с восхищением сказал Деменчук. — Фазана ест с перьями, с костями, как мы бутерброд с маслом. Не клюв, а ножницы, проволоку перекусит. Ястреб-тетеревятник — у того другой характер. Деликатная птица. Фазана ощиплет, что твоя кухарка.
Деменчук сел на любимого конька. Геннадий Аркадьевич Деменчук, биолог-охотовед, был директором Иссык-Кульского госохотзаповедника и основателем единственного в стране охотничьего хозяйства «Семиз-Бель» с питомником и школой ловчих птиц. Его страстью были ястребы. Здесь, на Иссык-Куле, он считался крупным специалистом по этой охоте. Редкий случай, даже признанные мастера Ашербай и Айваш называли его «русский мунишкер Деменчук».
Решили в ожидании хозяина осмотреть окрестности.
— Это кладбище, — сказал Деменчук. — У каждого ушедшего должен быть достойный дом. Этот дом называют «кумбес». Один кумбес особенно заинтересовал нас. Над его куполом распростер крылья металлический беркут. Вытянув когтистые лапы и опустив голову, он словно падал на добычу.
— Корголдоев Турумбек, — прочитал Деменчук. — Это был великий мунишкер, только я не встречался с ним. Говорят, когда он стал стар, отпустил своего беркута на свободу. Такое нечасто бывает. Обычно дарят сыновьям или друзьям-охотникам.
…Ашербай приехал поздно. Вошел в юрту, провел руками по лицу. Поздоровался с Деменчуком. Все это было сделано неторопливо, с большим достоинством и очень доброжелательно.
— Кой! Отр! — прикрикнул Ашербай. Сокол потоптался, устраиваясь удобнее, и затянул глаза белесой пленкой.
— Мой беркут родился на скале, в горах Ак-кудук, где только камни. Леса там нет, снега тоже нет, — заговорил Ашербай, и Деменчук стал переводить.
— В горы одному ходить нельзя. Со мной был товарищ. Я привязал к поясу аркан и пошел вниз. Друг был наверху. Он спустил один аркан, привязал другой, потом третий. Когда он привязал четвертый, я увидел гнездо… Беркут был маленький и отважный, кусал мои руки и кричал. Я спеленал его, привязал к аркану, и друг поднял его наверх.
Три дня беркут не пил воды, не брал мяса, звал свою мать. На четвертую ночь взял мясо. Так он решил жить со мной.
Когда у него подросли крылья, я убил лису. Сделал чучело. На чучело стал класть мясо. Он прыгал и клевал. Я отнес чучело дальше, он подбегал и снова находил мясо. Потом я не клал мяса, он все равно хватал — и за это я давал ему есть из своих рук… Потом я привязал аркан и потянул чучело по земле. Он долго смотрел, поднялся и ударил сверху. Он кричал от радости, и я давал ему много мяса.
Мы поехали в горы. Если он промахнется, ему будет стыдно. Мне тоже. Но эта охота подарила нам радость. Мой беркут взял тюлку — красную лисицу. Когда возвращался — пел песню про своего орла. Я назвал его Тюлкалды — берущий лису. Это было его первое имя…
Много лет прошло, а мы все ездим в горы. Сколько лис взял Тюлкалды, не сосчитать, горного козла тоже брал, даже волка брал. Теперь люди знают моего орла по крику и лету.
Если лиса бегает, а беркут летает, она не уйдет. Она не бежит даже. Стоит, на него смотрит. Он падает, бьет крылом, хватает…
В середине дня мы приехали к мунишкеру Айвашу в колхоз «Кызылберк». 72-летний охотник оказался маленьким и очень веселым человеком. Он что-то быстро говорил Деменчуку и смеялся, вытирая слезы.
— Вот вспоминает, как в кино снимался со своим орлом. Его беркут никак, говорит, не хотел стать артистом. Все наоборот делал. Надо летать — сидит, надо сидеть — он крыльями машет. Оператора сильно невзлюбил, чуть не заклевал.
— Вот скажи почему, молодой не бывает мунишкером? — вопрошал Айваш, и подняв палец, внушительно объяснял: — Молодой как охотится? Побыстрей да побольше ему надо. Орел такую охоту не любит. Он красивую охоту любит. А если ты ему «давай», он совсем летать не будет… Старый человек не спешит. Куда спешить, когда конец дороги видать?
Орел, спокойно сидевший на кожаной рукавице Айваша, вдруг приподнялся вперед и распахнул огромные крылья. Клюв его приоткрылся и стал виден острый, загнутый вверх язычок.
Рука Айваша потянулась к голове беркута. Он медленно оглянулся, глаза его были, как чистейший лед. Он снова раскрыл клюв и издал странный, не похожий ни на какие другие звуки охотничий крик — то ли свист, то ли резкий пульсирующий писк.
Словно желтое пламя блеснуло среди камней и скрылось в колючих шарах алтыгана. Лиса!
Беркут крикнул снова, и обезумевший от страха зверь выскочил из колючек и стрелой полетел по камням.
Страшно и пронзительно закричал Айваш и поскакал вперед. — Айдай! Айдай!
Беркут тяжело, так что лошадь шарахнулась в сторону, снялся с рукавицы, и широкая тень его скользнула по земле.
Лиса желтым огнем мелькает среди камней, стремительна, вертка, неуловима.
Полет беркута тяжел, взмахи огромных крыльев медлительны, вялы, и все же до странности быстро лиса оказывается под ним. Беркут на мгновение застывает, распластавшись и свесив голову, и вдруг мягко, стремительно проваливается. Темное пятно раскинутых крыльев заслоняет желтизну лисьей шкурки. Будто ладонью прикрыли пламя свечи…
На следующий день заехали в питомник, прошли мимо всех 18 вольеров с беркутами, соколами, ястребами. Тетеревятники встретили хозяина пронзительными криками. На шум, поднятый ястребами, зло и задиристо откликнулись соколы, размеренно и равнодушно подали голос орлы.
Было раннее утро. Солнце еще не встало. Только снежинки горели золотым текучим огнем. Иссык-Куль был спокоен. Ни малейшей ряби. Бескрайняя, чистая синева. На травах, листьях тальника и ольхи мелкая роса, словно соль. За собакой густо-зеленый извилистый след. Она сразу убежала вперед, отчетливые утренние запахи сводили ее с ума.
Очень тихо. Далеко разносится звон маленьких колокольчиков, подвязанных к хвостам ястребов-тетеревятников.
— Ох, этот пойдет. Ох, он почуял, — хриплым голосом сообщает Деменчук. И правда, ястреб на правой руке возбужденно крутит головой, горят кошачьим огнем круглые глаза.
Метрах в пятидесяти впереди собака делает стойку. Из-под ее морды с оглушительным хлопаньем взлетает радужно-пестрый фазан-петух. Ястребы срываются с рукавиц, унося дробный звон колокольчиков.
Почуявший погоню фазан делает броски, и пара ястребов крыло в крыло повторяют их, но с меньшим радиусом и потому быстро настигают беглеца.
Бьет! Ударил! Промазал!
Впереди три мелькающие точки. Вдруг один ястреб взмывает вверх, делает «горку», словно истребитель, и резко пикирует. Два маленьких пятна: маленькое — ястреб, побольше — фазан, — сливаются в одно и падают в траву.
Вот это удар! Стрела!
Солнце еще стоит высоко. Мы возвращаемся. Иссык-Куль дышит, поднимаясь и опадая пологими волнами. Сильно пахнут маленькие сиреневые цветы кокомерена, и тюлку-куйрук — лисий хвост клонит по ветру пышные метелки.
Охота с
