— Даже так…
— Здравствуйте.
Они произнесли это одновременно. И руки протянули тоже.
— Здравствуйте, Александра.
— Можно просто Саша.
— Я запомню, — мамо улыбнулась и снова повернулась ко мне, — а тебе я ремнем надаю, когда выздоровишь! Так мать напугать!
Я притворно испугался.
— Детей бить нельзя!
— Это детей нельзя, а взрослых дяденек, которые в войнушки в детстве не наигрались, не просто можно, а нужно! Ремнем! Солдатским! По жопе! Куда ты вот опять влез? Совсем мать не бережешь!
— Да всё с ним нормально, ма…
Мама обернулась на младшего сына, и посмотрела на него так, что тот аж поежился.
— Я сейчас и до тебя дойду, ты не уходи далеко…
Я заржал, видя как Юрка изображает выстрел себе в голову. И смех стал только больше, когда эта маленькая грозная женщина сделала резкий выпад в его сторону, а тот спрятался за моей Сашей, вставив ту, как щит, и, которая, кстати, стояла с открытым ртом и с выпученными глазами смотрела на всё это безобразие.
— Ахтунг! Я сдаюсь!
— То-то же, — мама показательно задрала нос и цыкнула на этого балбеса: — Отпусти ты уже девочку, она и так в шоке.
— Всё хорошо? — Я снова подцепил нежные пальчики и притянул к себе, как только Юра её отпустил, — не удивляйся, у нас так всегда.
— Всё нормально, — Саша мне улыбнулась, бросив настороженный взгляд на мою мать, которая без стеснения её разглядывала. Ну, вот в этом вся наша мама: прямолинейная, напористая, принципиальная, дерзкая, где-то даже наглая, но в Израиле с местными по другому никак, сомнут, загасят и поминай как звали. Поэтому она всегда производила неизгладимое первое впечатление, а у некоторых и второе, и третье. Но не будь она такой, не стать бы ей одним из лучших хирургов страны.
— Фёдор Михайлович тут? — Мама достала из рюкзака перчатки в упаковке и профессионально быстро их надела, обработав антисептиком, тоже из рюкзака. — Надеюсь, он не будет против моего осмотра.
— Ушёл недавно, — медленно проговорил я, внимательно наблюдая за её манипуляциями. — Зато я против, мама. Со мной всё хорошо уже.
— Ну, раз всё хорошо, то и бояться нечего, да? — Хищная улыбка сделала мамино лицо немного сумасшедшим. Вот что с ней сделаешь… Ей нужно всё контролировать. — Молодые люди, а вы пока погуляйте где-нибудь минут пятнадцать.
— Иди, малышка, — я как мог ободряюще улыбнулся Саше, когда она вопросительно на меня посмотрела, но мне понравилось, что ей важно было моё решение, хоть она и стушевалась перед родительским натиском.
— Ну, что, сынок, — мама хрустнула пальцами когда все вышли, — покажи-ка маме где болит…
Александра
— Фууух…
Из меня, кажется, вышел весь воздух, когда я плюхнулась на кушетку напротив палаты. Ощущение, что я слезла с американских горок и сейчас меня немного трясёт, мутит и одновременно радует, что всё закончилось.
— Она на всех так действует, — я вопросительно подняла брови в ответ на мужскую реплику, — наша мама. Она на всех так действует. Слишком энергична и… — Он пощелкал пальцами, подбирая слово, — деятельна. Ты привыкнешь.
— Надеюсь.
Мы помолчали.
— Может отвезти тебя домой? — Я отрицательно мотнула головой, даже не смотря на него. — Хотя бы переоденешься и освежишься. Дома-то ножницы точно есть.
— Не нужно, спасибо, — в сотый раз за день покраснели мои щеки, — Рита обещала принести всё необходимое. И в душ я тут схожу.
— Не буду больше настаивать, — Юрий поднял ладони вверх, как бы сдаваясь. — Маргарита приедет после пяти.
Мы снова помолчали.
— Что-нибудь известно про взрыв? Я имею ввиду, известно кто это сделал?
— Пока нет, но не беспокойся, над этим работают.
— Хорошо, — и тут мне в голову пришла мысль. — Лев сказал, что всё произошло в его собственной компании. А у Вас тоже есть такая компания? Ведь вы с ним не просто так устроились к нам?
Юрий Николаевич долго на меня смотрел прежде, чем ответить.
— С чего ты это взяла?
— У меня есть глаза и уши, — я начала злиться.
— Они есть у всех.
