При виде появившейся на пороге любимой мысли о работе вылетели у него из головы.
На Зое были джинсы с дырками на коленях и одна из тех коротких футболок, которые открывают живот. Брэд отметил, что сегодня у нее в пупке пластинка. Маленькая серебряная пластинка…
Босые ноги с ярко-розовыми, как пасхальные яйца, ногтями. В ушах серебряные сережки в виде колец. В руках тряпка, от которой сильно пахнет лимоном.
— У меня уборка, — поспешно объяснила Зоя. — Уже закончила спальню. — Сообразив, что держит в руках тряпку для пыли, она сунула ее в задний карман. — Сначала уберусь здесь, потом поеду в «Каприз».
— Понятно. — Брэд вошел в гостиную и, с трудом оторвав взгляд от Зои, огляделся. Мебель начищена до блеска, стекла сверкают. — Ты отлично поработала.
— С тряпкой в руках мне всегда хорошо думается. Я размышляла о своем доме. Может быть, у него есть определенная роль. Я потратила на него столько времени, столько сил, и поэтому… Что такое? — слегка покраснев под пристальным взглядом Брэда, Зоя вытерла щеку. — У меня лицо испачкано?
— Твое лицо совершенно. Красивее я в жизни не видел.
— Приятно слышать, особенно после того, как я гонялась за пылью по всему дому.
— Саймон в школе?
— Да. — Зоя уловила блеск во взгляде Брэда, и ее глаза широко раскрылись. — Послушай… уже почти десять утра. Разве тебе не нужно на работу?
— Нужно, — Брэд шагнул к ней, отрезая путь к отступлению. — Но я немного задержусь, потому что еще нужнее нам поговорить. Хотя и разговор, похоже, подождет.
— Но мы же не можем…
— Можем, можем. Давай попробуем вот так.
Брэд подхватил ее на руки и направился в спальню. Зоя чувствовала только одно — ее сердце сладко замирает.
— Боже! — она не удержалась и нервно хихикнула. — Как в любовном романе! Только на мне должно быть что-то более сексуальное, чем старые джинсы.
Брэд вдыхал запах средства для полирования мебели и аромат духов Зои.
— Нет ничего сексуальнее старых джинсов, когда они надеты на тебе.
— Тогда ладно, — Зоя, довольная, уткнулась носом ему в шею. — Правда, ладно. — Она прикусила Брэду мочку. — Я затеяла стирку. Уже несколько дней откладывала. Поэтому… под джинсами у меня ничего нет.
Брэд посмотрел в ее смеющиеся глаза.
— Тогда разговор точно подождет.
Когда он опустил ее на кровать, Зоя обвила рука ми его шею и притянула к себе.
— Должна же я получить награду за то, что переделала столько дел, — шепнула она.
— Я мечтал снова оказаться с тобой с тех самых пор… с первого раза.
Брэд поцеловал ее в губы, сначала нежно, потом настойчивее.
«Похоже на чудо из того же самого любовного романа», — подумала Зоя, отдаваясь во власть наслаждения, когда тебя берет на руки и несет мужчина и ты ощущаешь тебя драгоценной наградой.
Брэд целовал ее так, словно был готов всю оставшуюся жизнь не отрываться от ее губ. Словно мог удовлетвориться ровным, спокойным теплом любви, даже несмотря на то, что ее саму захватывал исходящий от него жар страсти. Радость оплетала сердце Зои шелковыми лентами.
Он прикасался к ней так, будто ее тело было хрупким артефактом, который ему никогда не надоест исследовать. Ласки этих восхитительных ладоней одновременно успокаивали, возбуждали и обещали. Сладостное удивление разливалось по ее телу, словно кровь стала вином.
Здесь, в утреннем свете, жило терпение, скользившее по ее телу медленными, почти ленивыми прикосновениями. Зоя раскачивалась на них, как на волнах, поднимаясь и опускаясь, а окружающий мир продолжал свое движение уже без нее.
Брэд ласкал ее колени, просвечивавшие через рваную ткань джинсов, полоску кожи между их поясом и короткой футболкой. Тихий стон сорвался с губ Зои, когда его пальцы дотронулись до серебряной пластинки. Потом губы Брэда скользнули по ее горлу, и Зоя вздохнула, подставляя шею для поцелуев.
Тревоги, усталость — все исчезло.
Брэд не торопился, чувствуя, как она открывается ему, открывается наслаждению, слышал, как учащается ее дыхание. Знает ли Зоя, что это значит для него — ласкать ее в свете солнечных лучей, льющихся из окна, в тихом пустом доме?
Понимает ли Зоя, как она нужна ему, если он сам только начал это понимать?
До этого момента он не знал, как много должен дать ей, как отчаянно хочет этого. Все, что имеет, что чувствует, о чем мечтает. Брэд снова нашел губами ее губы, готовый открыться ей.
Зое казалось, что сердце бьется где-то в горле. Ее пальцы судорожно сжимали рубашку Брэда. Эти чарующие прикосновения будили нечто большее, чем просто желание и жажда наслаждения. Трепеща, она подчинилась его рукам.
Именно этого он ждал — полного растворения друг в друге. Не было больше ничего и никого — только они двое.
— Я хочу видеть тебя, — Брэд осыпал поцелуями ее щеки и стянул через голову с нее футболку.
Потом, не отрывая взгляда от ее глубоких, сияющих глаз, потянул вниз джинсы и быстро сбросил свою одежду.
Гладкая кожа, изящные округлости, длинные, как у балерины, нога. Завораживающие глаза и соблазнительные губы.
«Какое удивительное сочетание хрупкости и силы!» — подумал Брэд.
Он наклонился, и его губы коснулись бедра Зои, медленно скользнули по нежной коже, чувствуя трепет ее тела.
Зою уже с головой накрыло желание, и она поплыла на жаркой, чувственной волне. Потрясенная, она обхватила пальцами железную спинку кровати, подчиняясь его ласкам.
Торжество и ощущение чуда. Эти руки, такие великолепные в своем терпении. Нежные и требовательные губы, выпивавшие ее, глоток за глотком.
Она изогнулась, словно пронзенная стрелой, но Брэд не останавливался.
Чувства и ощущения громоздились друг на друга, сталкивались в неистовом вихре, пока Зое не стало казаться, что вся ее кожа излучает свет. И каждый раз, когда сладкая боль приближалась снова, она ждала ее.
Брэд словно растворился в ней, ощущая только то, что она отдавала ему, что он должен был взять. Трепетавшее тело Зои многократно усиливало ее желание.
Брэд приподнялся над ней. Она обняла его. Приняла в себя.
Медленно, все еще медленно, чтобы вобрать каждую каплю наслаждения, пропитывавшего их. Подъем и падение тел, пульсирование крови, биение сердец…
Мир ограничивался этой наполненной солнцем комнатой.
Где-то за ее пределами текло время, по улицам мчались машины, на заднем дворе соседей лаяла собака, но для Зои ничего этого не существовало — только Брэдли Уэйн. Балансируя на грани реальности, она не слышала ничего, кроме своего имени, произносимого шепотом, как молитву.
Этот шепот заглушил ее собственный крик радости, когда она вместе с Брэдом преодолела эту грань.
