Он покачал головой.
— Только вдвоем. Есть одно место, Джанки. Ты просто забыл.
3
Меня трясло как в лихорадке. Дождь все еще моросил, превратив горные долины в грязевые болота. Мы остановились там, где заканчивались предгорья. Летели долго — небо уже начало светлеть, и на фоне него медленно проступили темные вершины.
— Очень давно здесь произошло несколько войн, — произнес Лоскутер. — Знаменитых войн. Где-нибудь в пещерах ты разыщешь лагеря древних армий. Здесь есть птицы, козы. Можно найти ровную земляную площадку и попробовать что-нибудь вырастить. Ты проживешь, Джанк. Дай мне что-нибудь.
Я вопросительно взглянул на него.
— Воротник или манжет. Что-нибудь.
— Повязка? — Я оторвал лоскут от перематывающей руку материи. — Это сойдет?
Он взял его и сунул в карман.
— По нему я смогу направить квальбатроса. Дам знать, когда тебе можно будет вернуться.
— И что, Лоск? Сколько мне сидеть здесь? Если макгаффин настолько важен для них… Полгода, год, пять лет?
— Не знаю. Но Неклон стар. И у него есть враги.
— А Протектор?
— Через Патину тебя может искать только колдун.
— Я отомщу им.
Зажмурившись, я сжал зубы, пытаясь унять дрожь. Дождь шел монотонно, завораживающе, воздух был свеж и чист. Небо светлело, и горы светлели вместе с ним — они уже перестали быть темными конусами, из темноты медленно проступали склоны и кусты, очертания уступов и скрюченные стволы карликовых деревьев.
Но не снег.
Снега не было даже на вершинах. Живая энергия Старых гор, та, что не позволит найти меня здесь через Патину, растапливала его.
Я повернулся, глядя туда, откуда мы прилетели. Конечно, среди долин и лесов не было видно Кадиллиц, но тонкий ручеек — исток реки, на берегу которой стоял город — извивался по ущельям, и я примерно представлял себе направление.
— Вот теперь можешь сказать мне «улетай», — произнес Лоскутер.
Я лишь крепче сжал зубы. Меня трясло все сильнее, рука горела огнем. Пора было мазать ее снадобьем Гаруна.
— До встречи, — сказал я.
— До встречи.
Когда альфин взлетел, я даже не стал провожать его взглядом. Я смотрел туда, где лежал невидимый мне город, и думал, что сделаю с ним, когда вернусь.
Часть третья
ПРИЗРАК И КОЛ
Долгожданная весть
1
Снаружи меня ждала смерть, но здесь я был в безопасности.
Самое большое неудобство — приходилось постоянно жить в пещерах. Наверх я выбирался раз в день-два, чтобы глаза не отвыкали от солнечного света.
Из соленого озера торчал каменный палец высотой в тридцать локтей. Глубина небольшая, по пояс, но я, как всегда, воспользовался утлой плоскодонкой. Оставив лодку у основания пальца и пройдя по огибающей его серпантином каменной полке, я перепрыгнул на широкий выступ, для равновесия положив ладонь на стену. Камень, как и везде в этих местах, был чуть теплым. Затаив дыхание, я ощутил легчайшую, почти неуловимую дрожь. Энергия, что струилась в толще Старых гор, делала меня невидимым.
Гору, где скрывалась моя пещера, венчала круглая проплешина, словно лысина старого монаха, обрамленная венчиком волос-кустов. Я выбрался наружу, несколько раз присел, разминаясь, и шагнул к краю.
Высота мне нравилась всегда. Высота и простор… Недаром я с детства привык к большим помещениям и верхним этажам. Эта вершина находилась в сердце Старых гор. Вокруг — долины и ущелья, угнездившиеся на уступах карликовые деревца, склоны, кусты и камни, зеленое и коричневое… Но не белое. Снег не лежал даже на вершинах — струившаяся в камнях энергия растапливала его. И никого, даже птиц не видно.
Разувшись, я лег на заросший мхом валун — свое излюбленное место.
Я привык к ровному мерцанию светящихся сталактитов, к плеску подземной реки, к изгибам каменных сводов. И одиночеству. К одиночеству было привыкнуть тяжелее всего. Не то чтобы я отличался особым дружелюбием, но когда ты столько времени не имеешь собеседников… Язык отвык от разговоров. Иногда я пел — хотя мой музыкальный слух был, мягко говоря, не развит — иногда говорил сам с собой, иногда декламировал баллады.
Я лежал, подставив солнцу грудь под расстегнутой рубахой. На шее висел узкий кожаный шнурок со стеклянным ключиком. Энергия гор окутывала окрестности незримым пуховым облаком, гасящим любое магическое проникновение, и я словно висел в центре этого облака в одиночестве и полной безопасности. Солнце только-только поднялось, но глаза я закрыл, и под веками расплывались бледные круги.
А потом скользнула тень.
И зачесалось родимое пятно на правом запястье.
Я обнаружил, что уже не лежу на валуне, а стою рядом с ним, пригнувшись. Квальбатрос, чья тень несколькими секундами раньше упала на мое лицо, сложил крылья и опустился на валун. Я уставился на него, а он на меня. Длинные крылья с черными перьями он прижал к телу. Спина была грязно-серой, а все остальное — белым, по бокам мощного, чуть изогнутого на конце желтого клюва виднелись круглые выходы ноздревых трубочек. Через них, как считалось, выводились излишки соли — квальбатросы могли пить морскую воду. Темные глаза птицы были безумными. Наверное, соль все-таки разъедала ее мозги. Странствующие квальбатросы способны, воспользовавшись подходящими воздушными течениями, несколько раз облететь мир.
Босыми ступнями я чувствовал, как усиливается дрожь. Горы насторожились, ощутив появление чего-то магического.
Птица приоткрыла клюв и сказала:
— Джанни Дэви! Микоэлъ Неклон умер, некролог выставлен в Патине. Похороны завтра на рассвете. Обстановка в Кадимицах изменилась. Протектор Безымянпый-IX опасается бунта. Загляни на Сирое Пятно в области Колониального Единства. Точка юго-запада Эплейского нома подтвердит это сообщение. Если поверишь — приходи. Если придешь — увидимся. Лоск.
Квальбатрос покосился на меня безумным глазом, расправил крылья и тяжело взлетел. Его тень скользнула по вершине, на мгновение погасло солнце. Для того чтобы зарядить его данным сообщением, понадобилось использовать некоторые формулы, и камни Старых гор ощутили это. Но когда птица улетела, энергия, уже начинавшая бурлить, выплескивая на вершины пену, предвестницу будущего магического шторма, вернулась в свое обычное русло.
Я выпрямился, растерянно глядя на валун. В голове ударами молота по наковальне гудела мысль:
МИКОЭЛЬ НЕКЛОН УМЕР! УМЕР, УМЕР МИКОЭЛЬ НЕКЛОН!
Когда оцепенение прошло, я закатал правый рукав и рассеянно почесал крупное бледно-розовое пятно на тыльной стороне запястья. Оно все еще пульсировало, но постепенно успокаивалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
