Он явно имел в виду Лёху и Михаила, поэтому я не стал уточнять.
— По закону, я так понял, оказалось сложно? — спросил я, и он кивнул: — Ваши ребята всё делали очень старательно…
— Не всё получается так, как мы хотим, — философски заметил он. — Ну что думаешь? Сам же просил их в суровые условия поместить… Только те камеры были заняты, вот и пришлось задействовать запасной вариант. Или ты уже отказываешься от того своего предложения?
Я обдумал это.
— Нет… Вернее, да — отказываюсь. Проще всё же дать мне с ними разобраться. Хотя, наверное, это более жестокий вариант, с членовредительством. Я на полумерах не остановлюсь.
— Поэтому и не разрешаю, — ответил Валентин. — Стране не нужны инвалиды.
— Ублюдки ей тоже особо без надобности, — пробормотал я. — С ними только два варианта сработают — по закону государства или по уличному. По закону… они, наверное, в отказ ушли?
Валентин кивнул.
— Да, там явно адвокаты уже поработали. Ничего, мол, не делали, сидели по домам, крестиком вышивали. Доказать обратное, конечно, можно — кто-то из домашних обязательно проколется на мелочах, они не могут обговорить все детали. Но — это долго, а результат неясен… следователь сразу сказал, что суд им даст условный срок, да и то небольшой, по хулиганке. Максимум — пятнадцать суток, но и тех, похоже, не будет. Поэтому вспомнил о твоем предложении.
— А спекуляция?
— Никто не будет ради этого держать двух хулиганов в СИЗО, — со вздохом ответил он. — ОБХСС сейчас по крупноте работает, у кого денег на миллионы. Ладно, пёс с ними… Подумаю ещё, с ребятами своими посоветуюсь. А пока пусть считают, что выкрутились. Ладно, пошли к машине, а то там Михал Сергеич с твоей девушкой ещё и «Капитал» на русский переведут.
Мы пустились в обратный путь, но где-то на полдороге к свету я не выдержал.
— Валентин! — он остановился, я тоже. — Так вы что, просто посмотреть на эти камеры меня позвали?
— Что-то типа того… — он задумался. — Но не совсем. Есть у меня один вопрос, на который, наверное, только ты сможешь ответить.
— Задавайте, — я пожал плечами. — Мне особо нечего скрывать.
— Это хорошо, — Валентин одобрительно кивнул. — Тогда скажи, почему ты мне признался? Два месяца ты успешно скрывал это… хм… обстоятельство, хотя какие-то намеки были… не отрицай! Опросник не просто так появился.
— Да я и не отрицаю, — буркнул я. — Думаю, я столько намеков оставил, кто угодно догадается, что дело нечисто. Вы, правда, меня шпионом назначили… наверное, уже полковником себя видели? За поимку особо опасного агента «Моссада» или Ми-6?
— За такое полковника не дают, — мрачно ответил он. — Этих агентов… если за всех очередные звания давать, весь комитет из генералиссимусов состоял бы. Но да, и это глупо отрицать — первым делом я подумал о том, что ты агент разведки наших оппонентов, хотя так и не понял, зачем им потребовалось посылать такого сопляка к Михал Сергеичу. Даже начал… как это сказать… оперативную разработку. Правда, быстро прикрыл, во избежание… но кое-что накопать успел. Так почему признался-то?
***
Вопрос был с очевидным подвохом. Признаваться, что я просто скинул на них миссию по спасению страны? Нет, это слишком просто. Из меня вытянут все сведения, а потом отправят гулять подобру-поздорову. В принципе, меня этот вариант устраивал почти полностью, хотя я лишался доступа к тем, кто занимается будущим, а сам переходил в разряд обывателей. Нынешнее же положение меня устраивало, пусть и с оговорками — всё же периодически попадать под раздачу оказалось больно и обидно. Но я считал это платой за близость к верхушке Страны Советов, причем платой не слишком большой, и готов был её платить.
Поэтому свой ответ я начал очень издалека.
— Знаете, Валентин… вот вы сейчас упомянули безнаказанность. В будущем именно она приведет к самому настоящему беспределу… зеки на зонах, кажется, и сейчас это слово употребляют. Не слышали, случаем? Знаете, что оно означает?
