Они выбрались из автомобиля. Карло прислонился к парапету. Адриана выронила ключи, тихо выругалась и нагнулась их поднять, но они снова выскользнули из руки. Что за черт, вещи прямо взбунтовались! Когда она наконец собралась выпрямиться, прямо в лицо ей заглянула круглыми добрыми глазами огромная собачья морда, и ее окутало густое облако терпкого собачьего запаха. Ключи в третий раз звякнули уже где-то под автомобилем, и сверху раздался низкий, мелодичный голос, который произнес с иронией:
– У вас дурная привычка терять вещи!
На нее смотрел не просто человек, на нее смотрел гигант. Длинные взлохмаченные волосы падали на воротник смешного старомодного пальто. Она успела, однако, отметить, что этот белобрысый великан хорош собой. Он был красив забытой красотой актеров прежних времен, силачей, которые кого угодно могли стереть в порошок, при этом даже не вспотев. На крупном, гладко выбритом лице читалось выражение застенчивой нежности. Лицо это могло одинаково принадлежать аристократу и шуту, и было в нем что-то античное…
– Я… не понимаю, о чем вы, – вспыхнув, пробормотала она.
– Сверток, – улыбнулся гигант, указывая на собаку. – Мама Ирина говорит, что он ваш, а она никогда не ошибается!
Сверток, пакет с костюмом Бефаны. Он лежал перед зверюгой, которая неистово виляла хвостом, словно в ожидании бог весть какой награды. Черный трюфель собачьего носа протянулся к самому носку сапога Адрианы. Псине явно понравился ее запах, а может, она сама понравилась хозяину, и в системе собачьих ценностей это стало безоговорочным пропуском к общению…
– Я… я могу забрать его, если хотите… – поспешно прошептала она. Потом сунула руку в карман, нащупала там смятую банкноту и протянула гиганту. – И это тоже возьмите…
Но гигант на нее и не взглянул. Его внимание целиком переключилось на Карло, который явно заинтересовался собакой, но не решался к ней наклониться.
– Можешь ее погладить, она добрая!
Тогда Карло протянул кулачок к черному трюфелю, и Мама Ирина его старательно обнюхала, а потом завалилась на спину, покорно и доверчиво подставив белый живот с тугими розовыми сосками.
– Как ее зовут?
– Мама Ирина.
– И у нее бывают щенки? – осведомился Карло, почесывая белое брюхо, а собака при этом подвывала от удовольствия.
– Каждый раз, как встретит настоящего кобеля! – засмеялся гигант.
– А какой она породы?
– И сам не знаю. – Великан запустил пальцы в длинные волосы. – Что-то от волка, что-то от венгерской гончей… а я говорю, что ее порода зовется Мама Ирина!
– Дашь мне щенка?
– Надо подождать четыре месяца, последний раз она ощенилась весной… Потом щенок должен по крайней мере дней пятнадцать провести рядом с Мамой Ириной… И тогда, если не раздумаешь, приходи к Витасу – и получишь щенка.
– А Витас – это кто? – спросил Карло, который и так понял, кто такой Витас, но ему понравилось, как по-особому тот произнес конечное «с», и ему хотелось еще раз услышать.
– Я и есть Витас! – заорал гигант, ткнув себя пальцем в грудь, и звонко расхохотался.
– И ты правда дашь мне щенка?
Тут гигант поднял глаза, взглянул на Адриану и хитро прибавил:
– Если мама позволит!
– Мама не хочет, – помрачнел Карло. – Она говорит, что от собак вонь и грязь, и потом, она работает, и некому будет вывести собаку сделать свои делишки…
– Я точно знаю, что, когда твоя мама увидит щенков Мамы Ирины, она сразу передумает!
Адриана поняла, что великан принял ее за мать Карло, но не стала его поправлять. Пусть так и думает. И пусть скорее убирается. Но он упорно не замечал протянутую банкноту.
– Мы идем обедать или нет, Карло?
Мальчик неохотно оторвался от собаки.
– Пока, – сказал Витас.
Никто из двоих ему не ответил. Мама Ирина заворчала, хвост ее снова пришел в движение.
VIII
Сто тысяч евро! И ни одной меченой купюры! Приду за ними в пять! Лаура сухо отпихнула заботливо протянутый Джанджильберто стакан виски.
– Бред какой-то, – прошептал он, стараясь стряхнуть капли с шарфа, который она подарила ему на Рождество, – у тебя… то есть у нас, нет таких денег!
Лаура, зарычав, как тигрица, бросилась на белый кожаный диван в своем обиталище матери-одиночки.
– Ты что, не понимаешь? Этот человек знает все!
– Кто? Тот, кто звонил? Что он знает?
