таком виде не далее как пару часов назад, - сказал спокойно, обращаясь преимущественно к Цветковой. Говорил размеренно, хотя внутри все клокотало от гнева. - Но я могу поклясться чем угодно - ни я, ни Арбузова не помним, как очутились в таком… интересном положении. Мало того, мы уже побывали в лаборатории, где сдали анализы крови, ну и не только… Потому что нас чем-то опоили. Подсыпали в кофе.
Я понимал, как сюрреалистично это звучит. И будь я на месте Алины, сделал бы то же самое, что и она сейчас - скептически хмыкнул бы. Но ведь говорил я при этом чистую правду!
- Рассказывай, что вообще ты делал в моем кабинете в такую рань? - потребовал я ответа от Николая.
Он переглянулся с Алиной. Они как будто молчаливо обменивались невысказанными вопросами, говорить Пол-литре на заданную мною тему или нет.
- Лида не подходила к телефону, - все же сказал он после паузы. - Я не спал всю ночь… А потом поехал в офис. По пути купил новый кактус, хотел сделать сюрприз. Пришел в приемную… а там… Лидия всегда все аккуратно убирает…
Он снова всхлипнул, и пока мы не получили очередной Ниагарский водопад, я поторопил Колю:
- Дальше!
Он посмотрел на меня зло, но все же продолжил:
- А тут на столе у нее не прибрано. А из вашего кабинета всхрап послышался. Ну я и заглянул.
Он сцепил зубы и кивнул на телефон. Все было ясно. Застав свою невестушку в неглиже возле голого босса, то есть, меня, Николай сделал несколько снимков. Видимо, чтобы у него были доказательства измены. Ну а следом дождался Цветкову и предъявил ей фотографии. Прекрасно.
- Я повторю то, что уже сказал - нас чем-то опоили. Потом раздели и перетащили на диван. Мы с Лидой ни черта не помним. Но между нами ничего не было!
Я сказал эту фразу и тут же о ней пожалел. Коля вновь встретился взглядом с Алиной, после чего Цветочек выдала:
- Так если не помните, может, все же что-то было?
Она задала этот вопрос холодным тоном, после чего, чеканя каждый шаг, прошла к выходу из кабинета. Следом за ней устремился Николай, оставив нас с Арбузовой вдвоем.
- Константин Павлович… Что же делать? - шепнула секретарша после чего, скривившись, заревела.
- Что делать, что делать… - мрачно ответил я ей. - Не рыдать - это первое. А второе - будем собирать доказательства и вообще попытаемся выстроить картину того, что же с нами сделали и главное, зачем.
Впрочем, ответ на последний вопрос у меня имелся. И тому, кто все это задумал, было несдобровать.
- Увольте меня немедленно!
Я стояла у стола кадровика фирмы - тощего, непропорционально высокого человека, который в своем массивном кресле выглядел довольно странно: не по-мужски хрупким, зато - весьма твердым. В том, что касалось выполнения правил, во всяком случае.
- Алина Николаевна, я в который раз вам говорю - две недели…
Я мгновенно вспыхнула от гнева, как спичка. Нависнув над этой тщедушной фигурой, зло процедила:
- С моей последней просьбы меня уволить как раз прошли уже эти чертовы ваши две недели!
- Но вы тогда не написали заявления…
Семен на всякий случай отодвинулся от меня подальше, явно опасаясь - и вполне справедливо - за свою безопасность, ибо в моем взгляде отчетливо читалось желание убивать.
- Я напишу его сейчас, - проговорила вкрадчиво, - и поставлю на нем дату двухнедельной давности, а вы наконец выпустите из своего плена мою трудовую книжку!
От подобного предложения у несчастного кадровика аж челюсть возмущенно отвисла.
- Это невозможно! - тут же раскудахтался он, да так нервно, что очки, сползшие с носа, ему пришлось ловить зубами. - Это же вопиющее нарушение!
- Мне плевать, - отрезала я. - Или вы увольняете меня прямо сейчас, или я…
Я пошарила глазами по его небольшой каморке, выискивая, какую такую страшную угрозу можно было бы обрушить на Семеновскую голову. Взять в плен личные дела сотрудников? Пригрозить поджечь архив?
Но тут мой взгляд остановился на его столе. Ага, вот и нашлось слабое место господина Байкалова.
Я выбросила руку вперед, стремительно хватая небольшую статуэтку кошки - одну из множества ей подобных, выставленных на рабочем месте, как особый предмет гордости.
- Или вы подписываете сейчас мое проклятое заявление, - выдохнула с самым грозным видом, на который только была способна, - или этому чудесному экземпляру - конец!
Я замахнулась рукой, в которой держала пленника, так, чтобы было ясно - одно неосторожное слово или движение со стороны кадровика - и я разобью статуэтку об пол.
Семен издал какой-то полузадушенный звук и вскочил на ноги с удивительной для такого нескладного тела прытью.
- Не надо! - заверещал со всей дури. - Я все подпишу!
- Так бы сразу, - смягчилась я, опуская руку, но не выпуская из нее пленного.
Быстро написав заявление, я проставила на нем старую дату и передала Семену.
- Вообще-то, руководитель должен подписать…
- А это, Байкалов, уже ваши проблемы. Отдайте мне мою трудовую! Или…
Повторять еще раз не пришлось. Он стремительно подскочил к стеллажу, нашел там необходимую папку и секунду спустя вручил мне мои документы, аж дрожа от счастья, когда в ответ я вложила ему в ладонь его драгоценную статуэтку.
- Вообще-то, вас должны еще рассчитать в бухгалтерии… - пробормотал он, опасливо взглянув на меня исподлобья.
- С этим я разберусь позже, не волнуйтесь, - ответила, и, кивнув на прощание, пошла собирать свои вещи.
Возможно, это было не самое разумное и чересчур поспешное решение - ведь Лавров
