Ранним утром 15 сентября Каракозов был повешен на Смоленском поле, на дальней окраине Петербурга. Как только о казни стало известно, французский дипломат, перепроверив информацию, поспешил отправить в Париж депешу, в которой, в частности, говорилось: «Этим утром, в 5 часов Каракозов был вывезен из [Петропавловской] крепости, где он содержался, и доставлен на место казни, находящемся вдали от города, в одном из пригородов. Данное обстоятельство не помешало тому, чтобы на месте казни Каракозова собралась многочисленная толпа. Я не слышал, чтобы там были хоть какие-то проявления беспорядка. Приговоренный поднялся на эшафот, сохраняя полное самообладание. Он встал на колени, произнес молитву и безо всякого сопротивления отдался в руки палачей. Его тело оставалось в подвешенном состоянии в течение двадцати минут.
Уже долгие годы в Санкт-Петербурге не проводили смертной казни. Поэтому пришлось вызывать палача из Вильно, для того чтобы он оказал помощь своему столичному сотоварищу, неопытному в этом деле.
Теперь, господин министр, – завершал свое донесение Фрезаль, – остается дождаться процесса над второй группой подследственных, причастных к покушению 4 апреля. Верховный суд на днях должен приступить к изучению этого дела»253. Французский дипломат имел в виду группу обвиняемых во главе с Н. А. Ишутиным, двоюродным братом Каракозова. Дело так называемых «ишутинцев» (32 человека) было выделено в отдельное производство. Суд над ними состоялся в первую декаду октября 1866 года. Руководитель революционного кружка был приговорен к смертной казни, которая указом императора перед самым приведением приговора в исполнение была заменена вечной каторгой. К каторжным работам и ссылке были приговорены остальные участники подпольной организации.
Окончание второго процесса совпало с торжествами по случаю бракосочетания наследника-цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмарой, ставшей после принятия православия великой княгиней Марией Федоровной.
К этому важнейшему для монархических государств событию в Петербург поспешил вернуться из отпуска и барон Талейран, принявший участие в торжествах, которые он подробно описал в своих донесениях в Париж.
Так уж совпало, что террорист Каракозов ушел из жизни почти одновременно со своим главным «дознавателем». Председатель Верховной следственной комиссии граф Михаил Николаевич Муравьев скончался на семьдесят первом году жизни за два дня до вынесения смертного приговора двадцатипятилетнему Дмитрию Каракозову.
Французский дипломат посвятил покойному Муравьеву специальную депешу с подробным изложением его биографии. «Граф Муравьев, – писал Фрезаль 12 сентября в Париж, – позавчера был найден мертвым в своей постели. Накануне он провел вечер в кругу семьи. Глубокой ночью его поразил сильнейший апоплексический удар. Генералу было около семидесяти пяти лет.
Известие о его смерти немедленно породило слухи об отравлении графа, но, на мой взгляд, они не имеют под собой оснований. Смерть генерала, вне всякого сомнения, была естественной. Тем не менее император Александр, во избежание дальнейшего распространения в прессе всевозможных домыслов, распорядился провести вскрытие тела бывшего губернатора Западных провинций и провести самое тщательное исследование причин его смерти»254.
Годовщина со дня счастливого спасения императора Александра была отмечена освящением часовни, возведенной на месте террористического акта в Петербурге. Это событие отмечалось на самом высоком уровне с приглашением членов иностранного дипломатического корпуса. Присутствовавший на церемонии посол Франции барон де Талейран оставил ее описание.
«Вчера, – писал он 17 апреля 1867 года, – в торжественной обстановке состоялось освящение часовни, построенной на общественные пожертвования у входа в Летний сад. Она должна напоминать о покушении на жизнь императора Александра, предпринятом в это время в прошлом году. Хотя пасмурная погода и не благоприятствовала торжеству, тем не менее, оно собрало огромную толпу людей, желающих принять участие в этой церемонии. Император, сопровождаемый великими князьями, находившимися в это время в Санкт-Петербурге, проследовал перед войсками, которые выстроились вдоль набережной и у Летнего сада, приветствуя его прохождение. У часовни император остановился. Рядом с ним – великие княгини и княжны, за исключением императрицы, состояние здоровья которой не позволило ей присутствовать при освящении часовни Здесь же – весь дипломатический корпус в парадных мундирах и сановники двора.