– Все о банке, идиот! Знает, где я работаю, знает, где у меня сейф… и знает, что, если я хочу снова увидеть сына, я должна взять оттуда деньги…
– А какие гарантии он дает, что Карло…
– Ясно, никаких! Я должна, и все тут! Он сказал… Он сказал, что я должна оставить деньги в двух конвертах у английского кладбища в Тестаччо… и возвращаться домой. И Карлетто уже будет там меня ждать…
Джанджильберто нежно обнял ее за плечи:
– Напрасно ты не дала мне с ним поговорить.
– Ну что ты такое говоришь!
Джанджильберто вздохнул:
– Я говорю, что надо бы вызвать полицию, не рисковать…
– Это не твой сын! И если ты его ненавидишь… А ты его ненавидишь!
Боже, избавь от истерики, пусть даже тихой. Джанджильберто изобразил на лице огорченную улыбку, голос зазвучал покровительственно и ободряюще:
– Прости меня. Но тебе не хватает трезвости рассудка, чтобы…
– Слушай, – вскинулась Лаура, – сделай милость, уходи, а? Видеть тебя не хочу. И не путайся под ногами. Убирайся!
Джанджильберто вознесся на пик своей мужественности:
– Нет, я тебя не брошу. Ну, ругай меня, вызверись, если тебе от этого станет легче. Я не уйду. Мое место здесь, рядом с тобой!
– Но я не хочу!
– Это неправда. Когда этот тип увез Карлетто, ты сразу подумала обо мне. И позвала меня. Кроме тебя, обо всем знаю только я. Я твой единственный близкий человек, Лаура. Ты мне доверяешь – и правильно делаешь. Потому что я никогда тебя не брошу. Я останусь с тобой, и все, что нужно, мы будем делать вместе.
Лаура глядела на него, словно видела впервые. Джанджильберто – верный друг, прочная скала, на которую можно опереться в миг опасности. Она плохо о нем думала. Он – не случайное приключение, он – последняя отчаянная надежда не утонуть в одиночестве, с розовыми мечтами за спиной и с черной перспективой воспитывать трудного мальчика впереди. Лаура и сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Джанджильберто шептал ей ласковые слова. По его красивому, слегка потасканному лицу пробежала усмешка: ну конечно, ты получишь своего чудика обратно. План удался на славу, никто не пострадает, я все продумал. Турок получит свой долг. И если все обойдется и тебя не выгонят из банка, мы снова окажемся в постели. Да ладно, все пойдет как по маслу!
IX
Овощное рагу на закуску. Макароны по-матричански, с луком, чесноком, оливковым маслом, окороком и сыром. Телячья грудка, запеченная с картофелем, и мороженое. Прожорливость Карло просто потрясает, и его уступчивость тоже, думала Адриана, вяло отщипывая кусочки сыра скаморцины-гриль с салатом без приправы. Мальчуган был толстенький, бледный, очень чистенько одетый, и в его рыхлом теле ощущалось что-то женственное. Адриане стало его жаль, и она почувствовала угрызения совести. Мне его доверили, думала она, потому что у него никого нет. Никого в целом мире. Как у меня. Я прилепилась к этому Джанджильберто, а ведь знаю, что ему на меня наплевать.
– Здорово, – смеялся Карло с полным ртом. – Мама никогда не готовит, у нее нет времени. У нас дома только булочки и замороженная пицца. А школьный обед просто гадость!
– А как получилось, что у тебя нет друзей?
– Нет, и все. Никто не хочет со мной играть, и меня никогда не зовут.
– А ты возьми и устрой вечеринку у себя в доме!
– Мама не хочет.
– А твоя мама вообще чего-нибудь хочет? – Адриана вышла из себя.
Ясное дело, она была на стороне Карло. Она не знакома с этой Лаурой, но, кажется, начинает ее ненавидеть.
– Тишины. Мама всегда хочет, чтобы было тихо, – подумав немного, ответил Карло.
Уголки рта у него были вымазаны мороженым.
– А папа?
Карло посерьезнел. Он не любил касаться этой темы. Если бы мог, он не стал бы отвечать.
– Папы у меня нет, – прошептал он.
Адриана взяла его за руку, но он быстро высвободился. Казалось, он вот-вот расплачется. Он поднял на нее водянистые глаза.
– Я много читаю, – с гордостью заявил он.
– Сказки? – с облегчением спросила Адриана, потому что тупик, в который она завела разговор своей неосторожной фразой, был наконец преодолен.
– Книги по науке. И о путешествиях. Мне путешествия нравятся…
– Понимаю. Индия…
– И Мексика, и пирамиды майя. А ты знаешь, что майя было два миллиона, а испанцев всего восемьдесят и они перебили всех майя?
