– Очевидно, не стоило надеяться, что ты что-то знаешь, учитывая твой возраст во время трагедии.
– А как вам кажется – я могу что-то знать?
– Ну, ты сказала, что тебя тогда не было дома. Если бы ты была там, то, наверное, могла бы знать что-нибудь. Дети и подростки часто многое замечают, но редко говорят об этом – тем более если их расспрашивает полиция.
– Пожалуй, вы правы. Но мне ничего не известно. А что думала полиция? Надеюсь, вы не возражаете, что я об этом спрашиваю. Ведь я не читала никаких сообщений ни о дознании, ни о следствии.
– Очевидно, в полиции считали это двойным самоубийством, но едва ли у них было хоть какое-то представление о причине.
– Хотите знать, что я думаю?
– Нет, если ты не хочешь, чтобы я это знала.
– Но вам, наверное, интересно. В конце концов, вы пишете детективные истории о людях, которые убивают себя или друг друга по какой-то причине.
– Ну, мне в самом деле интересно, – призналась миссис Оливер. – Но я не собиралась обижать тебя, вытягивая сведения, которые меня не касаются.
– Меня тоже часто это интересовало, – сказала Селия, – но я почти ничего не знала о том, что происходило дома. Каникулы я провела по обмену на континенте, поэтому долго не видела родителей. Один или два раза они приезжали ко мне в Швейцарию – вот и все. Выглядели они как обычно – только немного постарели. Думаю, отец был чем-то болен – сердце или что-то еще. Мама тоже нервничала из-за своего здоровья – хотя ипохондриком она не была. Друг с другом они общались вполне нормально. Ничего такого я не заметила...
– Вряд ли стоит ломать над этим голову, – сказала миссис Оливер. – Все давно кончено. Никто ведь не утверждал, будто твой отец намеренно убил твою мать или она намеренно убила его.
– Если бы мне пришлось выбирать, – промолвила Селия, – то я бы подумала, что отец убил мать. Мужчина скорее застрелит женщину, чем наоборот. Не думаю, чтобы женщина – тем более такая, как моя мать, – могла бы застрелить своего мужа. Если бы она хотела его убить, то использовала бы какой-нибудь другой способ. Но я не верю, что кто-то из моих родителей мог захотеть убить другого.
– Значит, это дело рук кого-то постороннего.
– Смотря что понимать под посторонним.
– Кто еще жил в доме?
– Пожилая экономка, подслеповатая и тугоухая, иностранная девушка, которая была моей гувернанткой, а потом вернулась ухаживать за матерью, когда она была в больнице, и моя тетя, которую я всегда недолюбливала. Не думаю, чтобы кто-то из них мог затаить злобу против моих родителей. Никто ничего не получил после их смерти, кроме меня и моего брата Эдварда, который младше меня на четыре года. Мы унаследовали деньги, но их было не так уж много. Конечно, отец получал пенсию, а мать – маленький доход. Но о богатстве говорить не приходится.
– Мне жаль, если я огорчила тебя своими вопросами, – сказала миссис Оливер.
– Вы меня не огорчили. Просто напомнили мне о происшедшем, и это меня заинтересовало. Теперь, став взрослой, я хотела бы знать правду. Я ведь любила родителей – не безумно, а так, как любят все дети, – но понимаю, что ничего о них не знала. Не знала, как они жили, что их волновало. Да, я хотела бы все знать. Это как заноза, которая не дает тебе покоя. Если бы я знала, то перестала бы об этом думать.
– Значит, ты об этом думаешь?
Некоторое время Селия молча смотрела на миссис Оливер, словно стараясь принять решение.
– Да, – ответила она наконец. – Я думаю об этом почти постоянно. Я чувствую, что должна во всем разобраться. И Десмонд со мной согласен.
![]()
![]()
Глава 5
У СТАРЫХ ГРЕХОВ ДЛИННЫЕ ТЕНИ
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Придержав рукой вращающуюся дверь, Эркюль Пуаро вошел в маленький ресторан. Народу было немного, и он быстро заметил человека, с которым собирался встретиться. Массивная крепкая фигура старшего инспектора Спенса поднялась из-за столика в углу.
