Весть об этой смерти и ее официальное объяснение не вызывают в обществе никакой реакции. Люди радуются новому правлению и вовсе не настроены предаваться предположениям, оскорбительным для матушки царицы. Придворные делают вид, что верят в неправдоподобное. Но на самом деле для приближенных императрицы факт убийства не вызывает сомнения. Некоторые полагают, что она приказала совершить это, большинство же считают ее косвенно ответственной. Хотела она этого или нет, но она заинтересована в преступлении. На руках ее кровь. Как пишет Рюльер: «Точно не известно, какое участие принимала императрица в этом событии». А вот мнение рыцаря Корберона: «Не вызывает сомнения, что, кроме Орловых, никто в убийстве участия не принимал». Беранже писал: «Какая картина для народа и какое хладнокровие надо иметь! С одной стороны, внук Петра I свергнут и убит, с другой – внук царя Ивана закован в кандалы, а принцесса Анхальтская захватывает корону их предков, и перед восхождением ее на трон совершается цареубийство… Я не думаю, что принцесса эта (Екатерина) кровожадна и замешана в убийстве царя… Но императрица не сможет отделаться от подозрений и позора».[65] Вернувшийся наконец в Санкт-Петербург барон де Бретель пишет: «Я давно знаю, а по возвращении получил подтверждения, что ее (Екатерины) правило: быть твердой в своих решениях, лучше плохо сделать, чем переменить мнение, а главное, нерешительность – удел глупцов».
В том, что касается убийства, тут мнения расходятся. Одни говорят, что вино было отравлено, другие – что удушили ружейным ремнем или под периною. Большая часть людей приписывают покушение Алексею Орлову. Как пишет Хельбиг, секретарь посольства Саксонии, в тот вечер, когда Алексей вернулся в столицу, на него было страшно смотреть, лицо его было искажено «осознанием низости и бесчеловечности поступка, мучившими его угрызениями совести». А Рюльер утверждает, что, согласно достоверным источникам, Алексей Орлов был «взлохмачен, весь в пыли и в поту, в порванной одежде и лицо его дергалось и выражало ужас и поспешность».
Факт тот, что поступок Алексея Орлова был отнюдь не следствием банальной ссоры подвыпивших собутыльников. И он, и друзья его заранее обдумали все. Узнав, что скоро Петра переведут в Шлиссельбург, они поняли, что в крепости он станет для них недоступен, и поспешили поехать в Ропщу. Предварительно приказали солдатам схватить и увезти подальше Брессана, лакея Петра. Освобождая царицу от неудобного мужа, Алексей Орлов думал, что открывает своему брату Григорию дорогу к трону. Действительно, почему бы, овдовев, Екатерине не выйти замуж за своего избранника? Таким образом, были бы исполнены все ее желания и как женщины, и как императрицы. Из-за Алексея Орлова Екатерина стала виновна не только в помыслах, но и в делах.
Ей было бы нетрудно немедленно отдать под суд убийц, ведь она их всех знала. Так она доказала бы свою невиновность. Осудив их, она спасла бы лицо. Но могла ли она, через несколько дней после восшествия на престол, послать на пытки и на плаху Алексея Орлова и его сообщников, которым она была обязана троном? Преданность этих людей обязывала ее сохранить им свободу и жизнь. Она была связана с ними неким безмолвным согласием если не на преступный замысел, то на его результат. Только малодушные наказывают подчиненных, чтобы выгородить себя. Не такова Екатерина. Поддержав официальную версию кончины от болезни, она спасает своих сторонников и соглашается стать лицом подозреваемым. Через два дня после убийства царя она появляется на людях и с олимпийским спокойствием парирует злое любопытство раболепствующих придворных.
По ее указанию тело Петра III перенесено в Александро-Невскую лавру. На этом почести кончаются. Покойник, хоть и был внуком Петра Великого, не более чем свергнутый император. Тело его, обряженное в светло-голубой мундир гольштейнского драгуна, выставлено без орденов в простом открытом гробу. Чего в этом больше: уважения к костюмным предпочтениям покойного или напоминания толпе, что он всегда был заклятым врагом России? Пришедшие проститься отмечают трагическое выражение лица. Оно почти черное, шея обмотана форменным шарфом, возможно, чтобы скрыть следы насильственного удушения, на руках – перчатки, хотя по правилам они должны быть открыты. Однако ни в народе, ни среди придворных никто не поставил под сомнение версию о естественной смерти. Удобнее и осторожнее помалкивать. Во всяком случае – пока. Екатерина не сидела у гроба и не присутствует на похоронах. Сенат, узнав о ее желании присутствовать на похоронах, нижайше просил ее не участвовать в печальной церемонии, «чтоб Ее величество, сохраняя свое здравие, по любви своей к Российскому отечеству для всех истинных ее верноподданных… изволила б намерение свое отложить».
Глава ХIII
Обучение власти
Императрица так быстро захватила власть, что иностранные дипломаты долго не могут поверить в окончательное ее утверждение на троне. Барон де Бретель видит в Екатерине «молодую авантюристку», которая долго не выдержит политических бурь. Сэр Роберт Кейт находит ее остроумной, любезной, но поверхностной и не способной управлять с должной властностью. Прусский дипломат Зольм предсказывает переворот: «Не хватает лишь отчаянной головы… Об императрице разговоры идут столь смелые, вольные и легкомысленные… Несомненно, царствование императрицы Екатерины, как и императора, мужа ее, будет лишь кратким эпизодом в мировой истории».
И действительно, после нескольких дней эйфории армия приходит в себя. Многие офицеры жалеют, что солдаты нарушили присягу царю «за бочку пива», по выражению поверенного в делах Франции Беранже. Уже поговаривают, что надо бы вытащить из тюрьмы несчастного Ивана VI и вернуть ему корону. Иноземные правители советуют своим послам быть крайне осторожными с той, которая в их глазах не более чем узурпаторша. Людовик XV предписывает барону де Бретелю:
«Скрытность царствующей императрицы (Екатерины) и храбрость ее во время переворота говорят о том, что это – правительница, способная задумывать и осуществлять крупные акции… Но императрица, иностранка по происхождению, вовсе не дорожит Россией… ей нужно быть очень сильной, чтобы удержаться на троне, которым она обязана не любви своих подданных и не уважению к памяти отца своего… Вам уже известно, и я еще раз недвусмысленно повторяю, что моя политика по отношению к России состоит в максимальном отстранении ее от европейских дел. Распри внутри российского двора не дадут этой стране возможности играть значительную роль, как того желали бы некоторые правительства».
