– Понятия не имею, кто эта женщина, – сказал он, – но хотелось бы ей помочь.
– Нельзя, – покачал головой Василис. – Это навлечет беду на всех нас.
– Но надо сообщить Маркосу и Хусейну! Они должны знать, что солдаты от нас в двух шагах.
– Ты иди, а я останусь. Дай-ка мне бинокль.
Ни о чем не догадывавшийся Маркос отправился в город. Когда он шел на юг по главной дороге перед отелями, солдаты уже свернули за угол. До него доносились их крики, и он понял, что путь домой перекрыт. Более того, он оставил пожарный выход закрытым на щеколду.
Маркос свернул в переулок напротив «Восхода» и нырнул в дверной проем. Из укрытия хорошо был виден проход между зданиями. Он понял, что там были двое солдат и с ними кто-то еще.
Этот третий был намного ниже их ростом. Не ребенок, возможно, женщина. Она была зажата с двух сторон так, что о том, чтобы вырваться, не могло быть и речи. Ее ноги едва касались земли. Солдаты ее куда-то волокли.
Потом раздались пронзительные крики.
Василис на крыше тоже их услышал. Афродити звала на помощь изо всех сил – на греческом, на английском – в надежде, что кто-нибудь ее услышит.
Халит тихо постучал в номера Маркоса и Хусейна. Он не хотел будить женщин. Сын отворил сразу же, но достучаться до Маркоса они не могли.
Обогнав отца, Хусейн помчался на крышу.
– Их отсюда не видно, – прошептал Василис. – Они почти прямо под нами.
Но они слышали крики женщины, а после громкие красноречивые рыдания.
Ее голос! Маркос похолодел. Он узнал голос, он слышал его раньше. Не может быть! Он вспомнил, как занимался любовью с Афродити в последний раз, как она стонала и всхлипывала. В тот раз это было от наслаждения. Маркос узнал ее голос, но фигура, мелькнувшая на мгновение перед ним до того, как ее загородили солдаты, была совсем не такая, как у женщины, которую он знал.
Солдаты не увели Афродити далеко. Прижав к бетонной стене «Восхода», они изнасиловали ее. Несколько жестоких ударов лишили ее способности сопротивляться. В конце концов у нее не осталось сил даже кричать.
Хусейн взял бинокль у Василиса. Он не видел, что происходит в проходе между зданиями, но что-то привлекло его внимание. Какое-то движение напротив отеля. Мелькнула белая рубашка. Он настроил фокус.
Там был мужчина! Он наблюдал за происходящим. Это был Маркос.
Хусейном овладело какое-то странное чувство. Он потерял способность мыслить логически. Вернул бинокль Василису, развернулся и бросился к двери, ведущей на лестницу. Задыхающийся Халит выбрался на крышу как раз в тот момент, когда сын ринулся вниз. Хусейн не стал ничего объяснять.
Афродити сползла по стене «Восхода» и скорчилась на земле. Солдаты переговаривались, не зная, что делать. Оставить женщину здесь они не могли. Ее необходимо было доставить назад. Если бы не это, они, скорее всего, прикончили бы ее прямо на месте. Спрятать тело не составляло труда. Но если они ее убьют, возникнет слишком много вопросов. И обещанных денег тогда им не видать.
Не понимая ни слова, Афродити знала, что они спорят о ее судьбе.
Солдаты рывком подняли ее. Удивительно, но ее плащ был по-прежнему застегнут на все пуговицы и даже пояс не развязался.
Выскочив через пожарный выход в переулок, Хусейн увидел, как солдаты волокут к главной улице нечто похожее на тряпичную куклу. И понял, что опоздал с помощью…
К Хусейну вернулась способность соображать: если его увидят, он подвергнет опасности две семьи. И без всякой пользы!
У него отчаянно колотилось сердце. В душе боролись совесть и чувство долга. Хусейн вжался в стену: на нем была ночная рубашка, а в ней трудно остаться незамеченным.
Рано или поздно Маркос должен будет пройти по переулку и войти в отель через пожарную дверь. Что он делал ночью в городе? Хусейн содрогнулся от мысли, что могло случиться, если бы солдаты увидели, что дверь приоткрыта.
Меньше всего ему хотелось встречаться с Маркосом, поэтому он развернулся и проскользнул внутрь.
Маркос старался оставаться незамеченным, но мысль о том, что женщина могла и в самом деле быть Афродити, заставила его выйти из укрытия.
Солдаты волокли женщину, крепко ухватив ее с двух сторон под руки. Ее голова безвольно свешивалась на грудь, ноги подгибались. Солдаты шли в ногу в направлении гостевого дома и не заметили мужчину, который за ними наблюдал.
