Аналогичные положения содержались в моем черновом наброске меморандума, без даты, написанного летом 1945 года. Они дают представления о тех взглядах, которые я развивал перед нашим послом и Госдепартаментом:
«Я не вижу оснований экономических или политических для того, чтобы продолжать оказывать России помощь по ленд-лизу. Россия, не делая вклада в программу ЮНРРА, едва ли может получать экономическую помощь со стороны ЮНРРА или государственные кредиты США, если это не дает нашему народу адекватных политических преимуществ.
При этом следует иметь в виду, что:
1. Русские могут испытывать особую нужду в иностранной помощи, только если им необходимо экономическое напряжение с целью поддержания военной мощи, превосходящей их потребность в безопасности. Их экономические ресурсы позволяют им быстро восстановить хозяйство и без иностранной помощи.
2. Нынешняя советская экономическая программа представляет собой милитаристскую индустриализацию, цели которой совершенно расходятся с нашими интересами, и у нашего правительства нет оснований ее поддерживать.
3. Единственное реальное возмещение кредитов может быть достигнуто за счет русского экспорта в США. Но даже если он возрастет по сравнению с довоенным уровнем в несколько раз, то и тогда не сможет возместить долговременных кредитов и затрат на выплату процентов.
4. В СССР монополизирована внешняя торговля. Мы, выступая у себя против трестов и монополий, кажется, делаем исключение для монополии советского правительства. Я одобряю торговлю с Россией, но ее следует вести так, чтобы избежать зависимости части нашей промышленности от советской внешнеторговой монополии».
Посол Гарриман, делавший мне полезные указания критического характера, в целом поддерживал эти мои суждения, во многом тогда одобренные и в Вашингтоне. Значительный кредит советскому правительству в данных обстоятельствах был бы неразумным, и его предоставление вызвало бы в дальнейшем осложнения как в советско-американских отношениях, так и в нашей внутренней политике. Что касается ленд-лиза, то значительная часть наших поставок, отправленных в Россию, которые можно оценить в 11 миллиардов долларов, включая и поставки на 244 миллиона долларов, согласно последнему протоколу от 15 октября (которые еще не были оплачены), в первую очередь использовалась для целей, не имеющих ничего общего с борьбой против наших врагов.
К тому же, в рамках ЮНРРА, русские, по моим сведениям, получили до 249 миллионов долларов, а также еще несколько миллионов в форме репараций из нашей зоны в Германии. Поэтому мы и так, по-моему, в первый послевоенный период сделали для русских немало, и я не сожалею о том, что благодаря моему влиянию удалось удержать нашу щедрость в известных пределах.
Глава 11
ДЛИННАЯ ТЕЛЕГРАММА
Мои взгляды на экономическую помощь России сложились под впечатлением поездки по Советскому Союзу, которую я совершил вскоре после окончания войны.
Еще летом 1944 года я подал заявление в советский МИД с просьбой разрешить мне посетить Западную Сибирь, а в особенности металлургический центр Сталинск—Кузнецк. Этот огромный завод был одной из двух главных строек такого масштаба в 1930-х годах наряду с более известным Магнитогорским заводом. На последнем часто бывали иностранцы, а в Кузнецке гостей с Запада не было уже несколько лет. Я никогда не видел ведущих советских заводов и счел интересным посетить один из них, к тому же такой, на котором иностранцы редко бывают. К тому же мне хотелось увидеть и Сибирь, где в XIX веке побывал мой известный родственник. В течение нескольких месяцев после подачи заявления я не получал ответа из МИД и решил, что мое заявление постигла та же участь, что и многих других, которых советские власти, не желая удовлетворять, предпочитали оставлять без ответа. Весной 1945 года, когда я стал уже забывать об этой бумаге, из МИД пришел ответ, что поездка мне разрешена.
Я отправился в путешествие летом (не помню точной даты). Об этой поездке я составил, по своему обыкновению, подробный рассказ, однако я избавляю читателя от знакомства с ним в полном объеме, так как у меня не сохранилось ни одного экземпляра. До Новосибирска я ехал четверо суток в крайнем купе спального вагона, отделенный от других пассажиров двумя людьми в форме НКВД, которые «случайно» оказались в соседнем купе. Несколько дней я провел в Новосибирске, осматривая достопримечательности этого быстрорастущего сибирского Чикаго. В последний день перед отъездом в Кузнецк меня пригласили посмотреть один пригородный совхоз. Это хозяйство, где было много скота, содержавшегося в очень хорошем состоянии, расположенное в удивительно красивом месте, произвело на меня довольно приятное впечатление. По окончании экскурсии я хотел пораньше вернуться в город и лечь спать, так как отъезд предстоял рано утром.
Однако меня пригласили на «чай», устроенный в мою честь в саду.
Меня усадили за большой деревянный стол под фруктовыми деревьями, буквально ломившийся от разнообразных кушаний. За столом сидели 20 человек. Мы ели и пили из больших стаканов очень хорошую водку. Праздник затянулся до вечера. Среди хозяев был молодой, энергичный партийный секретарь из Новосибирска, человек, хорошо знавший местную жизнь, явно обладавший большой властью и при этом очень общительный, так что в этом смысле он походил на жителя американского Запада. Он предложил отвезти меня в город на своей машине, и я принял предложение. Оба мы находились в прекрасном настроении и согласились, что ложиться спать сейчас не имеет смысла, а стоит лучше поездить по ночному Новосибирску. Я не очень хорошо помню эту поездку.
Сотрудники НКВД оставили меня в покое, вероятно благодаря моему спутнику. На один вечер я почувствовал себя членом советской государственной элиты. Мы посетили несколько театров, где сидели в правительственных ложах. Помню также, что мы были в цирке, где дама – укротительница – совала голову в пасть льва. Уже под утро мы разбудили какого-то начальника вокзала, и мой спутник обязал его показать мне железнодорожную станцию, по его словам, одну из крупнейших в России, чтобы достойно завершить экскурсию по городу.
В Кузнецке также меня принимали очень хорошо. Мои гостеприимные хозяева постоянно угощали меня разными вкусными вещами, от которых они отвыкли за время войны и которым сами очень радовались. Как и мой друг, партийный работник из Новосибирска, они были настроены радушно и очень дружественно.
Обратно в Москву я возвращался на самолете. Это путешествие заняло три дня, с посадками в Челябинске и Казани. В это время сотрудники НКВД, похоже, потеряли мой след. Возможно, в Новосибирске они мной уже не интересовались, а в Москве еще не успели обратить внимание на то, что я возвращался назад. Я чувствовал себя своим среди других пассажиров, обычных советских людей, не воспринимавших меня как иностранца, и мне казалась особенно абсурдной та изоляция, которой советские власти в Москве подвергают иностранных граждан. В последний день своего путешествия, сидя в самолете среди русских пассажиров, дружелюбных и приятных людей, я предался размышлениям о проблемах американской помощи России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
