И Сонциан описал Такуана, каким он запомнил его со слов настоятеля. И добавил, что разыскивают его и в княжестве Четырёх Рек.
– Не встречалось нам послушников, – ответствовал владелец обоза.
Тут его осенило второй раз за вечер, что было вдвое чаще, чем за всю истекшую жизнь. Но поделиться своим озарением он не успел, потому что снаружи раздались истошные крики.
– Оборотень! Оборотень!
Это был кухонный прислужник, который заметил хвостатый облик куницы-Такуана на крыше трактира.
Волки Дзаэмона как по команде вскочили и подняли дыбом шерсть. Сам Дзаэмон спокойно развязал свой мешок и вытащил завёрнутую в тряпицу флейту. Бережно, словно нежный цветок, он поднял флейту и погладил её блестящий острозаточенный клин.
Ровной поступью Дзаэмон вышел из трактира на улицу. Волки неслышно скользили за ним. Весь остальной люд хлынул следом, намереваясь поглазеть на схватку. Наслушавшись рассказов торговца, никто оборотня не убоялся.
Сонциан остался в полном одиночестве. Он уселся обратно на скамью и принялся молиться богине Запада.
Услышав крики, доносившиеся снизу, куница с Такуаном поняли, что их заметили. Такуан хотел было убежать и спрятаться, но куница была иного мнения, а тело Такуана подчинялось теперь её воле.
Куницу раздосадовало, что все приняли её за оборотня. Она повернулась к собиравшейся внизу толпе и громко заявила:
– Никакой я не оборотень! Я – небесная куница Та Гуан! И вожу знакомство с прекрасноликой богиней Запада и даже самого Владыку Донной Страны Яньвана Умма-ё знаю!
При каких обстоятельствах она познакомилась с Яньванем, куница упоминать не стала.
В светящемся проёме двери, что вела из обеденной залы на улицу, появились три фигуры. Две из них были звериными и покрытыми шерстью: серебристо-белой и грязно-серой. Третья же принадлежала человеку и держала в руках боевую флейту сякухати. Были это Дзаэмон и его волки.
Волки уставились на куницу. Серый волк ощерился и глухо зарычал.
– Ха-ха! – запрыгала куница по крыше. – Разве забраться вам на крышу? Не достанете вы меня!
«Осторожно! – попытался Такуан предупредить куницу. – Монах этот в один удар с оборотнем-барсуком разделался. Флейта у него с лезвием!» Но куница его не послушала. Она была уверена, что опасаться ей нечего.
– А ты, монах! – крикнула она вниз голосом Такуана. – Чего молчишь?
«Обет у него, – ответил Такуан за монаха. – Всё, что говорит он, только волки слышат. Ты лучше его не подзадоривай».
Дзаэмон тем временем стоял внизу и с любопытством разглядывал странную фигуру, что больше всего напоминала горную обезьяну. Обезьяна покрыта была короткой рыжей шерстью и одета в лёгкую куртку и штаны, из которых торчал переливающийся золотом хвост. На обычного беса-оборотня волшебная обезьяна не походила, хоть и вела себя похожим образом: стояла и бахвалилась, устраивая волкам всяческие рожи.
Кривляться и бахвалиться кунице быстро наскучило, она подцепила хвостом кусок черепицы и швырнула его в монаха.
«Какой у меня теперь хвост ловкий!» – обрадованно подумала она.
«Точно горная обезьяна», – подумал Дзаэмон, одним взмахом флейты размолотив черепицу в мелкие осколки.
Он решил проучить недооборотня. Легко, будто перед ним была деревенская завалинка, а не двухэтажный трактирный дом, Дзаэмон взлетел на крышу. Его плетёные сандалии скользнули по черепице и замерли на самом краю, зацепившись за водосток.
Дзаэмон перехватил флейту обеими руками и поднял над головой, готовый к атаке.
Куница в облике Такуана припала вперёд, опершись на руки, как на передние лапы. Хвост её изогнулся вопросительным знаком.
– Ну давай! Поймай меня, попробуй! – громко крикнула она.
Дзаэмон прыгнул вперёд, обрушивая флейту на спину кунице плоской стороной клина. Но куница оказалась проворней. Она отскочила в сторону и промчалась по коньку к высокой трубе, по которой из кухни отводился дым. Куница забралась на вершину трубы и застыла там в клубах дыма, становясь всё черней и черней. Не чернел только золотой обод. Волшебство, заключённое в нём, отталкивало копоть.