— Вот только Ваш брат чуть одного из этого не лишился! — Я слегка повысила голос. Надоело! Надоело, что меня гложет ощущение, что вокруг что-то происходит, а я не понимаю. — Потому что вы с ним влезли во что-то опасное! А я даже не знаю насколько я права и права ли вообще, но чувствую, что добром это не кончится, — к концу я говорила еле слышно. — Я не чувствую себя в безопасности…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не стоит об этом думать. И тем более пытаться влезть туда самой, — голос мужчины был строг и резок. — Всё, что от тебя сейчас требуется, это быть рядом с моим братом и делать, что он просит. Возможно, от этого зависит его и твоя безопасность. Понимаешь? — Его тон смягчился, он присел рядом со мной и легонько толкнул меня плечом. — Выше нос, Саша. Всё скоро закончится.
Я только кивнула. Дверь палаты распахнулась, являя в проёме бойкую женщину.
— Дети, можете зайти.
Я украдкой глубоко вздохнула и выдохнула, а Ритин начальник усмехнулся:
— Смелее, львица…
Лев
Мама пробыла около часа, потом пообещав приехать утром, быстро уехала, прихватив братишку. Я послал тому издевательскую улыбку, когда мать тащила его к двери. Потом пришла медсестра, сделала положенные процедуры, убрала наконец-то мочевой катетер и ушла. Потом прибегала Сашина подруга, передала ей прям на первом этаже какие-то вещи и тоже уехала. Наконец, мы с моей девочкой остались одни. Такая она была растерянная, что у меня сердце защемило от вида её неспокойных глаз. Надо исправлять.
— Иди ко мне, — я подхватил её левой рукой под попку и затащил на себя, посадив сверху. Саша протестующе зашипела и попыталась встать. — Сиди смирно, а то больно. Вот умница.
Девушка затихла, стараясь вообще не шевелится. Толстовка задралась выше раздвинутых полных бёдер, и теперь только белый, блестящий, гладкий латекс скрывал её нижнее белье.
— Сними, — я дёрнул толстовку вверх, открывая её обтянутую грудь с двумя красными крестами, и, как только Саша подчинилась, присосался к одному из холмов прям поверх ткани, языком нащупывая сосок и кусая его, пока не услышал тихие стоны, которые так любил. — Я тебя трахну сейчас или, клянусь, мои яйца взорвутся…
— Слишком много взрывов вокруг тебя, ты не находишь?
— Нахожу. Поэтому давай, детка, подними это сранное платье повыше и впусти меня, — я уже наглаживал здоровой рукой член, что просто рвался в бой. — Либо я трахну тебя, либо ты меня. Выбирай.
— Столько вариантов, не знаю что и выбрать… — Саша закусила губу, как всегда делала, когда я говорил ей что-то пошлое и, ещё немного повозмущавшись, всё таки дёрнула латекс вверх, открывая мне белые хлопковые трусики, такие тонкие и прозрачные, что я чуть не кончил от одного их вида. Рука сама потянулась к мокрому участку и накрыла его, сжимая всей ладонью.
— Боже, я бы тебя сожрал. Начиная прямо вот отсюда, — трусы в сторону и пальцы уже внутри, скользят по гладкой коже вперед-назад, нажимая на острый бугорок и оглаживая его по кругу всё быстрее и быстрее, пока девочка не начала судорожно ерзать на моих коленях и сжимать их своими сочными ногами. — Я бы вылизал всё там внутри, так глубоко, как только б смог. Запрыгивай, Саша, давай.
Я грубо хватал её тело, сжимая пальцами то вздрагивающий живот, то шикарные, скрытые тканью груди, то опускаясь на сжимающиеся ягодицы и двигая их на себя, ближе к стоящему члену. Если бы правая рука тоже функционировала, то я давно бы насадил Сашу на себя как самую сексуальную на свете бабочку на острую иглу. А так, с одной рукой, остаётся только надеяться, что она не даст задний ход. И в тот момент, когда девочка приподнялась надо мной и взяв ствол пальцами, направила его в себя, опускаясь горячим лоном до самых яиц, я понял, что вот он, мой сладкий дом, мой центр, моё спокойствие и моя слабость. Внутри неё было так горячо и тесно, уютно, как никогда и нигде раньше. Когда она покачивалась на мне, вот прям как сейчас, когда её веки сами опускались, щеки становились румяными и горячими, а губы пропускали влажные стоны, когда её пальцы впивались в мое плечо, царапая ногтями, а бедра терлись о мои с чавкающими звуками, вот тогда я понимал, что теперь я слаб. Слаб её существованием. Слаб её любовью. И одновременно с этим я чувствовал такую силу! Я знал, что порву любого, кто просто подумает её обидеть. Порву, уничтожу, загрызу сам, лично, своими зубами. Сотру даже воспоминания. Всё сделаю для неё. Даже убью.
