– Понял, мой господин.
– Ну, так ступай с Богом!
Оруженосец удалился, почесывая в затылке. Не нравилось ему это поручение, хотя при князе он не смел в этом признаться. К неверным ехать гонцом? Спаси Господи! А вдруг это письмо не защитит его?
Нехотя двинулся он к погонщикам попросить у них верблюда и бурдюк для воды, но на обычном месте их не обнаружил. Узнав, что они перегнали верблюдов на новое пастбище – куда-то в другой конец оазиса, оруженосец, кляня свою судьбу, отправился их искать. В лагере тамплиеров у костра собрались слуги. Он подсел к ним, чтобы пожаловаться на опасное задание, с которым посылает его хозяин, и порасспросить о нравах сарацин: убьют они его или нет?
* * *
Наутро, едва забрезжил рассвет, в шатер спящего крепким сном короля ворвался великий магистр Жерар де Ридефор.
– Государь! Измена!
– Где? – вскричал Вит, протирая заспанные глаза.
– Там, где я давно ее чуял! Мы только что схватили оруженосца князя Триполи, которого тот отправил с письмом к Саладину – или к его брату, что одно и то же.
– Письмо? К Саладину? О чем?
– Вот оно: по-арабски, предатель, пишет! Явная измена!
Вит растерянно взглянул на лист, испещренный мудреными арабскими закорючками, и от одного их вида его бросило в дрожь.
– Где Ренальд из Сидона? Пусть прочтет!
– Ренальда еще нет, – ответил великий магистр.
Он, конечно, знал, что Ренальд вчера прибыл, но в его намерения не входило читать письмо. Оруженосец рассказал, что Раймунд велел ему не выдавать сарацинам, где стоит королевское войско. Уже одно это позволяло заключить, что письмо не содержало ничего предосудительного. Но простодушный король поверит чему угодно!
– Что же делать? Что делать? – беспомощно застонал Вит.
Он чуть не плакал: какие все подлые! Князь Триполи говорил так убедительно, так, казалось бы, искренне – и надо же! Пишет письма по-арабски!
– Ночью, тайком послал, чтобы никто не узнал… – подлил масла в огонь великий магистр.
– Что делать? – повторил король.
– Ясно, что: скорее трубить поход – и вперед, на Тивериаду, вопреки тому, что нам внушал этот изменник!
– Ну, так велите трубить… – в отчаянии соглашается Вит.
Он совсем сбит с толку. Ах, будь тут хоть Амальрик, хоть Ренальд из Сидона… Или Ибелин из Рамы – вот кому можно было довериться! Но Ибелина среди них давно нет: еще до кончины Балдуина Прокаженного он уехал из Иерусалима и навсегда перебрался на старую родину.
В стане Христова воинства будто внезапно наступил судный день: ревут трубы, грохочут барабаны… В предрассветных сумерках раздается клич:
– По коням! По коням! Вперед, на неверных!
Разбуженный этим шумом Раймунд из Триполи вскакивает со своего ложа. Что это значит? В чем дело? Он спешит к королевскому шатру.
Вит смотрит на него исподлобья.
– Великий магистр принес мне ваше письмо.
– Мое письмо к Туран-шаху? Так гонец не выехал…
– Зачем вы писали Туран-шаху? – хмуро спрашивает Вит.
– Чтобы при штурме города он пощадил мою жену и пасынков. Да вот, послушайте…
Раймунд слово в слово переводит королю свое письмо. Вит хватается за голову. Господи, кому верить? То, что говорит сейчас князь Триполи, похоже на правду – но великий магистр…
– Меня, честного рыцаря, выставили изменником! – горячится Раймунд. – Но изменник не я, а тот дьявол, который толкает вас к погибели! Ради всего святого, не ведите войско к Тивериаде! Останьтесь здесь, как было решено в совете!
– Я уже отдал приказ.
– Лучше отменить приказ, чем погубить себя и державу!
Вит колеблется. Он бы и послушался, но ему стыдно. Уже протрубили поход. Будут потом над ним смеяться, что он даже не может решить, выступают они или остаются! А кроме всего прочего – он боится великого магистра. Попросту боится. И он с непреоборимым упрямством, какое бывает свойственно людям слабым и неуверенным в себе, говорит:
– Я отдал приказ и теперь его не отменю.
– Вы идете на верную гибель!
– Это мы еще посмотрим! Вы отказываетесь выступить с нами?
– Добрый рыцарь не бежит смерти, даже если это напрасная жертва, – отвечает Раймунд и выходит из шатра.
Уже совсем рассвело. В лагере – крик и беготня. Раймунд смотрит на сборы войска с трезвым, холодным отчаянием. Людей ведут на смерть. Одного не может он понять: какую цель преследует великий магистр храмовников? Он-то наверняка знает, что делает!