Афродити была в полуобморочном состоянии, но заставила себя разлепить распухшие от побоев глаза. Неужели Бог наконец сжалился над ней и отправил ее в рай, воспетый художниками и поэтами? Ее муки прекратились… Светит луна… Пришел Маркос. Вот он проводит рукой по волосам, знакомым жестом пропуская шелковистые пряди между пальцами… Да, это точно Маркос. Она хотела позвать его, но разбитые губы не повиновались.
Любопытство Маркоса было удовлетворено, и он снова спрятался.
Хусейн так торопился, что зацепился за что-то и чуть не упал. Нагнувшись, чтобы высвободить ногу, обнаружил, что та запуталась в ремешке от сумки. Он захватил находку с собой и быстро поднялся на крышу, чтобы поговорить с отцом и Василисом Георгиу.
– Они ушли, – сообщил он.
– Интересно, кто она… Ты ее видел? – спросил Василис.
– Видел, но мельком, – ответил Хусейн. – Даже не знаю, жива ли она.
– Бедняжка, – пробормотал Халит. – Подонки… Беззащитную женщину…
– Только не говори ничего матери, Марии и Ирини! – с жаром воскликнул Василис. – Ни в коем случае!
– Разумеется, кириос Георгиу.
– А то они умрут от страха, – прибавил Халит.
– Что это у тебя в руках? – поинтересовался Василис.
– Подобрал в переулке. Думаю, это сумочка той женщины.
– Есть что-нибудь внутри? – спросил Халит. – Что могло бы помочь установить ее личность?
Хусейн расстегнул молнию и высыпал содержимое. Кошелек, ключ и бархатный мешочек. В кошельке несколько банкнот и полдюжины монет. Он тряхнул мешочек, и что-то высыпалось ему на ладонь. Все трое склонились, чтобы рассмотреть, что это.
– Когда-нибудь видели такую крошечную жемчужину? – удивился Халит.
Хусейн бережно положил жемчужину назад. Содержимое сумочки ничего не сказало им о ее хозяйке.
– Я пойду спать, – сказал он.
Он отвернулся, чтобы отец и Василис не заметили навернувшихся на его глаза слез.
«Кто бы ни была эта несчастная, я не смог ей помочь», – подумал он.
Хусейн сердился на себя, но еще больше он был зол на Маркоса Георгиу.
– Аллах белам версин, – прошептал он. – Покарай тебя Господь, Маркос Георгиу! Ты ведь все видел.
Хусейн забылся сном, наполненным кошмарами и криками. Сумочка Афродити лежала у него на тумбочке.
Наутро он сразу отправился на кухню, откуда, как обычно, доносился аромат свежего хлеба. Мехмет, Василакис и Маркос сражались на мечах, в качестве которых выступали деревянные ложки с длинными ручками.
Хусейн сел напротив Маркоса и уставился на него. Хлеб с джемом не лез ему в горло, а крепкий темный кофе упал камнем в желудок.
Когда бы и где бы ни появлялся Маркос, он становился душой компании и центром всеобщего притяжения. Не только потому, что он неизменно пребывал в хорошем настроении, но и потому, что находил для каждого приятное слово. «Он надевает маску обаятельности, как другие мужчины – брюки и рубашку», – с горечью подумал Хусейн. Он понял, что Маркос Георгиу – превосходный актер и всегда тщательно планирует свои действия.
Сегодня в качестве объектов своего внимания он выбрал детей. Даже играя с Мехметом, он добивался расположения Эмин, и, возможно, Халита тоже. И получал свое. Хусейн видел, как они на него смотрят.
И это был человек, который прошлой ночью наблюдал, как насилуют женщину, и ничего не сделал, чтобы ее спасти.
Глава 27
Солдаты отволокли Афродити к гостевому дому и забросили в джип. Те двое, что были помоложе, снова появились и отвезли ее к ограде из колючей проволоки. Боль волной накатила на нее, и только благодаря ей она поняла, что жива. Спасительные видения исчезли. Джип трясло на разбитой дороге, и каждый ухаб или камень, попавший под колеса, отзывался в ее теле жгучими муками.
На обратном пути Афродити овладела полная апатия. Она не испытывала ни страха, ни тревоги, ни волнения. Ей было безразлично, откуда она едет и куда, жива она или мертва. Она даже была не способна впасть в отчаяние. Возможно, теперь это был единственный способ остаться в живых. Ничего не чувствовать. Совершенно ничего.
До этого Афродити часто думала о ребенке, но теперь не могла думать даже о нем. Возможно, так выглядит медленное умирание.
На обратном пути Афродити сопровождали те же люди, что и раньше. Грубоватый грек непрерывно курил, но все же заметил ее ужасное состояние. Он сунул молчаливой пассажирке свою бутылку с водой. Для Афродити это было проявлением неземной доброты. Она сделала несколько глотков.
