И действительно, он сидел у обрыва. Элизабет нарочито покашляла, чтобы не вспугнуть его и не подтолкнуть к глупостям. Вемунд едва взглянул на нее, когда она присела рядом с ним, но взял ее руку в свою.
Они долго сидели молча.
— Все не так, Элизабет, — наконец промолвил он. — Карин опять стало хуже, у Лиллебрура ничего не получилось с тобой. Мы опять находимся в той точке, откуда начинали. Но теперь у меня нет сил для дальнейшей борьбы.
Она превозмогла стыд и сказала:
— Разумеется, ничего не значит, что ты мне очень нравишься?
Его рука сильнее сжала ее руку, но он по-прежнему не смотрел на нее.
— Когда я услышал выстрелы и пожарную тревогу и не мог тебя найти, я чуть не умер, Элизабет. Но я был бы мерзавцем, если бы воспользовался твоим отношением ко мне.
«Это не слабость, — подумала она. — Это нескончаемо сильная любовь! Но этого я не отважусь произнести вслух».
— А как с твоими собственными чувствами? Как с ними? Не говоря о том, что ты не желаешь моей смерти, что очень мило с твоей стороны. А что ты в действительности чувствуешь ко мне?
— Тебе это известно.
«Типично мужской ответ! А женщинам нужно знать. Не догадываться, а знать! Нас оставляют наедине с нашей неуверенностью».
Вслух она произнесла:
— А что, в мире ничего красивого не осталось?
Тогда он, наконец, повернулся к ней. Его взгляд был нежным.
— Осталось. Ты и твои мысли, Элизабет. Они чистые и честные.
Но его глаза были по-прежнему печальны. И Элизабет осознала, что его можно было спасти только одним путем.
— Пообещай мне только одно, Вемунд! Подожди здесь, пока я не вернусь! Это может быть не скоро, но наберись терпения. У тебя еще будет так много времени полежать мертвым, что ты подождешь меня, не правда ли?
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Обещаю.
Чтобы немного смягчить Вемунда, она наклонилась и поцеловала его в щеку. И бросилась стремглав к дому Карин.
— Как у нее дела? — спросила она, запыхавшись, доктора Хансена.
— Так же. Никакого интереса ни к чему. Опять закрылась в своем собственном мирке.
Элизабет показала движением руки, что она хотела бы, чтобы он перешел в другой конец комнаты. Он сделал это. Она же подсела на краешек кровати к Карин.
— Карин! Это Элизабет, твой друг, ты меня помнишь?
Мина Карин означала, что она хочет, чтобы ее оставили в покое.
— Послушай меня, — не сдаваясь, сказала Элизабет. — Ты теперь знаешь, кем тебе приходится Вемунд, не так ли? Он твой сводный брат. Он не хочет жить, потому что он считает, что сделал тебя несчастной. Это он родился в тот раз, ну, ты знаешь, и сейчас он не может это выносить. В течение трех лет он делал все для тебя, ты знаешь. Он пытался сделать как можно лучше для вашего младшего брата.
Уголки рта у Карин задрожали, но глаза были безжизненными.
— Вемунд не может жить, зная, кто он такой, а теперь, когда тебе стало хуже, у него положение безнадежное. Он сейчас пытался совершить самоубийство, потому что он не в состоянии сделать для тебя ничего больше. Но я его люблю, Карин, какой же у тебя прекрасный брат! Он моя первая и большая любовь, и я могу пойти на все ради него. Но он меня не слушает. Помоги мне, Карин! Только ты можешь спасти его от смерти, а меня от того, чтобы остаться несчастной всю жизнь!
Наконец Карин повернула к ней голову, но ничего не сказала.
— Ты думаешь, что делать, — сказала Элизабет. — Я прошу тебя пойти со мной — я попросила его подождать меня в лесу. Я бы хотела, чтобы ты сказала ему, что ему нельзя умирать…
Из глаз Элизабет заструились слезы.
— Я не могу отдать его смерти.
— Ты мне тоже нужна, Карин, — сказал доктор Хансен с другого конца комнаты. Карин повернула голову и посмотрела на него. Потом она посмотрела на Элизабет.
— Карин, ты знаешь, каково потерять того, в кого влюблен, — сказала Элизабет, вытирая слезы. — Только ты можешь спасти своего брата.
Карин не отвечала.
Элизабет сказала нежно:
— Софию Магдалену все еще не крестили. Мы ждем, когда ты, ее мать, сможешь принять участие в крестинах. Ты ей нужна. Никто лучше тебя не знает, что значит потерять любовь своей матери.
Женщина на кровати вновь посмотрела на доктора Хансена.
— Как дела у Софии Магдалены?
Госпожа Воген, которая ожидала в соседней комнате, принесла ребенка.
— Ой, какая она бодренькая и хорошенькая, — сказала Карин, дав девочке поиграть своим пальцем. — Вы не могли бы помочь мне одеться? Доктор Хансен, подождите пока на улице — пойдем вместе в лес!
Когда Вемунд увидел приближающуюся Карин, он быстро вскочил на ноги.
— Карин! Ты уже на ногах!
Все остались между деревьями, готовые придти на помощь, когда это может понадобится.
— Что я слышу? — сказала Карин, обнимая его. — Знаешь ли ты, как себя чувствуешь, когда навсегда расстаешься с любовью своей молодости? Тебе известна пустота, которая охватывает человека?
— Я очень хорошо представляю, каково тебе сейчас, Карин, — сказал он с глубокой симпатией в голосе.
— Сейчас разговор не обо мне, а об Элизабет!
Он напрягся.
— Об Элизабет?
— Да. Ты хочешь, чтобы она пережила ту же пустоту, что и я? Хочешь ли ты, чтобы она лишилась в своей жизни солнца, будущего, радости, надежд, мечтаний?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что ты ее не любишь, Вемунд.
— Я? Да она единственная, которую я желаю. Но ты считаешь, что она может мне достаться, несмотря на то, что я нанес тебе такую смертельную рану? Как мне дальше жить с таким гадким чувством?
— Вемунд, Вемунд, мой храбрый брат! Не пора ли нам похоронить эти старые воспоминания? Они нам сделали что-нибудь хорошее? Нет. Но ты, мой дорогой друг, дал мне возможность жить нормальной жизнью! Люди не обязаны любить своих родителей, научил меня по пути к тебе доктор Хансен. Давай забудем их, Вемунд! И давай постараемся научить нашего Лиллебрура тоже забыть их.
Вемунд обнял ее, у него на щеках появились слезы. К ним подошли Элизабет и доктор Хансен.
— Ну что, Вемунд, — скромно и неуверенно спросила Элизабет. — Надумал прыгать?
Он ей улыбнулся.
— Нет, Элизабет! Я хотел спросить тебя, не нужен ли тебе в Элистранде бедный, сентиментальный сплавщик леса!
— Я обдумаю это предложение, — благосклонно ответила она.
Софию Магдалену крестили в праздничной обстановке. Элизабет пригласила всю свою семью, даже двух старых троллей из Гростенсхольма. После этого был прием в доме Карин. Оставшись наедине с Элизабет на кухне, Вемунд нежно обнял ее. Они оба знали, что у них могут возникнуть проблемы в супружеской жизни. Та сцена, свидетелями которой стали много лет тому назад Карин и госпожа Шпитце, может послужить для них в этом смысле препятствием. Многое прекрасное в любовном акте было уничтожено для Вемунда и Элизабет. Но со временем эта картинка из воспоминаний поблекнет, и у них появятся собственные незабываемые любовные минуты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
