– Найдем, – пообещал Демид. – Поехали.
ГЛАВА 3.
Лека озиралась с любопытством. Нет, определенно, за всю свою жизнь она не встречала такого странного типа, как Динамит. То, что Крот с ним разговаривал на равных, еще можно как-то понять. А тут еще и хата как лаборатория. Лека потянула носом. Вроде бы трава… Но "мулькой" не тащит. Лека на километр распознала бы по запаху квартиру, где вываривают эфедрин или маковую соломку.
– Динамит, ты что здесь варишь? Крэк[21], что ли?
Она потащила свитер через голову, пошатнулась и запуталась в нем. Дик вытряхнул ее из свитера как котенка. Лека засмеялась и повисла у него на шее, попыталась поцеловать в губы. К удивлению, Динамит отпихнул ее довольно небрежно.
– Подожди, голубушка. Ты не для этого сюда приехала.
– А для чего же? – брови Леки поднялись. – Ты что, голубой, баб не любишь? Я ведь вообще-то много чего умею. И по-французски могу, и как угодно.
– И в хоровод[22]? – прищурился Демид.
– Ну, это ты зря, – гордо покраснела Лека. – В хоровод только девочки под винтом[23] идут. А я первинтином чертовым никогда не колюсь. Он самый вредный. От него и передозняк бывает, и глюки наезжают, за год скопытиться можно. Я только маком пользуюсь. Даже с пыхом завязала.
– Ладно, – Демид сделал вид, что поверил. – А от джефа[24] не откажешься?
– А что, есть? – глаза Леки загорелись.
– Ясно. Случай хронической полинаркомании. Что ж, это поправимо.
– Чего поправимо?
– Так… – Динамит неопределенно махнул рукой. – Многое поправимо при желании. Проходи в комнату, дорогая гостья. Будь как дома.
– Вот это да!..
Лека шагнула через порог и обалдела. Комната, совсем не малая по габаритам, казалась тесной от огромного количества разнообразной аппаратуры. Здесь была тройка компьютеров, несколько экранов, большое кресло, оплетенное проводами, а над ним металлический шлем на кронштейнах. Кабели шли через всю комнату и соединяли разноцветные ящики на стеллажах. Колбы и мензурки с булькающими реактивами стояли на столе и на полу. Лека едва не наступила на длинную прозрачную трубку, но в последний момент труба странным образом изогнулась и сбежала из-под ее ноги.
Все-таки у меня глюки, решила Лека.
– Осторожно, – предупредил Динамит. – Садись на диван.
– Ну ты даешь! – выдохнула Лека. – Тут у тебя железок, наверно, на сто миллионов! А видак есть?
– Есть.
– Здорово. Я люблю, когда боевики всякие. А ты, наверное, порнушку смотришь? Мужики такое любят. Некоторым на приход[25] порнография больше нравится, чем живая девчонка. У меня был один парень – как ширнется, так порево и включал. Хороший был человек, меня не обижал. Всегда на базар меня заряжал – лежим и треплемся с ним часами, как брат с сестрой. Правда, спекся он, меры не знал. За год такую дозу нагнал – двух-трех стаканов соломы в день не хватало. И мак брал только крепкий, ташкентский. Все спустил, и в психушку попал. Креза на него наехала. Ну, психоз, значит. Вот я к быкам и пошла. Они при деньгах всегда, кайфом обеспечат, да и порядку у них больше. Вот только страшно с ними – злые они, если что не так, пристрелить могут запросто, или порезать.
– Знаю. Нет, Лека, нет у меня порнографии. И наркотики не варю. Не колюсь, не курю, не нюхаю. Ты что, совсем зациклилась на отраве? Ты, вообще-то, представляешь, что есть люди, не употребляющие этой дряни?
– Ну да, конечно… Я ведь сама-то только два года вмазываю.
– А сколько лет тебе, детка?
– Ну… двадцать два.
– Двадцать лет тебе, – уточнил Демид. – Всего двадцать. Наркотики употребляешь больше трех лет. Или анаша за наркотик не считается?
– Все ты знаешь, Динамит. Зачем спрашиваешь, душу травишь?
– Не огрызайся. Честно скажи, завязать хочешь?
– Не знаю. – Лека тряхнула головой, устало провела пальцами по векам. – Боюсь я. Ломок боюсь ужасно. Ты вот не знаешь, что это такое. Это ведь не жизнь уже. Я и кайф-то настоящий уже давно не ловлю. Вкатишь дозняк, чтобы раскумариться, и все.
– Как ты просыпаешься? Что чувствуешь каждое утро?
– Кумар чувствую. Это как похмелье. Только не от вина, а от наркотиков. Пустишь по вене дозу – и только в себя приходишь, и то не сразу. Раскумариваешься. Чтобы кайф поймать, надо на более сильный наркотик переходить. А где деньги взять? Вот так и живу как зомби. Да еще глюки стали сильно находить в последнее время. Это совсем плохо. Шизею прямо. Придется, наверно, в психушку ложиться – лечиться. А тогда родители узнают. Они ведь у меня совсем не в курсе, все еще думают, что я хорошая девочка, в инязе учусь. Я ведь в школе отличницей была, честное слово.
– Ага, это уже лучше. Похоже, в прошлом проблески интеллекта у тебя имелись. Я-то уже посчитал, что мне досталась выпускница интерната для слабоумных.
– Ну, Динамит, не надо так. – Из глаз Леки неожиданно побежали слезы. – Я, конечно, дура. Дура, сама всю жизнь себе испортила. А только я их боюсь, этих ломок. Бо-юсь!
– Ну, не плачь, малыш, – Демид погладил ее по голове. – Если ты действительно то, что мне нужно, снимем тебя с иглы. А если не та, за кого я тебя принимаю… ну ладно, все равно вылечим.
Лека улыбнулась сквозь слезы.
– Я та, честное слово, та! А какая тебе нужна?
– Сейчас посмотрим. Раздевайся.
Лека автоматически, как делала уже сотни раз, стащила платье через голову и осталась в одних трусиках. Даже попкой покрутила по привычке. А потом ей вдруг стало неудобно. Странно… Лека уже давно забыла, что это такое – стеснение. А тут покраснела, нерешительно затеребила резинку трусов.
– Что, все снимать?
– Ну ладно, это можешь пока оставить, – разрешил Динамит. И улыбнулся. Лека тоже улыбнулась, а потом почему-то расхохоталась. Дико, правда? Стоишь тут голая, непонятно, зачем. Дурдом! А парень ей нравился. От него исходили какие-то теплые, дружеские волны ("флюиды" – почему-то вспомнила она давно забытое слово) и напряжение, не оставляющее ее в последние месяцы даже под наркотическим кайфом, исподволь уходило. Динамит дотронулся до нее и она подалась к нему всем телом. Но он хладнокровно отстранил Леку и начал изучение поверхности ее кожи.
– Ага. Ага. Подними-ка руки. Повернись спиной. Обратно повернись. Хм, интересно…
– Что интересно?
– Потом узнаешь. Слушай, голубушка, ты всегда была такой тощей?
– Ну… не всегда. В последнее время немножко похудела.
– Ничего себе похудела. Прямо узник Освенцима. Ты ничего не ешь, что ли?
– Да почти ничего, – призналась Лека. – Не хочется что-то.
– Анорексия называется такое дело, – резюмировал Демид. – Истощение. Еще немного, и по воздуху летать будешь. Ну ладно, это мы поправим – откормим тебя до приятных форм. А что за шрам на руке? Вены резала?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
