губная гармошка. Вы же сами только что сказали, что это была именно она, разве нет?
– Да, но когда именно ты понял, что это была всего лишь губная гармошка?
