еще — за спиной моего любимого мужа возник Афонька, занес руку, в свете свечи блеснул нож. «Фадей!..» Но все померкло. Все — свечи, комната, мир, меня окружила беспросветная тьма.
Афонька прятался в библиотеке и вышел, когда все обнаружилось, стоял за спинами столпившихся перед дверью в кабинет людей. Наталья прокралась мимо блаженного паренька, прекрасно зная его привычки: от работы он не оторвется.
Они вдвоем убили моего мужа. И я это никогда не смогу доказать.
Я сморгнула слезы. Тьма растекалась, передо мной был льдистый взгляд. Я осознала, что ноги меня не держат, и мрак накрыл снова — теперь совсем.
Голова кружилась, звуки долетали до меня как сквозь вату. Веки пекло от жгучих слез, я чувствовала, что лежу — и понимала, что я все еще во дворце и все еще на свободе. Надолго ли только, как знать. И от невосполнимой потери не билось сердце.
— Очнулась никак, боярыня? — хлестнул меня по ушам голос с легким акцентом. — Поведай нам, о чем думала? Что за следы?
— Следы?..
Несмотря на головокружение и легкую тошноту, я села. В небольшом будуарчике мы были вдвоем — я и императрица, и она в нетерпении, как львица по клетке, кружила по крохотному помещению.
— Следы, — повторила императрица с раздражением. — Ты про следы какие-то мыслила. На ноже. Говори-ка!
— Следы? Отпечатки пальцев? — пробормотала я, с трудом фокусируясь на происходящем. Но я же не говорила это вслух?
— О Пятеро! — воскликнула императрица и что-то проговорила на незнакомом мне языке, затем озабоченно нахмурилась. — Что, мы память тебе дотла выжгли?
Я бестолково хлопала глазами. Память? Но я все помню. Даже то, что не хотела бы вспоминать.
— У каждого человека отпечатки пальцев уникальные, — машинально выдавила я. — Если с ножа и у всех, кто в доме был, отпечатки с пальцев снять и сравнить, можно злодея узнать…
Теперь озадаченно хлопнула глазами императрица. Я вздохнула, прижала тыльную сторону ладони к губам. Пятеро, как же невыносимо больно.
— Что еще знаешь? — быстро спросила императрица. Но хоть не «откуда».
— Любые следы можно изучать. След сапога. След ладони. Волосы можно собрать. Обрывки ткани. — Я тараторила, находя в этом спасение и забытье. Я почти ничего про криминалистику и не знаю, но лишь бы стереть темную комнату и смерть человека, который был для меня всем. — Показания всех свидетелей записывать, потом сличать…
— Довольно! — она подошла, села на самый ближний ко мне стул. Смотреть ей в глаза… Избави Пятеро. Больше я этого не сделаю никогда. — Откуда знаешь такое?
В голове все еще неприятно шумело, и я не была убеждена, что верно воспринимаю слова императрицы. Что она мне выжгла?.. Я сказала то, что могло бы сойти за правду:
— Фадей Никитич мне про то говорил, государыня.
— Добрый человек, служил нам верою. А ты… — она посмотрела на меня внимательно, фыркнула, протянула руку и коснулась моего платья. — Зело занятно было увидеть. Жаль боярина и тебя жаль.
Императрица изучила шов на моем платье, отстранилась, махнула рукой, подумала, взяла меня за подбородок, и волей-неволей я опять… нет, ничего, в ее глазах ничего страшного, одни веселые искорки. Настоящий маг, завораживающий и опасный.
— Полно, — добавила она уже с недовольством и убрала руку. — Не выжгли мы тебе ничего. Холопов твоих, злодеев, Наталью и мужа ее, на двор наш пришлешь.
Она видела все, что видела я? Это она вогнала меня в этот транс?.. Так какого же черта…
Может, она опять прочитала мысли, но про чертей не поняла, утомленно вздохнула, поднялась, задрала голову к потолку… или к небу? Что там, недоступное простым смертным? Вот ты какой, бог из машины, тот, кого больше всего боялись включить в сценарий фильма.
— Холопы, государыня, сбежали, — призналась я. — Как я новые рекрутские списки решила подать.
На меня с улыбкой смотрела молоденькая жестокая девочка, и без пояснений я догадалась — и Наталья, и Афонька обречены.
— Светлейший, — произнесла она невпопад и поморщилась. И он обречен. Кристально ясно, как она узнала о казнокрадстве. Любого, кого светлейший обвинил, она точно так же подвергла воспоминаниям. — Негоже тебе, боярыня, на платья да баб тяжелых тратиться. Завтра же у себя ждем тебя. Ленту пожалуем и княжеский титул.
Какую еще, к чертовой матери, ленту?.. Какой титул? Ты собираешься меня возвысить и столкнуть с кем-то равным лбом? Прости, девочка, но не выйдет.
— Не прогневайся, государыня, — твердо сказала я. — Что боярин Фадей Никитич мыслил, все сделаю. Но не боле. Про следы и дознание расскажу, но избавь меня делать больше, чем я могу.
Но за императрицей уже закрылась дверь, и я осталась в одиночестве и… свободной. Или нет, я ненароком ввязалась в нечто большее, и лучше мне отступить, взять детей, уехать как можно дальше? Я предпочла бы не появляться при дворе, но, похоже, выбора у меня нет и не будет.
Я могу подумать об этом завтра?
И к какому выводу я приду? Во все времена историю творили самые смелые. Те, кто видел и знал, кто не боялся идти вперед. Отмена крепостного права, рабства и сегрегации, зарождение феминизма в его изначальном, правильном понимании. Сколько времени это все заняло, сколько жертв перемололо, и как бы все обошлось, если бы реформаторы имели княжеский титул и положение при дворе?
Многое я не смогу. Но все же. Мне дали все карты в руки.
Я встала. Немного пошатывало, кололо грудь — кровоточили чужие воспоминания. Но надо преодолеть несколько шагов до двери, до людей, которые посмотрят на меня абсолютно иначе, и следовать к новым свершениям.
Я справлюсь. Иначе не может быть.