Освящение часовни проводил митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский. Рядом с императором стоял его спаситель, господин Комисаров, которого Его Величество тепло обнял. Меня уверяют, будто вчерашним утром император принял Комисарова, вручив ему тридцать тысяч рублей и патент на звание знаменосца гвардейских гусар»255.
Это сообщение французского дипломата стало последним, относящимся к «делу Каракозова». В дальнейшем будет еще много свидетельств такого рода, но все они относились уже к другим «подвигам» русских революционеров-террористов.
Что же касается часовни у Летнего сада, то она простояла до 1930 года, когда была снесена. Большевистский режим, менявший в массовом порядке исторические названия российских городов, улиц и площадей, переименовывая их не только в честь своих вождей, но и своих предшественников-террористов – Желябова, Перовской, Халтурина, Каляева и др., – не мог долго терпеть существования в «городе Ленина» часовни, у входа в которую имелась вызывающая надпись: «Не прикасайся к Помазаннику Моему».
Остается только удивляться, что подобной участи избежал известный всем храм Спаса-на-Крови (Воскресения Христова), воздвигнутый в Петербурге на месте рокового покушения на Александра II в 1881 году.
И последнее, относящееся к судьбе спасителя царя в апреле 1866 года. Бремя славы оказалось непосильным для Осипа Ивановича Комисарова. Новоиспеченный дворянин постепенно спился и в 1892 году покончил с собой в приступе белой горячки.
Выстрелы в Булонском лесу
В погожий солнечный день 6 июня 1867 года, около пяти часов пополудни, открытая коляска, в которой находились два императора – Александр II и Наполеон III, – неспешно катила по Булонскому лесу. Вдоль аллей рассредоточились толпы зевак, мешавших временами продвижению экипажа. Парижане радостно приветствовали своего императора и его высокого гостя, русского царя, которые возвращались с военного смотра, состоявшегося на ипподроме Лоншан. Рядом с августейшими особами в коляске находились два сына Александра II – великие князья Александр и Владимир.
Когда экипаж поднялся на Большой каскад Булонского леса, из толпы один за другим раздались два выстрела, произведенные почти в упор. Перед тем как прозвучал второй выстрел, берейтор Наполеона III успел ударить стрелявшего по руке. Одна из пуль задела женщину из толпы, другая – лошадь. К тому же при втором выстреле разорвало ствол пистолета, от чего пострадал сам стрелявший, правая рука и лицо которого были залиты кровью. Толпа набросилась на него, и лишь вмешательство царя спасло террориста от расправы на месте. «Несите его в карету и найдите для несчастного врача», – сказал Александр II, и только когда его просьба была удовлетворена, он согласился продолжить путь, уступая настояниям Наполеона III. «Если это итальянец, то он хотел убить меня, а если поляк – то вас», – мрачно заметил император французов256, вспомнив, видимо, о трех покушениях на свою жизнь, предпринятых итальянскими революционерами в 1855 и 1858 годах. Наполеон лично сопроводил царя до Елисейского дворца, выделенного ему в качестве резиденции на время пребывания в Париже, куда он прибыл на Всемирную выставку 1867 года. Император французов был крайне раздосадован инцидентом в Булонском лесу, грозившим перечеркнуть все его планы по улучшению отношений с Россией, изрядно испортившихся после 1863 года, когда русская армия подавила восстание в Польше, а Франция фактически выступила на стороне восставших поляков. За истекшие с тех пор четыре года в Париже появилось осознание серьезной угрозы со стороны набиравшей силу Пруссии, разгромившей в 1866 году Австрию, свою главную соперницу в Германии, и расширившую границы до Рейна.
Пригласив Александра II в Париж, Наполеон III очень надеялся заручиться его поддержкой против Пруссии. Можно было понять его беспокойство возможными последствиями покушения 6 июня для франко-российских отношений, тем более когда выяснилось, что террористом оказался участник польского восстания 1863 года 20-летний Антоний (Антон) Березовский, который нашел приют во Франции.
Сколько раз князь А. М. Горчаков делал представления французскому послу в Петербурге барону Талейрану относительно антироссийской активности польской эмиграции во Франции! Сколько раз русский посол в Париже барон А. Ф. Будберг делал аналогичные представления и лично Наполеону III, и его министрам! Все эти демарши повисали в воздухе, не находя должного понимания ни в Тюильри, ни на Кэ д’Орсэ. И вот теперь случилось то, чего не без основания опасались в Петербурге.
