Азизбеков до этого был в каменоломне всего один раз, и то ночью. Тогда его привел сюда Ваня. Ночь была темная, они шли наощупь, и Азизбеков так и не разглядел дороги;
Куда же идти? Оглядываясь, Азизбеков подождал минуты две-три. Капризы бакинской погоды были ему хорошо известны, он надеялся, что дождь ненадолго. Такие внезапные ливни обычно прекращались очень быстро. Мешадибек достал из кармана купленный вчера в столовой коробок спичек, чиркнул несколько раз, но ни одна спичка не загорелась. Видно, отсырели. Дождь понемногу затихал. "Сейчас и вовсе перестанет", - с облегчением подумал Азизбеков и взглянул в сторону, где, по его предположениям, должна была находиться каменоломня. У него мелькнула мысль: "Уж не разогнала ли непогода товарищей?" Он усмехнулся - таким несостоятельным было это опасение. Азизбеков бодро шагнул по тропинке. Дождь хлынул, как будто из последних сил, и внезапно оборвался.
Сзади едва доносился шум потока. Пелена воды не заслоняла больше огни рабочего поселка, и они дружно мерцали, будто дождь омыл и очистил стекла в окнах. Глаза Азизбекова уже привыкли к темноте, и он без труда шел по дороге.
Вдруг впереди кто-то чиркнул спичкой. "Наверно, кто-нибудь из наших, но кто именно?" - подумал Азизбеков и, прищурившись, посмотрел на маленькое трепещущее синеватое пламя. Оно было совсем близко - вот-вот. Казалось, стоит только протянуть руку... Азизбеков ускорил шаги, поскользнулся на гладком камне, но удержался на ногах. Раздался окрик:
- Эй, кто идет?
Сомнений быть не могло: спрашивал Ваня.
- Я, я! - радостно ответил Азизбеков, идя на голос, хотя все еще никого не видел. Да и вряд ли можно было в густом мраке увидеть людей, собравшихся среди развороченных скал каменоломни. Но силуэт Азизбекова, поднимавшегося в гору, едва различимой тенью выделялся на темном фоне неба. И Ваня заметил его...
Спустившись под уклон, Азизбеков очутился в каменоломне и увидел товарищей, рассевшихся на штабелях аккуратно распиленных белых камней. Пожимая протя, нутые к нему руки, он вглядывался в лица.
- О, оказывается, все уже в сборе, - заметил он. - Ну, если бы не огонек спички, я до сих пор блуждал бы где-нибудь вокруг...
Джапаридзе указал Азизбекову место рядом с собой"
- Давай, садись сюда! Я перевернул камень, с этой стороны он сухой, ласково сказал он и, взяв Азизбекова за локоть, потянул к себе. - Ну и промочило нас, чёрт побери! Хорошо, что тепло, иначе не один день пришлось бы проваляться в постели после такого купанья...
- Это, пожалуй, не плохо, что прошел дождь, - заметил молчавший до того Коба. - Мешади, скажите: в каком положении дела?
- Листовки произвели сильное впечатление, товарищ Коба. Весь город знает о нафталанском злодеянии.
- А где их напечатали?
- О, тут было много происшествий!..
Азизбеков кратко рассказал о том, как Аслан вместе со старым Гусейнкули напечатали листовки. Кобу особенно позабавила перепалка между Асланом и его отцом - мастером Пирали.
- Значит, на квартире у мастера, верного слуги своего хозяина, и произошло это "преступление", -засмеялся он.
И, задав еще несколько вопросов, уточнил, где и как расклеивали листовки.
- Но мне кажется, - сказал задумчиво Коба после некоторого молчания, что так дальше продолжаться не может. Нам пора обзавестись мощной подпольной типографией специально для издания нашей литературы на азербайджанском языке. Движение среди мусульманских рабочих крепнет и ширится...
- Верно, - подхватил Азизбеков. - Мы ощущаем острую нужду в подпольной типографии. Цензура накладывает руку даже на маленькие научно-популярные брошкь ры, которые мы пытаемся издавать легально, и ограничивает, а то и вовсе запрещает их выпуск.
- Вот-вот, - подтвердил Коба. - Без типографии необойтись. Средства мы добудем. Не такие уж мы бедняки. Главное - найти хорошее помещение и надежных людей, на которых можно было бы положиться. Не следует забывать при этом еще одну сторону дела. Товарищ Ленин, когда требовал издания общероссийского органа, имел в виду соблюдение строжайшей конспирации. Бессмысленное молодечество, заканчивающееся провалом, нам ни к чему...
Началось совещание о том, как подготовиться к забастовке и организации похорон Ханлара.
Усталым и чуть хриплым голосом, но очень толково-рабочий-литейщик рассказал, что в знак протеста против злодейского убийства Ханлара завтра и послезавтра будут бастовать рабочие всех промыслов и других предприятий Биби-Эйбата. Комитет, образованный из представителей отдельных предприятий, всюду развернул кипучую деятельность.
