«Неужели гости настолько увлечены балом, что не заметили пожар?» 
Будто отвечая на вопрос, танцующую пару окружили слуги и принялись разбрасывать по полу сухие травы и тонкие стебли, другой слуга принялся поджигать их, возобновляя дымовую завесу. И никто не мешал им и слова против не сказал.
 «Видимо, какая-то местная традиция,» — немного успокоился Адайн.
 И снова сосредоточил внимание на танцующей паре.
 Несколько раз менялась мелодия, но не рисунок их танца. А перед кем им отчитываться? Король и королева не спешили возвращаться за стол, и явно пользовались моментом. Они не желали расставаться друг с другом, Эрик что-то нашёптывал, Лика улыбалась. В какой-то момент она рассмеялась особенно громко и даже слегка откинула голову. Но Адайн не смог увидеть её лица — свечные огни помешали. Если бы он смотрел с другого угла, если бы люстры не были настолько густо уставлены свечами…
 «Если бы. Вечно мне что-то мешает. Не пора ли признать: в том, что я опоздал лишь моя вина? Ни Лики, ни Эрика, ни даже Риамонта с его притязаниями… Очевидно, этот Эрик всё ещё любит её. Раз любит — не навредит. Так стоит ли вмешиваться?»
 Адайн отвернул шею от купола. Попятился. Расправил крылья и взмыл навстречу тьме, разбрасывающей по свету снежинки.
 За два часа до этого
  Ликария
 Возможно, это совпадение…
 «Или нет?»
 …но стоило надеть платье, подаренное Эриком, и она больше не мёрзла. Напротив, с каждой минутой и с каждым шагом становилось всё жарче.
 А вот жар этот показался странным, не похожим на лихорадку или раздражение кожи от розовой ткани. Последнюю версию Ликария проверила, когда уселась за стол, во время приветственной речи Эрика — просто сдвинула с плеча рукав. Заглянула даже в корсет.
 «Ничего,» — кожа под платьем выглядела обычной, без сыпи и покраснений.
 При этом странные ощущения не досаждали, напротив, Ликария чувствовала странную лёгкость и весёлость. И в какой-то момент поняла: переодеваться она не пойдёт.
 Не хочет.
 И не важно, платье тому виной или предвкушение праздника — она не хотела расставаться с ощущением внутреннего жара. Желала и дальше ощущать в теле его знойные волны… от разгорячённой кожи — будто она только что с пляжа, — в низ живота. И сразу обратно, нестерпимо тонкими лучами… жаркая волна… будто она залпом осушила кубок крепкого вина или одного из тех напитков, что так обожают мужчины.
 Кстати, о мужчинах. Возможно дело в её оговорке, или в слухах о грядущем замужестве без явного кандидата в мужья, но теперь она по-иному ощущала их взгляды. Мимолётные, пронзающие, пытающиеся угадать ход её мысли, они буквально касались её, вселяли весёлость, согревали и подпитывали.
 Возможно, поэтому она не ела и почти не пила — не хотелось.
 Говорить тоже не хотелось. Впрочем, риамонтские церемониймейстеры всё равно усадили её так, что до ближайших собеседников оставались метры. Да не пустые — стол в ночь на Чернодень не должен пустовать — свободное место с обоих сторон щедро украсили букетами из сухоцветов, высокими свечами и еловыми венками.
 «Странная рассадка, если подумать. Однако, даже кстати. О… кажется, первый танец».
 Ликарии так не хотелось вставать. Не хотелось куда-то идти, тем более танцевать, да ещё и с Эриком.
 «Но этикет…»
 — Хосов этикет, — кажется, хихикнула она, когда король Риамонта приблизился к ней с неотвратимостью штормового вала и просто взял за руку. — Ахх…
 Королева вздрогнула — настолько нестерпимо приятным показалось ей это касание. Эрик же хищно улыбнулся и повёл её в середину зала.
 Грянул оркестр, переходя от тихого размеренного вступления к главной мелодии. Северянин с мрачной решимостью придвинул её к себе, хватая за талию. А она даже не глядела на него — так захватили переливы скрипок и флейт. И внутри стало так легко, будто ноги оторвались от пола и Ликария поплыла куда-то ввысь, под потолок, к свечным огонькам, что завораживающе кружились в собственном танце…
 — Лика, — позвал её король Риамонта.
 — Да? — ответила она неохотно.
 — Позвольте заметить, сегодня вы особенно обворожительны.
 Повинуясь требованиям этикета, который вживили в неё навроде проволочного каркаса куклы-марионетки, и который управлял ею даже в моменты, когда она сама собой не владела, Лика оторвалась от танцующих огоньков.
 — Благодарю, — с выученной улыбкой взглянула она на Эрика, и…
 «Надо же, какой он,» — теперь она по-иному увидела заострённый нос, бледную кожу, жёсткий рот, — «и глаза. Такие глубокие, свинцово-чёрные, как море перед штормом,» — на мгновение чувство опасности слегка отрезвило её, и она в испуге отпрянула.
 Только вырваться ей не дали. У риамонтского короля оказались железные объятья. А когда он коснулся её щеки — невесомо и жарко, чувство опасности схлынуло, жар с новой силой разлился по телу, заставляя забыть обо всём.
 Кроме него и их волшебного танца.
 Будто подтверждая эту мысль или исполняя её желание, в воздух поднялся белый дым. Плотный туман окружил их кольцом укрывая и зал, и гостей, будто все они куда-то пропали, испарились, оставив лишь музыку, свечи и невесомые касания, от которых под кожей снова и снова расходились искры волшебного жара… будто круги на воде, будто огни фейерверков, будто…
 Волшебство исчезло внезапно.
 Навалилась темнота. На Лику как будто надели огромный чёрный мешок. Она практически ощущала его — ткань липла к лицу, не давала двинуть ни рукой, ни ногой.
 А может ей стало плохо? Или просто погасли свечи.
 «Как бы то ни было, не надо бояться, Эрик ведь рядом».
 Она не удивилась происходящему даже тогда, когда стало прохладнее, в ушах засвистел ветер, послышалось ржание лошади, а её бальные туфельки явно угодили в пушистый снег.
 К счастью, неудобство и прохлада длились недолго. Очень скоро ей снова стало тепло, затрещала ткань, тьма рассеялась и стало легче дышать. Правда, музыки больше не было, и исчезли свечные огни. Но зачем им музыка? Она ведь больше не танцуют, кажется, уселись и куда-то едут.
 Куда? Не важно. Главное, ей снова жарко, Эрик по-прежнему прижимает её к себе, касается лица и шеи… каждое его прикосновение волнует и распаляет так, что жар подкатывает к горлу, а потом обваливается вниз, свивается в горячий шар, заставляя выгибаться и сладко обмирать в ожидании нового прикосновения…
 В какой момент она поняла, что они целуются в губы? Что ещё пропустила?
 Немыслимо. Они же не в браке. И вообще… она думала, что не умеет целоваться.
 — Умение не важно, — шепчет Эрик, и его шёпот похож на змеиный.
 А что тогда важно? «Доверие,» — приходит откуда-то из памяти. Жаль,