- Достойно ли несет народ русский "иго и бремя" своего религиозно-нравственного послушания, своего христианского долга?
- Что надо делать, как устроить дальнейшую жизнь общества, дабы обезопасить освященное Церковными Таинствами устроение жизни от разлагающего, богоборческого влияния суетного мира, западных лжеучений и доморощенных соглашателей?
В напряженных раздумьях на эти темы проходил весь XVII век. Из пламени Смуты, ставшей не только династическим кризисом, политической и социальной катастрофой, но и сильнейшим душевным потрясением, русский народ вышел "встревоженным, впечатлительным и очень взволнованным". Временной промежуток между Смутой и началом Петровских реформ стал эпохой потерянного равновесия, неожиданностей и громогласных споров, небывалых и неслыханных событий.
Этот драматический век резких характеров и ярких личностей наиболее проницательные историки не зря называли "богатырским" (С.М. Соловьев). Неверно говорить о "замкнутости", "застое" русской жизни в семнадцатом столетии. Напротив, то было время столкновений и встреч как с Западом, так и с Востоком - встреч не военных или политических, которые Руси издавна были не в новинку, но религиозных, "идеологических" и мировоззренческих.
"Историческая ткань русской жизни становится в это время как-то особенно запутанной и пестрой, - пишет историк Г.В. Флоровский. - И в этой ткани исследователь слишком часто открывает совсем неожиданные нити... Вдруг показалось: а не стал ли уже и Третий Рим царством диавольским, в свой черед... В этом сомнении исход Московского царства. "Иного отступления уже не будет, зде бо бысть последняя Русь"... В бегах и нетях, вот исход XVII в. Был и более жуткий исход: "деревян гроб сосновый, гарь и сруб..."
Многочисленные непрерывные испытания утомили народ. Перемены в области самой устойчивой, веками незыблемой - религиозной - стали для некоторых умов искушением непосильным, соблазном гибельным и страшным. Те, у кого не хватило терпения, смирения и духовного опыта, решили - все, история кончается. Русь гибнет, отдавшись во власть слуг антихристовых. Нет более ни царства с Помазанником Божиим во главе, ни священства, облеченного спасительной силой благодати. Что остается? - Спасаться в одиночку, бежать, бежать вон из этого обезумевшего мира - в леса, в скиты.
Если же найдут - и на то есть средство: запереться в крепком срубе и запалить его изнутри, испепелив в жарком пламени смолистых бревен все мирские печали...
Настоящая причина Раскола - благоговейный страх: не уходит ли из жизни благодать? Возможно ли еще спасение, возможна ли осмысленная, просветленная жизнь? Не иссяк ли церковный источник живой воды - покоя и мира, любви и милосердия, святости и чистоты? Ведь все так изменилось, все сдвинулось со своих привычных мест. Вот и Смута, и книжная справа подозрительная... Надо что-то делать, но что? Кто скажет? Не осталось людей духовных, всех повывели! Как дальше жить? Бежать от жгучих вопросов и страшных недоумений, куда угодно бежать, лишь бы избавиться от томления и тоски, грызущей сердце...
В этом мятежном неустройстве - новизна Раскола. Ее не знает Древняя Русь, и "старообрядец" на самом деле есть очень новый душевный тип.
Воистину, глядя на метания Раскола, его подозрительность, тревогу и душевную муку (ставшую основанием для изуверства самосжигателей), понимаешь, сколь страшно и пагубно отпадение от Церкви, чреватое потерей внутреннего сердечного лада, ропотом и отчаянием.
Все претерпеть, отринуть все соблазны, пережить все душевные бури, лишь бы не отпасть от Церкви, только бы не лишиться ее благодатного покрова и всемогущего заступления - таков религиозный урок, преподанный России тяжелым опытом Раскола.
Митрополит Иоанн (Снычев)
РАСПЕВ (роспев), круг церковных мелодий в православной музыке, постепенно сложившийся в определенной местности, а затем вошедший во всеобщее употребление. Распев обычно охватывает все восемь гласов. Древнейшие распевы: большой знаменный, греческий, болгарский, киевский и антиохийский. Поздние распевы: симоновский, местные и так называемый обычный (обиход). Неосмогласные: герасимовский, знаменный путевой и др.