А может быть, крикнуть людям, чтобы они остановились? Скинуть этого безмозглого королишку, прогнать великого магистра да взять дело в свои руки, спасая державу?
Так размышляет Раймунд – а все вокруг суетятся, гомонят, не обращая на него никакого внимания. Он слышит обрывки разговоров.
– Воды запаси, воды…
– Не во что мне ее запасти: у меня всего один бурдюк, да и тот дырявый!
– А ты спроси, может, у кого есть лишний!
– Кто же даст? Ежели у кого и есть, то для себя…
– Сказывали, два дня без воды будем идти – в этаком-то пекле!
– Слыхали? Говорят, князь Триполи нас предал! Великий магистр перехватил его письмо султану.
– Спаси Господи! Князь Триполи? Такой благородный господин – и сносился с султаном? Ну, да великий магистр не лучше будет!
– Ясное дело… Все они такие: плутуют, как могут, а ты за них погибай!
– Все нас предали! На смерть в пустыню ведут…
– Вот бы не ходить!
– А с кем оставаться-то? Никому нет веры, никому…
Раймунд вышел из тени дерева, под которым он стоял, и направился в свой лагерь. Не стоит созывать людей, поднимать бунт. Да свершится воля Господня!
* * *
Копыта глухо стучат по мертвой каменистой почве. Нигде никакой зелени. Из трещин в земле торчат редкие сухие стебли. Солнце опаляет огнем. Раскаленные доспехи нестерпимо жгут тело. Пыль забивается в рот, в глаза… Воздух дрожит от зноя. Медленно тянется изнурительно жаркий день. Кони повесили головы. Перед взорами всадников встают манящие миражи. Вот в багровом мареве показалась Тивериада. Она так близко, что камень можно добросить! Белеют дворцы… зеленеет трава… синеет гладь озера… Все это маячит впереди, соблазняет, влечет к себе, довершая муки страждущих.
С наступлением сумерек войско поднимается на холм Хаттин. На пологих его склонах помещается вся небольшая армия франков. Лошади чуть не падают. У людей от жажды потрескались губы. Развязав бурдюки, воины ненасытно пьют, поят лошадей, оставляя совсем немного воды на утро…
– Нельзя здесь долго задерживаться! – доказывает князь Раймунд. – Ночью идти легче – тогда холодно. Раз уж мы выступили, не будем останавливаться! Может, мы застигнем Саладина врасплох, пробьемся к озеру…
Люди ропщут. Каждый только и мечтает, как бы поскорее повалиться на землю и уснуть. После мучительного дневного перехода идти еще и ночью?! Ну уж нет, пусть князь Триполи идет один, если хочет. Если его так тянет к Саладину, которому он пишет письма…
На пустыню опускается ночь – глухая, темная, душная. В непроглядном мраке что-то поскрипывает, шумит. Может, это ветер поднимает волну в Тивериадском озере?
Ранним утром над горизонтом стремительно взмывает огненный солнечный диск – и сразу возвращается непереносимая жара. Воины садятся на коней. В путь!
В путь? Но куда, франки? Пути больше нет.
То не буря шумела ночью, не волны в далеком озере. Это Саладин со своим несметным воинством подкрался во мраке и окружил со всех сторон холм Хаттин.
Франки в кольце. Они не могут уже вернуться назад в Сефорию – а о том, чтобы добраться до Тивериадского озера, и мечтать нечего! И вот стоят они в лучах палящего солнца на этом холме, словно жертва всесожжения, вознесенная на огнедышащем столпе в небо.
Крик ужаса проносится по рядам франков. Король Лузиньян заламывает руки. Великий магистр тамплиеров де Ридефор зловеще молчит. Князь Раймунд из Триполи хмуро кивает седой головой. То, что он предсказывал, сбылось даже раньше, чем он ожидал.
Бывали времена, когда франки выходили победителями из куда более отчаянного положения. Умирая от голода и жажды, они громили армии куда многочисленнее этой. Были такие времена, были… Но нет им возврата!
Окруженное войско все же пытается бороться, пытается вырваться из вражеского кольца. Ни у кого не спрашивая дозволения, Раймунд принимает командование на себя. Он выставляет вокруг холма оцепление из пеших воинов. Те вбивают в землю копья, прикрепляют к ним щиты, образуя мощное заграждение. В этой стене оставлены ворота, через которые четырежды совершают вылазки рыцари. Пришпоривая обессилевших от жары коней, они бросаются на врага, врезаясь глубоко в ряды сарацин. Но врагов так много, что натиск рыцарей быстро ослабевает: все новые и новые волны неверных накатываются на них, напирают, теснят, заставляя вернуться на проклятый холм, который должен стать для франков могилой.
Чтобы положить конец этим вылазкам, сарацины поджигают высохшую траву на равнине. Клубы дыма и языки пламени берут войско христиан в еще одно смертоносное огненное кольцо.
