«Это шанс их еще разочек поджарить!» — Мелькает у меня в голове, и взгляд проходится от расчета первой баллисты до последней.
Везде поднятые флажки о готовности, и я даю отмашку.
— Пли!
Один за другим взлетают тяжелые шары, и наученные горьким опытом ордынцы шарахаются в стороны, но пламя и осколки все-равно накрывают их. Черный дым пеленой застилает небо, земля горит под ногами коней, и степняки не выдерживают. Первыми начинают отходить раненые и обожженные, но вслед за ними потекли и прочие. Сначала малыми ручейками, но с каждой секундой все больше и больше, и вот уже вся орда порысила вниз по склону.
Слышу за спиной голос Калиды.
— Может сейчас⁈
Я знаю, что он имеет в виду. Где-то там, скрываясь в одной из рощиц у реки, стоит и ждет команды сотня конных стрелков Куранбасы, и Калида спрашивает. Не пришло ли время ударить в спину отступающему врагу.
Качаю в ответ головой.
— Нет, рано!
«Еще по-настоящему не вступили в дело монгольские сотни, еще слишком организованный отход. — Мысленно аргументирую свое решение. — Гора еще не готова, чтобы маленький камушек обрушил целую лавину».
Смотрю вниз и вижу, что наш противник перестраивается, решая, что делать дальше. Сотники потянулись к двухвостому бунчуку.
«Сейчас они получат накачку от своего нойона, и все начнется по новой!» — Решив, что у меня есть время, спускаюсь с вышки.
Пройдя мимо баллист, подхожу к шатру лазарета. Раненых много, они сидят и лежат вокруг, дожидаясь свой очереди. Из палатки доносятся приглушенные крики и стоны. Там делают, что могут, два ученика Иргиль. Сама она со мной не пошла, у нее осенний сбор трав. Как ни смешно и неважно это ни звучит, ничего поделать с этим я не могу. Ни приказать, ни заставить! Она птица вольная, тем более что… В общем, понятно!
Ученики, конечно, не Иргиль, но раз она их выбрала, значит, какой-то дар у них есть, и все, что возможно в этой ситуации, они сделают. Зашьют рваную рану, продезинфицируют, забинтуют, а там уж как бог даст. В этом времени рассчитывать на большее не приходится.
Многих из бойцов я знаю в лицо, но обходить каждого у меня нет времени. Останавливаюсь на миг в центре и обращаюсь ко всем.
— Держитесь, парни! Всем помогут. Сегодня вы сражались геройски, и я этого не забуду!
От лазарета иду к баллистам. Там, пользуясь моментом, расчеты копошатся вокруг своих орудий, устраняя возникшие поломки. Завидев меня, старшина отрывается от дела и, выпрямившись, утирает пот.
— Что у вас? — Спрашиваю, хотя и так вижу, что мужики расхаживают блок натяжного каната.
— Да вот, прикипел, — Он бросает на меня опасливый взгляд. — боюсь, канат перетрется.
Одобрительно киваю, но не могу скрыть тревогу.
— Татарва скоро вновь полезет… Успеешь?
Слышу в ответ «успею» и, хлопнув старшину, мол давай, не теряй время, иду дальше.
Плотные шеренги алебардщиков встречают меня приветственными криками. Я иду от одного взвода к другому, отвечая на приветствия.
— Отлично угостили супостатов! Молодцы, парни!
— Да это мы завсегда! — Весело ржут мне в ответ. — Пущай еще подходят!
Среди бойцов вижу довольное лицо датчанина Хансена и чуть сбавляю шаг.
— Ну что, Эрик из Борншольда, не тяжела тебе капитанская лямка на тверской службе⁈
Не отводя глаз, тот задорно щерится.
— Гуд! Хо-ро-шо!
«Вот и отлично, коли так, — внутренне радуюсь бодрому настрою своих бойцов, — самое тяжелое у нас еще впереди!»
За ротой датчанина рота Ваньки Соболя, и его сияющая, никогда не унывающая физиономия греет мне душу.
— Ну как у вас тут, справляетесь⁈ — Вкладываю в голос максимальную строгость, но на Ваньку это не действует. Он продолжает зубоскалить.
— Нам-то шо! Это ж не татары, а так, забава одна!
Чуть улыбнувшись, все ж пресекаю это шапкозакидательское настроение.
— Смотри, как бы эта забава задницу тебе не поджарила!
— Пусть попробуют!