РАСПУТИН Валентин Григорьевич (р. 15.03.1937), русский писатель и общественный деятель. Коренной сибиряк из с. Усть-Уда на Ангаре, ныне подтопленного водохранилищем Братской ГЭС. Окончил Иркутский университет в 1959. Публиковаться начинал в местной печати с очерков и рассказов, отмеченных несомненным дарованием, но на уровне сибирско-таежной романтики. Крупным успехом Распутина, принесшим ему литературную славу, стала повесть "Деньги для Марии" (1967), в которой выразилась основная идея писателя торжество добра и справедливости над миром корысти и своеволия. Распутин тогда же был причислен столичными оценщиками к числу писателей "деревенской прозы", хотя даже сюжетно никогда не ограничивался описаниями сельской жизни. Развивали литературный успех Распутина последовавшие затем повести и рассказы ("Последний срок", 1970, "Живи и помни", 1974, "Прощание с Матёрой", 1976, и др.). В образах его героев выражается огромное душевное богатство русского человека - доброта, совестливость, любовь к Родине, отзывчивость, сострадание, взаимопомощь, сердечность, душевная щедрость, нестяжательство.
Человек может жить полноценно только с любовью к Родине, сохраняя в душе вековые традиции своего народа. В повести "Прощание с Матёрой" Распутин показывает, как русский человек относится к разрушению своего национального мира "именем прогресса". По приказу сверху должна исчезнуть с лица земли, быть затоплена одна из многих русских деревень. Крестьян насильственно переселяют в другое место - в "перспективное" село, построенное бездарными, чуждыми русскому народу "специалистами" без любви к людям, которым тут жить". Простая русская женщина Дарья пять лет сопротивляется, защищая свой старый дом и всю деревню от погрома. Для нее Матёра и ее дом - воплощение Родины. Отстаивает Дарья не старую избу, а Родину, где жили ее деды и прадеды, и каждое бревно не только ее, но и пращуров ее. Сердце ее русское болит - "как в огне оно, христовенькое, горит и горит, ноет и ноет". Как точно отмечал критик Ю. Селезнев: "Название острова и села - Матёра - не случайно у Распутина. Матёра конечно же идейно образно связано с такими родовыми понятиями, как мать (мать - Земля, мать - Родина), материк - земля, окруженная со всех сторон океаном (остров Матёра - это как бы "малый материк").
Космополитическое наступление так называемого мирового прогресса, превращение человека в бездушный винтик потребительского мира разрушает духовную цивилизацию, подрубает основы православного мировоззрения, которое так стойко защищает Дарья. Предавая свою малую Родину, человек теряет истоки самого главного в жизни, деградирует как личность, жизнь его становится серой и бесцельной. Событием в идейной жизни общества стала повесть Распутина "Пожар" (1985). Это суровое художественное предостережение о грядущей народной беде: духовном упадке, следом за которым идет упадок социальный.
С началом "перестройки" Распутин, до того сторонившийся заседательской суеты, включился в широкую общественно-политическую борьбу. Он был одним из самых деятельных противников вредительского "поворота северных рек" (проект Бергера был отменен в июле 1987). В 1989-91 - депутат Верховного Совета СССР, выступал с горячими патриотическими речами, впервые процитировал слова П.А. Столыпина о "великой России" ("Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия"). Состоял в руководстве Русского Национального собора и Фронта национального спасения. Потом публично заявил, что "политика - дело грязное".
С. Семанов
РАСПУТИН Григорий Ефимович (10/23.01.1869-17/30.12.1916), крестьянин с. Покровского Тобольской губ., молитвенник, опытный странник. Много лет, не бросая занятий крестьянским трудом, странствовал по православным монастырям и святым местам, неизменно возвращаясь домой на посевную и уборку урожая. Во время одного из странствий в 1906 познакомился с Царской семьей и стал для нее близким человеком. Сближение Николая II и царицы с Распутиным носило глубоко духовный характер, в нем они видели старца, продолжающего традиции Святой Руси, умудренного духовным опытом, способного дать добрый совет. И вместе с тем они видели в нем настоящего русского крестьянина представителя самого многочисленного сословия России, с развитым чувством здравого смысла, народного понимания полезности, своей крестьянской интуицией твердо знавшего, что хорошо, а что плохо, где свои, а где чужие.
"Я люблю народ, крестьян. Вот Распутин, действительно, из народа", говорила царица, а царь считал, что Григорий - "хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнения и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно". Эту мысль он неоднократно повторяет в переписке и беседах.
