неучтивость. — Вы за нами, Виктор Петрович?
— Да. Вернее, только за вами, лично. Решено линию пока не оголять, она и так полдня без присмотра. Поэтому Сфинкс немедленно возвращается на свой пост. А нам с вами придется проехать на Проспект Мира.
— Елена Владимировна хочет видеть?
— Очень. С нетерпением. Настолько горячим, что будем считать — я не видел вашего друга и не знаю, куда он поехал.
— Спасибо! — пробормотал я с некоторым удивлением и двинулся вслед за старшим инспектором по особым поручениям.
Что интересно, всю дорогу до офиса я размышлял вовсе не о том, что захочет услышать от меня Вересаева и что я могу ей сообщить. Вместо этого, мою голову не покидали мысли о Брехуне.
Я не разбираюсь в физиологии и невропатологии, об особенностях развития сиамских близнецов слышал только поверхностно. Тот факт, что крысы всего за несколько десятилетий обрели разум, уже невероятен и свидетельствует о сильнейших мутациях. Но должны же они подчиняться общим правилам биологии? К примеру, если даже у существа с тремя головами общая нервная система, как может личность одной из них переселяться в другую? Насколько мне известно, это противоречит всему, пусть и небогатому, опыту земной медицины. Сиамские близнецы не меняются разумами!
Кроме того, я не мог объяснить ещё одну отмеченную странность. Все головы Брехуна, показалось мне, были разного цвета, словно в этом существе сплелись гены сразу нескольких видов крыс. Учитывая их скученность и плодовитость, предположить некоторые варианты можно. В конце концов, бывают же трёхцветные кошки? Я не генетик, чтобы делать выводы. Но факт, очень явный и злящий факт, что Брехун не прост. Ох как не прост, и раскол его личности лежит не только в плоскости психиатрии. Я во что бы то ни стало должен…
— Стожар, с вами всё в порядке?
Я открыл глаза и потряс головой. Туман в глазах медленно рассеивался.
— Да, всё нормально, Виктор Петрович, — буркнул я, стараясь подавить остатки раздражения.
На кого я злюсь и с какой стати? Что происходит со мной, почему я вдруг стал вспыльчив, как беременная барышня, утратил отточенную годами способность контролировать себя в любой ситуации?
— Я сомневаюсь, — оценил попытку мой конвоир. — Но нам в любом случае выходить.
Со словами: "Станция Проспект Мира", — двери распахнулись.
Вересаева
— Мам, а правда, что мягкие всякие вещи, гладкие или пушистые, успокаивают нервы?
— Да, говорят, что это так.
— Тогда мне надо купить пять мягких пушистых шариков. Я буду их жмякать и успокаиваться.
— Тогда нам с папой надо насыпать спальню такими шариками, до потолка. Когда вы утром начнете "не хочу кашу, не хочу умываться" — мы будем от вас туда нырять с разбега.
Подслушано в метро.
В кабинете Вересаевой висел плотный дым с запахом абрикоса. Закрыв глаза, можно было представить себя в восточном массажном салоне, где неумелый персонал переборщил с благовониями. Как она терпит эту вонь?
Щёлк! — мигнула лампа под потолком. Видение рассеялось. Остался неприятный осадок, воспоминание, что я злился на выдуманных массажистов. Странно, почему я сейчас думаю о какой-то ерунде? Какое мне дело до благовоний и дыма?
— Садитесь, Стожар. Давайте, давайте, не стесняйтесь. У меня к вам серьезный разговор.
Я прошёл к столу, выдвинул один из тяжёлых деревянных стульев с зелёной кожаной обивкой. При этом сизое облако обхватила меня и почти физически сдавило. Мне показалось, что дым от тонкой вересаевской сигаретки ощутимо упруг.
Щёлк! — раздалось под потолком. Иллюзия исчезла. Я с облегчением уселся. Напротив уже сидела санинструктор Леночка, разложив на полированной столешнице свои медицинские причиндалы. Стетоскоп и тонометр я узнал, остальное же, изобилующее кнопками и индикаторами, оборудование было мне в диковинку.
Зачем это здесь? Меня ведь позвали, чтобы просто обвинить в предательстве? И что, пытать будут? Допрашивать? Так я им и дался, размечтались, по столешнице если обеими ногам врезать…
Щёлк!
Я расслабил мышцы и приказал себе сосредоточиться. Хотели бы пытать, небось нашли бы заранее способ обезвредить. А она не реагирует даже, просто курит и молчит. Она опять сегодня шикарна, едва заметно подсветлила волосы, надела длинное тёмное платье, почти до щиколоток. Почему она молчит? Разглядывает рыбок в аквариуме и молчит…
Щёлк! — мигнула лампочка.
— Да почините вы уже её! Бесит! Неужели нет во всём управлении ни одной целой лампы?
Вересаева хмыкнула. Не двинув головой, аккуратно стряхнула пепел с мундштука.
— Стожар, вы болели в детстве корью?
Рот мой открылся, чтобы ответить, но когда мозг осознал вопрос — не нашел слов. Что такое? Какой ещё корью?
— Простой корью, ей болеют многие люди. А вы?
— Нннет. Я привит от кори. А что…
— Вы знаете, какие осложнения может вызвать корь, если к ней нет иммунитета?
— Не знаю. Но…
— Корь, — Вересаева говорила не быстро, однако не давала мне вставить ни слова, — сильнее всего поражает нервную и дыхательную системы. Повышается температура, возникает отёк лёгких. Нередки смертельные случаи.
Я молчал. Не понимал, к чему она клонит.
— Если корь поражает не людей, а путешественников, организм которых не имеет представления о наших заболеваниях, это почти всегда смертельно.
— Подождите! Разве такое возможно? Корью вроде бы только люди болеют? Мы отличаемся от других видов настолько, что вирусы у нас разные. А иноро…
— Путешественники, Стожар! Привыкните уже к этому термину. Все путешественники относятся к белковой форме жизни, и подвержены схожим с нашими болячкам. Если вирус очень заразен, есть шансы на мутацию. Именно поэтому первое, о чем позаботилось метро после начала контактов, это ППЗ, противопаразитарная защита.
— Да, я слышал. Вентиляционные шахты добавляют в воздух фермент. Как там его, био… стазо… не помню. И постоянно прокачивают эту смесь вдоль каждой линии. Такие же установки, но поменьше, есть в крышах всех вагонов.
— Высокая и пока недостижимая для нас технология. Ради неё мы позволили одной кровососущей расе свободно, даже без таможенного контроля, пользоваться поездами.
— Не сходя на перрон.
— Этот запрет они регулярно нарушают, вы как оперативник должны знать.
Я украдкой поглядел на потолок и лампочка послушно моргнула. Желание запустить в неё пресс-папье пропало так же быстро, как и появилось.
— Ещё вы должны знать, что ППЗ гарантирует дезинфекцию людей только на нашей территории. За пределами метро это не работает. И именно по этой причине категорически, — вы слышите? — категорически запрещено перемещение любых материальных объектов за пределы метрополитена. Самый строжайший запрет касается биоматериалов.
Вересаева повернулась и хлопнула ладонью по столу. Кажется, я её бешу. Только не понимаю, чем.
— Это всё
