Еще больше я рыдал, когда нашу девочку обвинили в совращении с помощью колдовства целого пограничного отряда. Бородатые воины смахивали с обветренных лиц слезы и просили снять с них заклятие мужеложства, поскольку к собственным женам они окончательно охладели. Жены же и вовсе порывались пробиться к загородке, за которой сидела Лючия. Некоторые даже метали скалки и сковороды, но не ведающие обмана дэйвы позаботились о своем принце, а посему брошенные предметы до Лючии не долетели, лишь наделали премного грохоту.
Бедная наша девочка! Токмо на судилище она узнала, что стала вдовой. И даже сие горестное происшествие ей поставили в вину. Глава инквизиции тыкал в нее перстом и кричал, что ведьма сговорилась с демоном, и тот свернул лорду Росто шею. Были и другие свидетельства жажды ведьмы извести супруга, как-то: обрушение лестниц, беспричинные пожары и затопления, что начали происходить сразу же после прибытия невесты во владения южного лорда.
Дочь Света горестно рыдала. Она оплакивала мужа, однако многие в зале остались в убеждении, что ее слезы от страха перед справедливым возмездием.
В сей миг я взглянул на сцепившего зубы Кразимиона, ожидая, что он не выдержит ее печали и кинется громить ратушу. Но нет, удержался. И тому были весомые причины.
Демон с самого начала судилища затаился за скамьей с инквизиторами, отчего у тех время от времени подергивались то плечи, то головы. Я их особливо понимаю. Неприятно, когда тебе в спину смотрит чудовище, способное убить по малейшей прихоти. А Кразимион, несмотря на сильное желание разгромить лживое сборище, вел себя тихо, поскольку заметил молчаливые фигуры в масках - тех самых дэйвов, что не прячутся в людских телах, а потому вполне способны открыто противостоять демонам.
Главный инквизитор, обвиняя ведьму во всех грехах, был столь красноречив, что в зале беспрестанно раздавались крики: «Убить ее!», «Утопить!», «Четвертовать!», но он урезонил всех своим ответом: «Сжечь!».
Красношапочники и их прислужники привязали нашу девочку к столбу накрепко, хотя и ждали явления демона. Видать намеревались покуражиться.
Стоило костру быть подпаленным с четырех сторон, как Лючия, испугавшись, наколдовала мелкий дождь и заставила пламя погаснуть. Народ ахнул.
Кразимион же, сердцем поняв страхи Лючии (утверждаю сие обоснованно, поскольку Анхеля, могущего внушить жалость, рядом не было), не стал тянуть, за что я ему весьма благодарен. Он просто вырвал столб вместе с дочерью Света и уволок его в небо.
Народ разбежался в панике. Последнее, что я успел заметить – главный инквизитор торжествовал, а его прихвостни бросали в воздух красные шапочки.
Мы с Кразимионом встретились в обговоренном месте, где он с превеликим трудом освободил Лючию от пут. Дождавшись Анхеля, мы все четверо пустились в поход. К ночи нас догнал Непотребник, на плече которого сидела виноватая Дуня. Как демон похоти выкрал привидение и сумел снять цепи, мне не ведомо. Дуня искренне клялась, что не писала те безобразные слова о Лючии, что она вообще не помнит о сим поступке (что совсем не удивительно), и что все эта писанина сплошь наглая подделка, но мы ее не слушали. Все весьма измучились, а потому спешили убраться из неприветливого края как можно быстрее, чтобы устроить, наконец, долгожданный привал.
За сим кончаю.
Ах, да…
P.S. Не ведаю, к какой отнести особенности, но заметил я некую несуразность, или проще сказать, нелепицу. Следуя пунктам вашего проклятия, ни один ангел приблизиться к Лючии не может. Однако за день до судилища, когда Анхель поглотил принца дэйвов и вконец обессилел духом, Лючия подошла к нему и крепко обняла. Объясните мне, неразумному, что сие означает? Материя проклятия истончается или мы суть неверно поняли проклятие? Получается, что лишь мы, ангелы, не можем приблизиться к проклятой, а она имеет право?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
P.P.S. Только что Анхель, выслушав мои догадки, и перестав, наконец, горестно вздыхать, открыл мне очи, которыми я иначе воззрел на описанную мной нелепицу. Он даже подтолкнул меня к опытному испытанию. Я, как ни старался, ближе, чем на пять локтей, к Лючии подойти не смог - всякий раз передо мной вырастала невидимая стена, дотронувшись до которой я испытывал боль во всем теле. Анхель же, мало того, что приблизился, но еще и преспокойно обнял и душевно поговорил с дочерью Света.
Я едва дождался его объяснений. Анхель уверовал, что проклятие перестало его касаться в тот самый миг, как его тело заполонил дэйв.
Теперь много думаю, как бы половчее использовать открывшуюся возможность.
За сим прощаюсь.
Ваш верный слуга С.Фим»
- Ты куда? - отложив перо, Фим окликнул Лючию, которая пыталась тенью проскользнуть мимо него. Донос с шелестом свернулся и скатился с пенька.
- Я должна с ним поговорить, - торопливо прошептала девушка, находя в своих словах оправдание ночной вылазке. Фим приглушил яркое свечение нимба, заметив, что дочь Света щурится и отворачивает заплаканное лицо.
- Ночь на дворе, - укоризненно произнес старик. - Негоже незамужней девушке с демонами в такое время беседы вести. Ступай на место.
- Днем он избегает меня... И вообще, я уже была замужем... А теперь ... я вдова, -Лючия никак не могла понять, почему она должна оправдываться и искать объяснения своему желанию немедленно встретиться с Кразимионом. Может быть сейчас, ночью, демон не станет искать причины заняться чем угодно, лишь бы не находиться с ней рядом.
- Коли ты вдова, тем более ступай на место. Держи траур, а не бегай по неженатым мужчинам.
Лючия вспыхнула.
- Д-д-да кто вы такой, чтобы поучать меня? Сами-то почему без толку по Той Стороне бродите? Какое ваше ангельское дело, чем в ночное время занимается ведьма?
- Ты не ведьма, - мягко произнес Фим, видя, что его настойчивость порождает сопротивление. - Ты маленькая запутавшаяся девочка, одаренная магией. И коли эту магию направить в верное русло, станешь лучом света, несущем в себе радость и счастье.
- Не останавливайте меня! Я темнее ночи и несу лишь горе и смерть. Разве вы не слышали, что сказал инквизитор? А ведь я могу и на вас натравить демона!
- Иди, глупышка, - махнул рукой Фим. Кряхтя, наклонился, пошарил пальцами в высокой траве, мокрой от прошедшего дождя. Сделав нимб ярче, с сожалением посмотрел на расплывшиеся по бумаге чернила. - Не пришлось бы потом сожалеть о содеянном. Все не так как кажется.
- К чему это вы? - обернулась Лючия. Крутанувшаяся юбка влажным подолом неприятно ударила по щиколоткам.
- Нет у него к тебе чувств, как и у тебя к нему, поэтому к чему неразумные поступки?
- Но я люблю! Слышите, люблю! - Лючия положила ладонь на сердце. - Стоит мне подумать о нем, как здесь, внутри, все переворачивается. Я не знаю, что будет там, у Порога, куда вы все так упорно меня тащите... Может быть, там от меня останется лишь пепел, которому будет все равно, любили его или нет, но здесь я еще живая... Живая, слышите?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Рядом с девушкой выросла фигура Кразимиона. Он молча взял Лючию за руку и увел в темноту.
