глаза и медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться, а заодно и дрожь в руках унять. Надо же как-то совладать с буйством собственной несдержанности. Ещё бы заглушить не только внешнюю агонию, но и внутреннюю. Вряд ли последнее дано. Буду довольствоваться тем, что получается.
– Твою ж мать… – тихонько ругается Артём.
Утопая в собственных мыслях, не замечаю даже, как внедорожник оказывается припаркован на обочине. Пока фокусируюсь на реальности вновь, пропускаю и тот момент, когда мужчина больше не занимает место за рулём. Лишь вздрагиваю, когда дверца с его стороны с шумом захлопывается. Резкий порыв ветра моментально забирается под плед. Он скользит по коже в мучительном напоминании насколько же я беззащитна сейчас. Во всём.
Снова вздрагиваю. На этот раз действительно от холода. Не того, который вызван осенним ненастьем. То, что царит и властвует во взгляде цвета бездонной синевы, насквозь пропитывая и меня – гораздо более безжалостнее и пронзительнее.
Рупасов обходит транспортное средство с капота и останавливается с другой стороны машины. Больше не шевелится. Просто стоит и смотрит вроде бы и в мою сторону, но в то же время будто бы куда-то дальше, а меня просто не существует сейчас. По крайней мере, лично мне самой очень хочется, чтобы было именно так.
В итоге Артём просто закуривает взятую с собой сигарету, тяжело и медленно выпуская дым из лёгких. Честно говоря, и самой хочется получить дозу никотина, но выходить на улицу и уж тем более оказываться рядом с ним… Потерплю.
Прежде, чем мужчина возвращается обратно в салон, минуты тянутся так неимоверно долго, будто не один час проходит на самом деле. Двигатель «Mitsubishi Pajero» всё ещё работает, но Рупасов не спешит продолжить путь. Он откидывает голову на спинку своего сиденья и прикрывает глаза, шумно выдыхая.
– Жень… долго ещё вот так… будет у нас? – глухо проговаривает мужчина.
«А я знаю?» – бьётся в истерике моя душа.
«Никаких «у нас» – не существует!» – вторит ей сердце.
«Уж лучше «вот так», чем то, как было прежде!» – злорадно дополняет рассудок.
Но то остаётся внутри меня. Внешне я лишь перевожу на собеседника растерянный взгляд, надеясь, что он избавит меня от нужды отвечать.
– Жень, не молчи, – рушит мою надежду Рупасов. – Скажи что-нибудь! Потому что, когда ты молчишь, мне хочется убить кого-нибудь… – он болезненно морщится, а затем, так и не глядя на меня, ловит мою ладонь, крепко сжимая в своей руке. – Тебя саму ещё не задолбало? Почему мы не можем просто нормально поговорить?
По-моему, «нормально» – просто не про нас.
Но и это я оставляю при себе.
– Не знаю… – бормочу тихонько.
Перевожу взгляд на Артёма, выдавливая подобие улыбки. Видимо, получается слишком виновато, потому что уголок его губ приподнимается в открытой ухмылке, а единственное, что она выражает – сожаление. Оно бьёт по мне даже больнее, чем если бы Рупасов вновь кричал или применял физическую силу.
«Поздно» – вот чем можно назвать всё то, что осталось между нами. И ничего больше.
– А может ты просто не хочешь? – продолжает ухмыляться он.
В синих глазах отражается горечь. Столь ненавистный привкус наших чувств оседает и в моей душе. Горькое сожаление – пожалуй, и правда – всё, что мы заслужили, учитывая сколько боли причинили друг другу.
– А если и так? Или, что, если наоборот, если хочу – что тогда, Тём? – ухожу от ответа. – Разве тебя вообще интересует моё мнение? Ты же сам совсем недавно ясно выразился, что нет. Или что-то изменилось, а я не заметила? – заканчиваю, тут же мысленно проклиная себя за новый выпад.
Вот только сказанного не вернёшь. Да и на конструктивный диалог я всё равно не способна в данный момент. Невозможно мыслить или действовать рационально, когда самый безжалостный яд уже внутри тебя и выворачивает так неотвратимо мучительно, что даже смерть кажется избавлением.
– М-да… – только и протягивает в ответ Артём.
Очевидно, тяжесть груза нашего обоюдного прошлого давит на него не меньше, чем на меня саму. Просто, если я окончательно смирилась, что это непреодолимо… Рупасов, видимо – нет.
– Жень, а давай просто заново начнём, а? – вновь заговаривает он. – Забудем всё это дерьмо. Простим друг другу. Всё.
На мгновение кажется, что у него помутнение рассудка.
Невольная усмешка слетает с моих уст даже вперёд этой мысли.
– Не хочешь, да? – дополняет он. – А от мужа тогда почему уходишь?
Голос звучит абсолютно ровно и не несёт никаких эмоций, поэтому мне остаётся только догадываться, что может скрываться за вопросом на самом деле.
– Знаешь ведь, что хочу, – проговариваю почти не слышно.
Рука, удерживающая мою ладонь, сжимается крепче.
– И я… тоже. Очень хочу. И сама ведь знаешь, – отзывается Артём, добавляя через паузу. – Но этого всё равно мало, да? Я ведь уже говорил, что хочу, чтобы ты вернулась ко мне и тогда мы заново всё начнём, но в итоге ты всё равно свалила… – он горько ухмыляется и снова не смотрит на меня. – Чего тебе ещё надо, а, Жень? Скажи! Потому что я ни хера до сих пор не понимаю!
В салоне автомобиля воцаряется тишина. Она давит на разум ничуть не меньше чем прозвучавшее признание. И, чем больше времени проходит, тем сильней мне хочется разорвать этот проклятый круг обоюдных обид и несбыточных желаний. Но всё равно не могу. Наверное, просто смелости не хватает.
– В чём твоя проблема, а, Жень? Да скажи ты мне уже! – звучит как безоговорочное требование.
Вздрагиваю. Снова он злится.
А ведь обещал, что не будет кричать на меня!
Сознание бьётся в истерике. Очень хочется прижать колени к груди, обхватив их обеими руками, и вжаться в спинку сиденья, а ещё лучше просто исчезнуть и раствориться в воздухе. Лишь бы не слышать и не помнить того, каким стал Артём. Но я не могу. Он всё ещё держит за руку. И жалкая попытка вернуть конечность обратно в своё распоряжение, конечно же, остаётся безуспешной.
– Пожалуйста… Отпусти… – всё, на что хватает меня.
Обжигающие слёзы скатываются по щекам ещё до того, как сама понимаю, что вновь выказываю свою слабость.
Да и плевать!
Пусть знает, что мне не настолько всё равно, как он считает!
В конце концов, раз уж мы явно никуда не поедем, пока он не получит желаемое – придётся дать ему это.
– Да не могу я тебя отпустить, как ты не понимаешь! – повторно срывается Рупасов, но, по всей видимости, тут же вспоминает о своём обещании, потому что болезненно морщится и шумно втягивает воздух, продолжая уже тише и спокойнее: – Прости, Жень. Но я и правда не могу отпустить тебя. Только не снова. Ты же понимаешь, да?
Очень хочется верить в это. Вся моя суть так и тянется к подобному. Но я не верю. Пусть и понимаю его. Просто потому, что прекрасно знаю – Артём не сможет сдержать своё слово, даже если на самом деле сейчас верит