Под смех бойцов Ванька продолжает хорохориться, а я уже иду дальше.
Следующая рота Ратиши, и он встречает меня всегдашним сурово-мрачным выражением лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оцениваю взглядом состояние бойцов. Здесь нет улыбок и шуточек, на жестких лицах написана суровая решимость стоять до конца.
«У этого парня по-другому и быть не могло!» — С этой мыслью останавливаюсь напротив совсем еще юного капитана и всматриваюсь в глубину его темных глаз.
— Ну, что скажешь, Ерш, сдюжите, ежели на вас всей силой попрут?
В моем вопросе больше подначки, но секундное молчание Ратиши говорит о том, что он воспринимает его более, чем серьезно. Этот парень действительно в это миг оценивает свои силы, и его ответ звучит просто, но убедительно.
— Сдюжим!
Одно слово, но я верю, что пока это парень жив, его рота будет стоять на своем рубеже и не дрогнет.
Киваю ему и тоже вкладываюсь в одно слово.
— Верю!
Дальше иду от фургона к фургону, от взвода к взводу, и шуткой, или короткой речью встряхиваю бойцов, готовя их к следующему штурму. Знаю, сейчас татарва полезет по-настоящему, и Сахыр Менгу бросит в бой свой родовой резерв. Ведь и он, и я понимаем, эта атака будет последней. Если ордынцы не ворвутся в наш лагерь сейчас, то на новый штурм их уже не хватит, слишком уж велики будут потери.
Всю дорогу Калида, не отставая, шел за мной по пятам, но за весь круг я не услышал от него ни слова. Только когда мы вновь забрались на вышку, он позволил себе поддержать меня.
— Не переживай, консул, выстоим!
Звучащая в его голосе уверенность действительно помогает, и я не могу удержаться от иронии.
«Кто-то же должен был и мне сказать эти слова!» — Улыбнувшись, отвечаю на его серьезный, чуть прищуренный взгляд.
— Я знаю! По-другому и быть не может!
Как гонг на ринге, у подножия холма надрывно завыл рог, возвещая, что короткий перерыв окончен. Татарская конница вновь выстроилась в три линии, но теперь их центр занимают шеренги всадников в пластинчатых панцирях и шлемах.
«Итак, „наши друзья“ пошли ва-банк!» — Подтверждаю для себя очевидное и слышу громогласный клич Калиды.
— К бою!
В ответ зарокотали барабаны. Шеренги алебардщиков шагнули к переднему краю, а стрелки и расчеты баллист закрутили ручки взводных механизмов.
Монгольская конница расчетливо начала разбег с рыси и, постепенно набирая ход, к середине склона перешла в галоп. Воздух разорвал дружный вопль сотен луженых глоток.
— Урааааагх!
Остальные линии ордынцев, растягиваясь по склону, рванулись за своим ударным отрядом.
В мозгу затикали секунды, а глаз отмеряет расстояние. Все на автомате!
Пора! Взмах руки.
— Огонь!
На тучу монгольских стрел наши заряды прочертили в небесах восемнадцать дымных линий. Вслед заработали арбалеты, и воздух огласился стоном и криками боли. Черно-багровая полоса огня и дыма в миг накрыла несущуюся конницу. Вспыхнули гривы, вздыбливаясь, дико заржали кони, но монголы уже прорвались сквозь застилающую пелену.
Часть из них врубилась в строй алебардщиков, а часть, сигая с седла, начала запрыгивать прямо в фургоны.
Монгольский накат так неожиданен и яростен, что они сразу же начали теснить моих стрелков. В двух местах врагу с ходу удалось захватить фургоны, и бой даже сполз вовнутрь защищенного круга. В один миг ситуация стала критической.
Нервно оборачиваюсь к Калиде.
— Бери роту резерва…
Не договариваю, потому что его уже нет. Он внизу, и я слышу его рев.
— За мной!
Два взвода алебардщиков рванулись за Калидой, сметая прорвавшихся монголов. Им удалось отбросить монгол, но те закрепились на захваченных фургонах и бой закипел с новой силой.
Окрыленные успехом ордынцы лезут как одержимые, используя плацдарм из двух захваченных фургонов. Они усилили нажим в этих местах, и я вижу, что наша контратака вот-вот захлебнется.
Еще не зная что буду делать, тоже кидаюсь вниз. Буквально слетев по лестнице, посылаю еще один взвод алебардщиков в помощь Калиде.
