Когда я возвратилась на первый этаж к вдове, та лопалась от ликования. Неожиданно и без всяких поисков вдова наткнулась на жемчужину для галстуков; она спрятала ее в кончике пальцев набитых друг в друга носков. «Как я только могла забыть про это!» - удивляется она постоянно.
Мирно воскресенье троицы проходило. С 8 часов вечера я ждала старшего лейтенанта - Николая, который спросил меня в среду, может ли он сегодня прибыть. Он не пришел, и, пожалуй, больше не придет. Господин Паули не мог воздержаться от соответствующего замечания.
Понедельник, 21 мая 1945 года.
С праздничного понедельника троицы не было ничего интересного. Вряд ли кто еще работает по профессии. У Берлина - каникулы. Я искала дрова и наткнулась на объявление, что все "деятели культуры" должны отмечаться сегодня в 11 часов в ратуше: художник, журналисты, люди из издательств. Трудовая книжка, а также образцы искусства нужно были принести.
Я - туда. Очередь на втором этаже. Это они, несомненно. Отшлифованные головы, своеобразная одежда, театральная девушка рядом с пожилыми художницами, которые буксируют с собой надушенные маслом картины. Там мужиковатая женщина, там женственный молодой человек с томным взглядом, наверное, танцор. Я стою в самой середине и внимательно слушаю речи слева и справа, например, о якобы отстраненном знаменитом коллеге, до тех пор, пока резко женский голос не исправляет: «Нет, наоборот! Только теперь, все же, оказалось, что он был полуевреем».
Вероятно, это правда. Всюду до сих пор так боязливо спрятанные "не арийцы" подчеркивают теперь это в своих родословных.
Регистрация была только формальностью. Пожилая женщина с еврейскими чертами лица отмечала анкетные данные в толстый черновик, выдавала каждому одному регистрационный сертификат состояния готовности. Нужно ли ожидать отсюда какую либо помощь? Едва ли.
К обеду вдова открыла одну из ее с 1942 тщательно оберегаемых банок с законсервированной курицей. Да, курица, но курица со вкусом пилюль и молей. Банки в течение долгих лет были пересыпаны нафталином. По этому поводу большой смех. Даже прожорливый господин Паули отказался. Вдова проглотила несколько кусков и предоставила мне остаток. Я изобрела метод проглатывать куски при закрытом носе.
Около 3.30 я пошла к пешему переходу в Шарлоттенбург, чтобы посетить Ильзу; госпожа Ильза Р., фотограф элегантной моды и редактор в женском журнале, до тех пор, пока она не сочеталась браком с инженером из военной промышленности – генералом-героем, который украл ее любовь.
После щедрого прощания с вдовой я отправилась. Длинные, пустые, мертвые улицы. Под туннелем, где раньше даже в течение дня горели фонари, мрак и запах грязи. Мне сердце, когда я вошла туда, стучало боязливо.
Дальше, в направлении Шонеберг. Я встретила в течение одной четверти часа только 2 человек, женщину, босиком с расширенными венами, как веревки. Все казалось мне искаженным и призрачным - вероятно, из-за солнечных очков, которые я надела против пыли. На перекрестке черноволосая завитая русская танцевала на деревянной площадке. Она поворачивалась, если прибывали русские машины, показывала красные и желтые флажки и улыбалась. Ее полные груди танцевали вместе с ней. Робко проходили несколько немцев с ведрами мимо нее.
Бесконечно пустые улицы. Внезапно необычное человеческое изобилие, пожалуй, 20, 30 мужчин, они выходят из кино, в котором идет русский фильм по имени «Чапаев», как сообщают вручную нарисованные плакаты. Мужской голос, вполголоса: «Да чепуха!»
У стен наклеены пестрые, вручную нарисованные плакаты, которые сообщают программы варьете в различных залах трактира. Артисты первые по плану.
На проезжей части звонили велосипеды. Они действительно звонили, так как они катились без шин на голых колесных дисках - новый, эффективный метод ускользнуть от русского "изъятия". Впрочем, некоторые немцы также "нашли" велосипеды в течение этих дней, так как русские бросали велосипеды при первом же проколе шины и искали новые, в лучшем состоянии.
Дальше, по зеленым жилым улицам. Всюду тишина, неподвижность. Все выглядит попрятавшимся и испуганным. Иногда молодые семенят мимо, мило причиненные. Идут туда, где уже даже опять танцуют, вдова услышала это от пекаря.
Горло пересохло от напряжения, когда я поворачивала на Вонштрассе к моей подруге. Мы не видели друг друга 2 месяца - и что за месяца! – никто не знает, кто жив, а кто уже нет.
Дом стоял невредимый, но запертый, мертвый. Зовя и свистя я блуждала, пожалуй, четверть часа вокруг, до тех пор пока я не нашла вход. Наверху на входной двери - хорошо известное имя. Стучу и зову. Я вспотела от ожидания. Внутри крик радости. Снова обнимаюсь с женщиной, с которой я самое большее имела раньше только рукопожатие. Мужчина кричит: «Кто там! Уж не ангел это!»
Обмениваемся поспешно первыми предложениями, Ильза и я:
- Сколько раз тебя изнасиловали, Ильза?
- Четыре раза, а тебя?
- Не знаю, я должна нести высокую службу при майорских тылах.
Мы сидим вместе на кухне, пьем настоящий чай, едим хлеб с джемом, разговариваем... Ильзу поймали однажды в подвале, остальные разы на первом этаже, в пустой квартире, в которую вломились прикладами. Один, как она говорит, хотел лечь с автоматом к ней. Она испугалась и разъяснила ему жестами, что он должен отложить вначале свою трещотку, что парень и сделал.
В это время муж Ильзы, ушел, как он говорил узнать новости по приемнику у соседей. Ильза широко улыбается за его спиной: «Ну, он у меня плохо слышит». Он мучит себя упреками, так как он оставался бездеятельным в подвале, в то время как его жену имел Иван. При первом насилии в подвале он был даже в пределах слышимости. Это должно быть особое испытание для него.
Впрочем, мы использовали отсутствие господина Р. для маленькой болтовни женщин. Ильза - это избалованная женщина, из светского круга. Что могла сказать русским кавалерам?
"Жаль", она говорила, и нос ее двигался. «Однако, совсем не страшно. Просто и грубо, как и тот другой здесь в доме. Но, вероятно, у тебя был лучше опыт с твоими офицерами».
«По этой части нет».
«Наверное, наш дом был последним по плану в социалистическом плановом хозяйстве», - предполагает Ильза.
«В отношении эротики они остановились, во всяком случае, там, откуда стартовали Адам и Ева. Я сообщила об этом моему мужу в утешение».
Она прищуривает глаз: «При таком скудном корме мой бедный супруг стоит тоже, естественно, уже немного. Он уже заработал комплексы по этому поводу воображая, что у Красной армии с ее рубаками есть на меня серьезные шансы».
Мы очень смеялись и согласились, что наши дорогие враги на свободной охоте, как нормальные претенденты, в 99 из 100 случаев не имели бы даже незначительных шансов у нас. Ну а сотого перед знакомством следовало бы испытать в деле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