Дзаэмон снова бросился в атаку. Осколки черепицы полетели из-под его сандалий. Он развернулся на бегу и, не выпуская флейты, ударил ногой по трубе.
Труба загудела и задрожала у самого основания. Дрожь поднялась по трубе вверх и хорошенько встряхнула куницу, которая не удержала равновесия и полетела вниз, прямо на Дзаэмона.
Прежде чем Дзаэмон успел что-либо предпринять, куница приземлилась ему на плечо и скакнула в сторону. Она цепко ухватилась своим хвостом за железный штырь громоотвода и, раскрутив себя как пращой, метнулась на другой конец крыши – туда, где вверх торчала ещё одна широченная и покрытая копотью труба. Труба эта была частью камина, которым в зимнее время согревали обеденную залу.
Ошарашенный куницей Дзаэмон замахал руками, пытаясь удержаться на коньке крыши. Но удар куницы был такой силы, что ноги Дзаэмона скользнули в сторону, и он снова поехал по скату вниз. В этот раз он не удержался и полетел вниз, но в последний момент ухватился за водосток рукой.
Когда Дзаэмон забросил себя обратно на крышу, куница уже плясала на каминной трубе.
– Не догонишь, не поймаешь! – похвалялась она.
Дзаэмон размахнулся и метнул в куницу свою флейту сякухати. Флейта трижды провернулась в воздухе и тупым концом ударила кунице прямо в лоб. К такому повороту дел куница готова не была. Перекувыркнувшись от сильного удара, она рухнула прямо в каминную трубу.
Куница пролетела вниз, ударяясь о покрытые копотью стенки трубы, и с глухим стуком приземлилась на груду давно потухших углей. Угли с треском поломались, и копоть пополам с пеплом разлетелась клубами во все стороны.
В обеденной зале никого не было, ведь все посетители давно уже выбежали на улицу поглазеть на поединок монаха с оборотнем. Один только Сонциан недвижимо сидел на скамье, сотворяя молитвы богине Запада.
«Защити меня от злых сил, великая Сиваньму, – молился он. – Пусть твоё благословение поможет монаху-комусо одолеть оборотня, каким бы страшным он ни был».
В этот самый момент через каминную трубу и влетела куница.
Когда дым рассеялся, перепуганный Сонциан увидел чёрного как ночь демона, грозно размахивающего хвостом. Демон тёр себе морду и чихал. Наконец, он убрал руки от глаз, которые тотчас же хищно уставились на Сонциана.
«Конец мне пришёл!» – успел подумать Сонциан, но тут с улицы в обеденную залу ворвались волки и бросились на хвостатого демона. Тот принялся прыгать по столам, словно горная обезьяна, но в конце концов уступил волкам в схватке.
Те придавили его к земле, и каждый наступил демону на плечо.
В проёме появился Дзаэмон с флейтой в руке.
Увидев монаха-комусо невредимым, Сонциан успокоился и тогда только заметил, что на голове у демона блестел золотой обод.
«Прекрасноликая богиня Запада! – возрадовался Сонциан. – Снова ты явилась ко мне на помощь! Ведь на демоне твой золотой обод. Сейчас я его усмирю!»
И Сонциан принялся читать заветную камишутту, которой обучила его богиня Запада. Стоило словам камишутты достигнуть золотого обода, как тот принялся гнать куницу из Такуана прочь.
Куница же изо всех сил уцепилась за всё, чем Такуан на неё походил. Пригодилось ей тут, что с детства, ещё прозываясь Хацукои, Такуан мечтал стать таким же прытким и ловким, как сама небесная куница Та Гуан. Пригодилось и то, что Такуаном мальчика прозвали в монастыре как раз за проделки, что подошли бы и самой кунице. Словом, никак у обода не выходило прогнать из головы небесную куницу.
Но зато сам Такуан почувствовал, что хватка куницы ослабла. Он изо всех сил закричал:
– Помогите мне, почтенные монахи! Сидит во мне куница Та Гуан, и всё это её проделки!
– Правда? – с недоверием сказал Сонциан. – А кто у меня обод украл? Тоже куница?