– Рад вас видеть, – приветствовал он Пуаро. – Легко нашли это место?
– Да. Ваших указаний оказалось более чем достаточно.
– Позвольте вас представить. Главный инспектор Гарровэй – мосье Эркюль Пуаро.
Гарровэй был высоким худощавым человеком с лицом аскета, седыми волосами и маленькой лысиной на макушке, похожей на тонзуру.
– Счастлив с вами познакомиться, – с поклоном сказал Пуаро.
– Конечно, сейчас я на пенсии, – отозвался Гарровэй, – но многое помню. Часто запоминаешь вещи, о которых широкая публика давно успела забыть.
Эркюль Пуаро едва не произнес: «Слоны умеют помнить», но вовремя остановился. Эта фраза настолько ассоциировалась с миссис Ариадной Оливер, что он часто с трудом удерживался, чтобы не произнести ее в явно неподобающей ситуации.
Трое мужчин сели. Принесли меню, и старший инспектор Спенс, очевидно не раз бывавший в этом ресторанчике, посоветовал Пуаро и Гарровэю, что лучше заказать. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, откинувшись на спинки стульев и потягивая шерри.
– Я должен извиниться перед вами, – заговорил Пуаро, – за то, что беспокою вас по поводу давным-давно закрытого дела.
– Интересно, почему оно привлекло ваше внимание, – сказал Спенс. – Мне казалось, что вы не стали бы просто так копаться в прошлом. Это как-то связано с теперешними событиями или неразгаданная тайна внезапно пробудила ваше любопытство? – Он посмотрел на сидящего напротив коллегу. – Гарровэй – тогда он был инспектором – вел расследование гибели Рейвенскрофтов. Он мой старый друг, и мне было нетрудно сразу же с ним связаться.
– Он оказался настолько любезен, – добавил Пуаро, – что пришел сюда, дабы удовлетворить мое любопытство по поводу старой истории, на которое у меня нет никакого права.
– Ну, я бы так не сказал, – заметил Гарровэй. – Нас всех интересуют события прошлого. Действительно ли Лиззи Борден зарубила своих родителей топором? Многие до сих пор в этом сомневаются. Кто убил Чарльза Браво и почему? На этот счет существует ряд предположений, большей частью не слишком обоснованных. Однако люди все еще ищут альтернативные объяснения. – Он устремил на Пуаро проницательный взгляд. – Если я не ошибаюсь, мосье Пуаро, вы сами обращались к преступлениям, точнее, к убийствам, происшедшим много лет назад, дважды или трижды.
– Трижды, – уточнил старший инспектор Спенс.
– Один раз, кажется, по просьбе канадской девушки.
– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро. – Энергичной и целеустремленной канадской девушки, приехавшей сюда расследовать убийство, за которое ее мать приговорили к смерти, хотя она умерла до приведения приговора в исполнение. Дочь была убеждена, что ее мать невиновна.
– И вы с ней согласились? – спросил Гарровэй.
– Сначала нет, – ответил Пуаро, – но она была в этом уверена.
– Для дочери естественно желать, чтобы ее мать оказалась невиновной, и стараться доказать это, несмотря на все улики, – заметил Спенс.
– Дело не только в этом, – возразил Пуаро. – Она убедила меня в том, к какому типу женщин принадлежала ее мать.
– К типу женщин, неспособных на убийство?
– Нет, – покачал головой Пуаро. – Думаю, вы оба согласитесь со мной, что трудно счесть кого бы то ни было абсолютно неспособным на убийство. Но в данном случае мать девушки не стремилась доказать свою невиновность и казалась удовлетворенной приговором. Это уже было странно. Насколько я понял, она отнюдь не была пораженцем – скорее наоборот.
Гарровэй выглядел заинтересованным. Он склонился над столиком, разминая пальцами кусочек хлеба на тарелке.
– И она действительно была невиновна?
– Да, – кивнул Пуаро. – Она была невиновна.
– Вас это удивило?
– К тому времени, когда я это понял, – нет, – ответил Пуаро. – Существовали один-два факта, которые вовремя не оценили по достоинству и которые доказывали, что она просто не могла быть виновной. Зная это, вы начинали видеть по-другому все, что находится у вас перед глазами.
