в качестве храмовых проституток. Не вызывающая сомнений реконструкция одной из этих надписей Робером[97] показала, что здесь, бесспорно, обыкновенные манумиссии. Ростовцев, (ук. соч., стр. 538), указывая на множество рабов в селевкидской Вавилонии, отмечает, что все манумиссии в Сузах касаются женщин; очевидно, он проглядел надпись CR, 1932, № 5 (стр. 284), где на волю отпускают Σ]κορπίωνα τὸν [ἑαυτοῦ δ]οῦλον. Кюмон[98] цитирует пальмирскую надпись, которую опубликовал Кантино и перевел: «это гробница отпущенного на волю через Шамаша».
Не совсем ясно, каково было применение рабского труда на обширных храмовых территориях, о которых наши сведения основаны главным образом на позднейших сообщениях Страбона. О знаменитом святилище Ма в Комане Каппадокийской Страбон пишет: «Там большое множество боговдохновенных (θεοφορήτων) и храмовых рабов (ἱεροδούλων). Население (οἱ ἐνοικοῦντες) – катаонцы, вообще подчиненные царю, но повинующиеся больше жрецу. Последний распоряжается храмом и храмовыми рабами, которых во время нашего пребывания там было больше шести тысяч, мужчин и женщин. К храму относится также много земли, и доходами (καρπούς) пользуется жрец, занимающий второе место в Каппадокии после царя» (XII, 2, 3). В Веназе находился храм Зевса (Агура–Мазды) с поселением (κατοικία) около трех тысяч храмовых рабов и плодородной землей, дающей жрецу годовой доход в пятнадцать талантов» (XII, 2, 5). В Кабире при храме Мена была κωμόπολις («деревня-город») Америя, «имеющая много иеродулов и жреческую землю, плоды которой всегда получает жрец» (XII, 3, 31). У Антиохии в Писидии было святилище Мена, «владеющее множеством иеродулов и священных участков» (XII, 8, 14). Из этих сообщений Страбона следует, что земля, принадлежавшая храму, за исключением территории самого храма, обслуживалась не рабами, а населением (οἱ ἐνοικοῦντες); они «вообще подчинены царю, но повинуются больше жрецу»; очевидно, это не рабы. Но шесть тысяч храмовых рабов в Комане вряд ли были заняты только обслуживанием храма и потребностей культа; очевидно, они работали на земле, эксплуатируемой храмами непосредственно, хозяйственным способом. Точно так же в Веназе «поселение с тремя тысячами рабов» не связано с «плодоносной землей, дающей жрецу годовой доход в 15 талантов». Если бы рабы работали именно на этой земле, Страбон так бы и писал, что храм владеет обширными землями, на которых работают три тысячи рабов. В надписи 185 г. до н. э. (RС 47) κάτοικοι (ср. Strab. XII, 2, 6 – κατοικία) храма Аполлона Тарсийского обращаются к царю с прошением об освобождении их от налога на мелкий скот (ἀτέλεια προβάτων). Это, конечно, не рабы. Но в таком случае тысячи рабов, о которых пишет Страбон, свидетельствуют о существовании, кроме земель, сдаваемых крестьянам, больших храмовых хозяйств, где работали рабы. Вероятно, и частные владельцы крупных земельных участков по примеру храмовых хозяйств широко применяли труд рабов.
О том, что, кроме храмовых рабов, на принадлежавшей храмам земле работали и свободные крестьяне, свидетельствуют документы о дарениях земли. Один из последних Антиохов (возможно, Антиох VIII), чтобы заручиться симпатиями жречества, вновь дарит храму Зевса в Бэтокаке, на южной границе Апамейской сатрапии, землю, которой некогда владел некий Деметрий. Очевидно, когда-то один из первых Селевкидов отнял землю у храма и подарил ее своему приближенному[99]; ныне царь снова дарит эту землю храму (RC 70). Таким образом, крестьяне, сидевшие на этой земле, несколько раз меняли хозяев; но, конечно, не может быть речи о том, чтобы эти земледельцы были рабами, освобожденными, затем снова порабощенными.
Вообще земля при Селевкидах не раз меняла владельцев. На клинописной табличке 139 г. Селевкидской эры (173/2 до н. э.) приводится копия более древнего текста 75 г. Селевкидской эры (237/8 г. до н. э.), сообщающего, что Антиох II подарил жене Лаодике и сыновьям Селевку и Антиоху «все, что Антиох, его отец, и Селевк, его дед… пашни собственного дворца… что на р. Евфрате… и пашни, которые… Лаодика, Селевк и Антиох отдали эти земли вавилонянам (amelu Babilaia), борсиппянам (amelu Borsippaia) и кутейцам (amelu Kutaia)». Каким-то путем земля оказалась однако во владении храма[100]. Таким образом земля, конфискованная некогда Антиохом I и Селевком I, после ряда превращений снова становится храмовой.
Конечно, положение крестьян менялось в зависимости от перемены верховного владельца земли. Отобрав землю у храма, Селевкиды могли ее приписать к городу, подарить, продать или оставить в своем владении. Из надписи римского времени (125/6 г.) мы узнаем, что земля храма Зевса Эзанского «была поделена царями» на «участки, именуемые клерами» (IGRR IV, 571). Вероятно, тяжелее всего было положение крестьян на храмовых землях, где жрецы, помимо всего прочего, использовали еще и духовную власть над верующими. Поэтому политика Селевкидов по отношению к храмам, поскольку она способствовала переходу крестьян в более независимое положение, имела прогрессивный характер, содействуя развитию производства вместо накопления храмовых сокровищ. Конечно, когда Селевк IV, Антиох III или Антиох IV грабили храмовые сокровища, они вряд ли ставили себе какие-либо задачи по подъему производительных сил страны. Но царская казна использовала их, во всяком случае частично, на градостроительство, прокладку дорог, сооружение кораблей, на заморскую торговлю, а не пускала в рост.
Источники не позволяют дать картину развития производительных сил и подъема экономики в царстве Селевкидов. Можно думать, что почти не прекращавшиеся войны подрывали производительные силы, истощали экономику страны. В Эфесе в 297 г. издается новый закон о порядке раздела заложенной земли между кредитором и должником, так как вследствие всеобщего обнищания должник не в состоянии ни выкупить свою землю из заклада, ни продать ее за отсутствием платежеспособных покупателей (Syll.3 364). Об Иудее Иосиф Флавий пишет в связи с сирийскими войнами: «На долю евреев выпадало страдать одинаково как в случаях его (Антиоха III) победы, так и в случаях его поражения, так что они вполне уподоблялись тогда кораблю во время бури, когда он страдает с обеих сторон от волн: они находились, так сказать, посредине между удачами и неудачами Антиоха» (Antiqu. XII, 3, 3).
Помимо непосредственного разорения от военных действий, страна страдала от содержания войска и в мирное время. Мы не знаем, как было организовано обслуживание и снабжение войска Селевкидов. Полибий упоминает Тихона, ἀρχιγραμματεὺς τῆς δυνάμεως – первого секретаря в войске; ἀρχυπερήτης (главный интендант?) назван в надписи OGIS 754, но их функции нам неизвестны. Правительство должно было иметь какие-то склады оружия, запасы продовольствия и амуниции. Но в основном, по-видимому, войско кормилось за счет населения области, где происходили военные действия. Антиох III, захватив два города в Палестине, «верил в успех дальнейших предприятий, ибо подчиненная этим народам область могла с легкостью снабдить все войско
