— Вот. Это перечень тех изданий, которые печатаются у нас в БДП. Видите: четыре вычеркнуты. Это Сам вычеркнул. — По ужасу, блеснувшему в глазах Кутового, я понял, что он имел в виду вовсе не Титенкова. — Сказано, что еще четыре газеты должны назвать вы.
Были вычеркнуты: «Белорусская деловая газета», «Фемида», «Свабода» и «Газета Андрея Климова». Именно эти издания досаждали главе государства больше всего. Я взял в руки список, бросил через плечо: «Ждите!» — и побежал на третий этаж, к Синицыну.
Синицын был не в курсе. История с «белыми пятнами» и так вызвала у него состояние шока, как бы он ни храбрился. Выслушав меня, он совсем помрачнел. После долгого молчания, наконец, спросил:
— И что же ты предлагаешь делать?
— Сходите к нему. Объясните: это уже не ошибка, это окончательное уничтожение моей репутации. Я ему это объяснить не могу. Но и «козлом отпущения» быть не хочу. Помогите. Вам удобнее, к тому же вас он послушает. Хорошо, я взял на себя «белые пятна», но второй раз на те же грабли — спустя неделю! Ошибку взять на себя еще можно, но глупость — увольте!
— Чего ты хочешь?
— Пусть отменит приказ!
И мы отправились в приемную главы государства. Президент был на месте. Синицын взялся за ручку двери кабинета, посмотрел на меня:
— Пойдем вместе?
— Идите один! Вы же с ним были на ты179…
Через час в приемную заглянул Иван Титенков:
— Кто у шефа?
— Синицын.
— А, ну и я зайду, — Титенков исчез за дверью.
Через минуту оттуда вылетел разъяренный глава Администрации:
— Пошли!
Синицын буквально вломился в собственный кабинет, прошел в комнату отдыха, достал из сейфа коньяк и, не спрашивая, налил два стакана до половины.
— Я его почти убедил. Но тут пришел Иван. «Вот как Иван скажет, так и будет!» А этот возьми и ляпни: «А чего это Федута выкобенивается? Пусть идет и выполняет приказ!» — «Слышал? Так и передай — пусть идет и выполняет приказ!»
— Считайте, что передали. А мое заявление у вас?
Всего неделю назад я добросовестно принял на себя ответственность за совершенную президентом ошибку, попросив взамен об одном: прежде чем принимать подобное решение, позовите и выслушайте! А потом решайте, это ваше право. И вот снова… Теперь это уже было настоящим предательством с его стороны.
Значит, нужно уходить. И я ушел. И не осуждаю за собственную отставку ни президента, ни самого себя.
Мы оба поступили правильно. Каждый — по-своему. Я — потому что после всего случившегося оставаться на прежней должности не мог. Даже ради дела это не имело смысла. А президент… Ему нужен был обслуживающий персонал, а не соратники. Ни мои принципы, ни мои представления о свободе слова Лукашенко не интересовали.
Можно было, конечно, послушаться Синицына и высидеть себе депутатский мандат. Но с меня уже хватило. Я не мог одобрить ни историю с «белыми пятнами», ни последовавшие за ней увольнения главных редакторов газет (вопреки всем законам)180, ни изгнание негосударственных газет из типографий, а позже, и из государственной системы распространения181.
Кроме того, мне слишком хорошо были понятны мотивы поведения Лукашенко. Что тут сложного? После того как Сергей Антончик попытался повернуть против президента так хорошо знакомое ему оружие — борьбу с коррупцией, Лукашенко понял, что точно так же кто-то однажды вздумает применить против него и второе оружие — гласность. Он успел предусмотрительно отобрать у потенциальных оппонентов телевидение, поставив на руководящие посты в доску преданных ему людей, едва придя к власти, добиться отмены прямой трансляции сессий, несмотря даже на угрозы депутатов обратиться в прокуратуру. Сессии не транслировались ни по телевидению, ни по радио. И никто депутата Антончика не услышал и не увидел, отчего все действо в Овальном зале осталось сугубо камерным и лишь отголосками отозвалось за его пределами.
Очередь дошла до газет. Конечно, газеты были не таким сильным оружием, как ТВ или радио. Но тем не менее: есть статья в газете — есть проблема, нет статьи — нет и проблемы. Он пошел на скандал с «белыми пятнами», потому что был уверен, что любой скандал все же менее опасен, чем содержание доклада. И нужно было сделать так, чтобы неугодных ему статей в государственной прессе не было. Никогда.
И он этого добился.
Общество разделилось на читателей разных газет и зрителей разных телеканалов (московские НТВ, «Культура» тогда еще транслировались на республику). Наверное, такое разделение произошло бы и без активного нажима Лукашенко, но постепенно, а он не собирался ждать. И разделил общество сразу. Немногочисленные читатели демократической прессы перестали читать прессу государственную. Белорусское государственное телевидение с его голой и слащавой пропагандой перестали смотреть процентов 90 сторонников оппозиции. Зато на электорат теперь обрушилась вся мощь лукашенковской пропаганды — с постоянным теле- и радиовещанием, огромными тиражами официальных газет.
Именно ради этого, а вовсе не из-за мнения какого-то там Титенкова президент не послушал тогда Синицына. Он слишком хорошо знал, чего добивался. Он пришел к власти потому, что общество было расколото, и управлять намеревался именно расколотым обществом.
Дело было за малым. Оставалось поставить на колени оппозицию, уничтожить ее морально.
Глава пятая. «Утилизация»
«Глаза боятся — руки делают»
Идея проведения первого в истории Беларуси референдума, вероятно, пришла Лукашенко в голову сразу после доклада Сергея Антончика. При всей его «самостоятельности» здесь отчетливо просматривались «козни» БНФ, активистом которого он был и оставался.
А поскольку именно в Народном фронте Лукашенко видел главную угрозу потенциально возможной смуты, ему нужно было покончить с политическим влиянием БНФ раз и навсегда. Сделать это можно было, лишь рубанув ростки смуты под корень, отняв у «противника» его главные завоевания.
«Завоеваний» у БНФ было всего два — принятие в государстве исторической белорусской символики и признание белорусского языка государственным. Это и следовало отнять, причем именно на референдуме, продемонстрировав еще раз, что «народ» поддерживает не оппозицию, а его, Лукашенко.
Поэтому, когда 16 марта 1995 года большая группа депутатов Верховного Совета (соответствующим образом «подготовленных» главой Администрации Леонидом Синицыным) обратилась к президенту с предложением провести референдум о новой символике и придании русскому языку статуса государственного, эта «инициатива» была горячо принята и поддержана Лукашенко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