- А каково примерно будет количество бастующих в районе? - спросил Коба.
Литейщик затруднился ответить.
- Не знаете?
- Нет, - признался тот откровенно. - По правде говоря, не подсчитывали.
Рабочий огорчился, вздохнул и почесал затылок.
Тогда Коба стал подсчитывать сам. Он обстоятельно, называл промыслы, заводы, сташгии, механические мастерские, хлебопекарни, проверяя, какие из них будут участвовать в забастовке. Он вспоминал даже самые мелкие предприятия.
- Не забывайте, - сказал Коба, - что там, где мы ослабляем свое влияние, сразу же появляются меньшевики и дашнаки. Возьмите, скажем, Баиловскую электростанцию. Там все еще имеют влияние эсеры. Куда это годится? Нельзя руководить "вообще", надо руководить конкретно, повсюду. Как видно, мы еще мало беседуем с рабочими. Надо объяснить людям истинный смысл убийства Ханлара, подлинные причины. Одних листовок мало. Живое слово действует куда вернее и сильнее. И забастовка и участие в похоронах Ханлара должны носить массовый характер, политический характер. На это злодейское убийство бакинский пролетариат может и должен ответить политической демонстрацией, - Коба поднял глаза и спросил: - Вы согласны, товарищи? Надо действовать!
Глава двадцать седьмая
И этой ночью Аслан не ложился. Он ходил по дворам, стучался в окна и оповещал рабочих, откуда и в какое время двинется похоронная процессия. Под утро, ёлё волоча ноги от усталости, он побрел к мечети. На душе у него было легко. Задание Азизбекова он выполнил и чувствовал такое удовлетворение, какое чувствует ученик, успешно сдавший трудный экзамен.
Косые лучи вынырнувшего из-за горизонта солнца отражались в оконных стеклах домов, тесно прижатых один к другому, и рассыпали золотые пятна на тротуарах, камнях мостовой, изгородях и листве кустарников. В глубокой синеве неба не было ни облачка, словно кто-то властно разогнал вчерашние тучи и протер сильной рукой до зеркального блеска небосвод. С моря дул легкий ветер, "о его мягкое и ласкающее дуновение напоминало дыхание ранней весны.
Город просыпался.
По улицам, разбрызгивая колесами мутную воду луж, оставшихся после вчерашнего ливня, проносились на фаэтонах редкие извозчики. Бакалейщики, отпирая свои лавки и складывая в гармошку широкие створки дверей, обменивались друг с другом приветствиями, а зеленщики торопливо ставили на лотки корзины со свежими овощами и фруктами.
У ворот мечети Аслана встретил дядя Ислам. Аслан поздоровался. Старик ответил ему на приветствие и широким жестом показал на мечеть.
- Зайди, - сказал он, - гроб с телом Ханлара уже здесь...
Аслан шагнул во двор. Тишина и пустота смутили его.
Он спросил испуганно:
- Что это, дядя Ислам? Неужели, кроме меня, никто не пришел?
Старик пожал костлявыми плечами, своим чуть гундосым голосом сказал:
- Что поделаешь, сынок? Такова уж доля бедняка.
Будь покойный с достатком, мулла пришел бы спозаранку...
- Э, дядюшка, - рассердился Аслан, - не о мулле речь! Мы и без муллы обойдемся. Покойный Ханлар не очень-то долюбливал духовенство. Я беспокоюсь о другом: почему нет наших людей? Ведь я оповестил самое малое сотню рабочих. Где же они? Ни одного не видать. Старик с уважением взглянул на молодого парня. В горевших сухим блеском воспаленных глазах Аслана отразились обида, боль и недоумение. Дядя Ислам принялся успокаивать встревоженного Аслана:
- Не торопись, сынок, и не волнуйся. Мало ли, много ли, но народ все-таки соберется.
Почему, дядюшка, мало ли, много ли? - возмутился Аслан. - Народу должно быть столько, чтобы толпа не умещалась на улице. Шутка ли? Как же не отдать последний долг такому герою, как Ханлар!
Дядя Ислам ничего не сказал. Но Аслану показалось, что старик сомневается в том, что на похороны соберется много народу.
- Пройди в мечеть, посиди около покойного, посоветовал старик и медленно отошел.
Аслан вошел внутрь мечети. Гроб с телом Ханлара, укрытый черным покрывалом, покоился на возвышении. Около гроба было всего семь человек. Почти никого из них Аслан не знал. Одни стояли, скрестив на груди руки и печально опустив голову, другие молча сидели на цыновке, подобрав под себя ноги. У изголовья гроба расположился старик Ахмед. Легким кивком головы он ответил на приветствие Аслана и указал ему место рядом с собой. Смущенный и печальный Аслан молчал несколько минут. Но не в силах подавить тревогу, наконец нагнулся к старику и спросил шопотом:
