В недосягаемо высоких эшелонах власти, в которых происходят утверждения на должности, подобные той, что занимает Станислав Трофимович, было принято жестко придерживаться принципа ротации кадров – то есть переводить ответственных работников из одной местности в другую или с одного направления работы на совершенно новое. Назначение Корнева на место его нынешнего непосредственного начальника этому принципу прямо противоречило. Здесь и начиналась политика. Тонкая, сложная и чреватая губительными последствиями…
Тут Корнев во всех подробностях поведал Прошкину о судьбоносных событиях, участником которых ему пришлось быть в последние несколько дней. Не то что бы Владимира Митрофановича так уж интересовало мнение Прошкина – скорее он просто нуждался в слушателе, чтобы еще раз обдумать и систематизировать яркие впечатления тех бурных суток. И убедится в правильности собственных действий.
22.
Еще до начла партхозактива Корневу надежные товарищи намекнули насчет грядущих кадровых перемен, и Владимир Митрофанович никакой рапорт подавать, конечно, не стал – а наоборот этот рапорт мелко разорвал и выкинул в уборную – все равно в кабинете у него имелась копия. Сделал это он очень своевременно. Когда всех товарищей пригласили на актив, его попросили задержаться, усадили сперва в машину, потом в самолет и уже через два часа лету он стоял, разминая затекшие ноги, в приемной товарища Круглова, а еще через пять минут пил чай в начальственном кабинете и доверительно беседовал с самим Сергеем Никифоровичем.
Сергей Никифорович, как выяснилось, человек приветливый, серьезный, ответственный и дипломатичный. Слишком даже… Так вот – Круглов принялся спрашивать Корнева – как обстоят дела в Н., как там здоровье Александра Дмитриевича, что подозрительного изъяли при осмотре из усадьбы фон Штерна и вообще – что нового слышно об этом безвременно упокоившемся ученом…
Надо заметить, что Сергей Никифорович занял стратегический пост главного кадровика ведомства всего несколько месяцев назад, как и большая часть сотрудников центрального аппарата УГБ. Действительно – должности комиссаров ГБ третьего, а иногда и второго ранга, начальников управлений и отделов в последние месяцы доставались то совсем молоденьким сотрудникам, имевшим год, от силы два, опыта практической работы, то – армейским офицерам, а иногда – просто специалистам раньше, с разной степенью успешности, занимавшимся кто партийной, кто хозяйственной работой. Таких как Корнев – кто трудился в органах еще со времен ВЧК – осталось единицы. Поэтому у Владимира Митрофановича была значительная фора, обеспеченная его опытом, как собственно оперативной работы, так и многолетнего участия в многоходовых аппаратных интригах.
Корнев решил, прежде всего, ненавязчиво выяснить, где же пролегают границы информированности товарища Круглова. Владимир Митрофанович взял листок, очень приблизительно набросал поэтажный план дома фон Штерна и со всей серьезность сказал – дом огромный, изъято значительное количество предметов, остальная часть имущества опечатана. Дом находится под наблюдением сотрудников Управления. А затем попросил Сергея Никифоровича, время которого он очень ценит, и не имеет права тратить понапрасну, уточнить – о каких именно «подозрительных» предметах идет речь.
И очень легко выявил – границ у информированности Сергея Никифоровича нет. Как нет и самой информированности. Нет, потому что вместо ответа тот дипломатично улыбнулся, и пропел что-то об опыте Корнева, которому он всецело доверяет.
Понимая незавидное положение Сергея Никифоровича, Корнев конкретизировал информацию, и сообщил, что из сооружения были изъяты предметы антиквариата, книги, различные раритеты, переписка, документация, фотоснимки, географические карты, специальные приспособления, измерительные и навигационные приборы, посуда, ювелирные изделия, письменные принадлежности, другие артефакты. Все они представляют значительную историческую и научную ценность, и в то же время могут рассматриваться как подозрительные. О чем именно хотел бы услышать товарищ Круглов в первую очередь?
Товарищ Круглов занес все перечисленное в блокнот, подчеркнув слово «артефакты», посоветовал Корневу выпить еще чайку и куда-то убежал. Вернулся он через полчаса, вместе с другим товарищем, которого представил как «специалиста Наркомата иностранных дел». «Специалист» – с прилизанными бриолином редкими волосами, худощавый и вертлявый, был одет в полосатый двубортный костюм наподобие тех, что носят миллионеры и гангстеры в иностранных кинокартинах, нарядную рубашку, искристые запонки и широкий шелковый галстук. Его узконосые щегольские ботинки сияли новизной почти непристойной. В таком виде только с Чемберленом разговаривать!
«Специалист» просмотрел перечень в блокноте Круглова, несколько секунд близоруко прищурившись, изучал Корнева, а потом заявил:
– Это должна быть связка бумаг…
Корневу вновь прибывший – без малейшей объективной причины, а только из-за раздвоенного подбородка – был глубоко неприятен, он довольно резко ответил, что ему, то есть Корневу, доподлинно известно как выглядит связка баранок – а что позволяет идентифицировать документы не известного содержания как «связку» совершенно не ведомо, и он будет признателен за такую информацию…
«Специалист» ослабил узел галстука – сказать ему было нечего, а Круглов, опять убежал. Долго отсутствовал и вернулся с новым гостем – высоким, сухощавым человеком в офицерской форме НКВД, но без каких- либо знаков отличия – да, тем самым, что вчера поил Баева водой в больнице. Наметанным глазом Корнев сразу определил, принимая во внимание внешний вид и состояние самого человека, а так же сколько времени отсутствовал Круглов, что человека этого привезли, скорее всего, из Лефортово, а в форму одели просто потому что никакой другой мало-мальски цивилизованной одежды под рукой не оказалось. Поэтому уверенно утверждать, что человек этот офицер НКВД или вообще военный он не может. Посетителя Корневу не представили, хотя остальные обращались к нему «Константин Константинович».
Константин Константинович, не дожидаясь приглашений, уселся на стул, закинул ногу за ногу, и так же, не спрашивая, закурил. Круглов, остался стоять, сложил руки на груди, демонстрируя искренность, принялся уверять Константина Константиновича в том, что все трагические – трагические! – ошибки наконец-то разъяснились, ко всеобщему миру и согласию. А их виновники – по всей строгости наказаны!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
