И тут, в тот самый момент, когда сила готова оставить меня, душа и тело одерживают победу и неторопливо сливаются воедино. И я оказываюсь в собственной постели, измученный этой страшной и жестокой борьбой. Чувство царящей вокруг страшной жути все еще не оставляет меня, словно бы некое чудище безмолвно выскользнуло из своей преисподней, последовало за мной наверх и незримо повисло надо мной, грозя распростертому в постели телу. Понятны ли вам мои слова? — спросил он. — Я словно бы нахожусь в присутствии жуткой и таинственной силы.
— Да, — сказал я. — Мне понятны ваши переживания.
Лоб Бейнса был покрыт бисеринками пота, так остра была в его душе память о пережитых мучениях. Сделав небольшую паузу, он продолжил.
— А теперь самая любопытная часть этого сна, или видения, если хотите. Измученный, в своей постели, я всегда слышу звук. Он посещает меня, когда спальня еще полна той жути, которая как будто бы последовала за мной из преисподней. Звук доносится до меня из невыразимых глубин, и это всегда голос свиньи… обыкновенное, знаете ли, свиное хрюканье. Оно ужасно. Но сон всегда остается одним и тем же. Иногда он посещает меня целую неделю, из ночи в ночь, так что я в буквальном смысле слова начинаю бояться уснуть; однако же вовсе не спать невозможно. И я уже подозреваю, что именно так люди сходят с ума, не так ли? — закончил он вопросом.
Кивнув, я посмотрел на его тонкое и умное лицо. Бедняга! Он действительно переживает все это, не может быть и тени сомнения.
— Рассказывайте дальше, — предложил я. — Хрюканье… на что в точности оно похоже?
— На обычное свиное хрюканье, — повторил он, — только куда более ужасное. Я слышу все эти хрюканья и взвизгивания, которые можно услышать, если внести ведро с кормом в свинарник, в котором находится сотня свиней… такое стадо свиней найдется не на одной крупной ферме. И все эти визги и хрюканья сливаются в единый жестокий хаос… только это не совсем хаос. В нем угадывается жуткая организующая мысль. Я слышал ее… эту, так сказать, мелодию свиной славы, складывающуюся из хрюканья, сопенья и визга… скрепленного и прошитого вместе свиногласиями. Иногда мне казалось, что в ней присутствует определенный ритм, который задает гаргантюанский хрюк, то и дело возвышающийся над миллионом свиных голосов… оглушительный хрюк, воспринимающийся как удар. Понимаете ли вы меня? Он сотрясает все… он подобен духовному землетрясению. Из этой преисподней исходит свиной гвалт, складывающийся из визга, сопенья, пыхтенья, хрюканья, а затем над ним возвышается чудовищный хрюк, восходящий над всеми звуками, доносящийся из глубин… голос мерзкой свиноматки, покрывающий низменный хор свиного голода… Нет, бесполезно! Я не могу описать его. И никто не сможет. Это просто ужасно! И я боюсь, что сейчас вы скажете мне, что я переутомился, что мне нужно переменить обстановку или взбодриться, что мне нужно взять себя в руки, чтобы не попасть в сумасшедший дом. Если бы только вы могли понять меня! Доктор Уиттон как будто бы что-то понимал, как мне кажется, но я знаю, что он послал меня к вам в качестве последней надежды. Он видит во мне будущего клиента пристанища умалишенных. Я чувствовал это.
— Ерунда! — возразил я. — И не надо говорить чушь. Вы нормальны в той же мере, как и я сам. И ваше душевное равновесие подтверждается тем, что вы способны четко представить то, что нужно сказать мне, и передаете свою мысль в настолько ясной форме, что мой разум начинает воспринимать ваши переживания.
Я намереваюсь начать расследование вашего дела, и если причиной окажется, как я подозреваю, один из тех редких случаев возникновения дефекта или бреши в том защитном барьере (который я мог бы назвать духовной изоляцией, ограждающей нас от чудищ внешнего мира), у меня практически нет сомнений в том, что мы сможем избавить вас от видений. Однако мы еще не приступили к делу, которое, безусловно, может оказаться опасным.
— Я готов пойти на риск, — ответил Бейнс. — Потому что у меня нет больше сил терпеть.
— Очень хорошо, — сказал я. — Теперь идите и возвращайтесь сюда в пять часов. К этому времени я приготовлю все необходимое. И не беспокойтесь о состоянии своего ума. С ним все в порядке, и скоро вы почувствуете себя совершенно нормальным человеком. Не унывайте и не задумывайтесь над своим положением.
Весь оставшийся день я готовил к этому делу свой рабочий кабинет, который находится вот за той дверью. Когда Бейнс вернулся к пяти часам, я был уже готов и сразу же повел его туда.
Сейчас темнеет около половины седьмого, и мне хватило времени, чтобы закончить все приготовления к наступлению темноты. Я всегда предпочитаю быть готовым к ее приходу.
Когда мы вошли в комнату, Бейнс прикоснулся к моему локтю.
— Я еще не сказал вам об одной вещи, — сказал он несколько смущенным тоном. — Мне немного стыдно рассказывать о ней.
— Выкладывайте, — проговорил я.
Недолго поколебавшись, он выпалил:
— Я рассказывал вам о хрюканье. Так вот, я тоже хрюкаю. Я знаю, что это ужасно. Когда я лежу в постели после своего возвращения наверх и слышу эти звуки, я тоже хрюкаю, словно бы в ответ. Я не могу остановить себя. И хрюкаю, хрюкаю. Что-то заставляет меня это делать. Я никогда не признавался в этом доктору Уиттону, — просто потому что не смог открыться. И теперь вы, конечно, сочтете меня сумасшедшим.
Договорив, он посмотрел мне в лицо встревоженными и полными стыда глазами.
— Я вижу в этом вполне естественное следствие сверхъестественных событий, и хорошо, что вы рассказали мне об этом, — сказал я, похлопав его по плечу. — Оно логическим образом вытекает из того, что вы рассказали мне. У меня было два случая, в некоторой степени похожих на ваш.
— И что случилось с этими людьми? — спросил он. — Они поправились?
— Один из них жив и благоденствует, мистер Бейнс, — ответил я. — Другой утратил отвагу и погиб — к радости всех заинтересованных сторон.
С этими словами я запер за нами дверь, и Бейнс, как мне кажется, не без тревоги принялся рассматривать мои приборы.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он. — Эксперимент будет опасным?
— В достаточной мере, — ответил я, — если вы не будете выполнять мои инструкции буквально во всем. Оба мы можем не выйти из этой комнаты живыми. Можете ли вы дать мне слово в том, что будете повиноваться мне, что бы ни произошло?
Бейнс обвел взглядом комнату и посмотрел на меня.
— Да, — ответил он.
И знаете ли, я сразу ощутил, что в нужный момент этот человек не подведет.
После этого я приступил к последним приготовлениям, которых требовало начало ночных трудов. Я сказал, чтобы Бейнс снял сюртук и башмаки, а потом облачил его с головы до ног в толстый резиновый комбинезон со шлемом, перчатками и наушниками из того же самого материала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