— Не слышал, но догадываюсь, — кивнул он. — Нарушение процессуальных норм и прочих законодательных актов?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Примерное, но достаточно точное определение, — сказал я. — В общем, вот эти ребята творят самый натуральный беспредел, причем без особой пользы для себя, и нарываются на ответный удар. Потом они начнут мстить, ситуация выйдет из-под контроля быстро… ведь если закона нет, то всё позволено? Впрочем, в каком-то смысле они и раньше что-то подобное практиковали, уж я-то это на собственной шкурке прочувствовал. Я не знаю, как в такой ситуации правильно действовать… Но вообще могу сказать, что про беспредел я знаю побольше вашего, уж поверьте… мы про девяностые ещё не разговаривали, но вот там-то как раз беспредел проявился во всей красе. И начался он с легонького такого игнорирования закона. Сначала отдельными представителями общества и власти, потом отдельными представителями милиции и гэбе. А как все сразу начали закон игнорировать — беспредел и наступил. Такой дикий запад из американских вестернов, у кого револьвер — тот и прав.
— Всё было так плохо? — угрюмо спросил Ваентин.
— Ну как вам сказать… — поморщился я и решил всё же вывалить свой козырь. — Скажите, Валентин, вы же, наверное, пробили по своим базам и моих родителей, и родителей Аллы?
Он немного поколебался, но всё-таки кивнул.
— Да, но это стандартные мероприятия, со всеми проводятся, кто наш интерес вызывает. Жаль девочку твою… но рак это рак…
— Жаль… но тут люди пока бессильны, — согласился я. — Мы с вами про СПИД говорили… так вот, про рак могу то же самое сказать — таблетки и через сорок лет не появилось, все силы ученых ушли в создание средства для повышения потенции.
Он усмехнулся.
— Серьезно? И как?
— Понятия не имею, не пробовал, — отбился я. — Вроде бы это был побочный эффект при исследовании лекарства от гипертонии, но тут могу рассуждать только умозрительно… Но мы отвлеклись, я про другое хотел спросить. Вы же и про отца Аллы всё узнали?
— Ну да, — ответил он с явным непониманием, к чему я веду. — Уважаемый человек, инженер-конструктор, орденоносец, БАМ для страны строит…
— Вот-вот, уважаемый и для страны. А лет через пятнадцать идейные наследники ребят, которых мы с вами можем посадить вон туда, — я мотнул головой назад, в сторону камер, — вывезут его в лес вместе со второй женой и там запытают до смерти. Жену будут насиловать на его глазах, чтобы морально сломать… А всё потому, что он был мэром какого-то всеми забытого бамовского городка и не стал подписывать некие бумаги по передаче чего-то там кому надо, чтобы этот кому надо стал ещё чуточку богаче. Вот это беспредел. А то, что я, вы или мы вместе можем сделать с Лёхой и Михаилом — так, баловство. Я не слишком протестую против очевидного беззакония лишь потому, что несколько ночей в этом сумрачном месте могут предотвратить более страшную трагедию. Так что если возьметесь их ломать, то я с вами. Может, без особого удовольствия, но этого обычно и не требуют.
— Да, не требуют… — пробормотал Валентин. — А про отца Аллы это точная информация?
— Точная, но тогда таких случаев было много, честно говоря, — признался я. — Конечно, чаще всё оставалось на местном уровне. Один бизнесмен послал бойцов, и те забили битами депутата горсовета, который выступал против строительства жилищного комплекса в водоохранной зоне… Директора завода выкинули из окна двенадцатого этажа, потому что он был против приватизации предприятия… примеров полно. Но я не помню фамилий ни бизнесменов, ни депутатов или директоров. Могу подсказать, кто миллиардером стал, но они сейчас либо в школе учатся, либо крепят мощь Страны Советов. Отца Аллы я только по фото узнал, мне его в первый день показали, как я к ней переехал, оно у нас во всех газетах было, вот и осталось в памяти.
Валентин недовольно покрутил головой.
— Значит, вот какие ставки… — проговорил он. — Ты после этого решил мне открыться?
— Нет… — я помотал головой. — Всё сложнее. Намного сложнее. Со спасением будущего тестя, думаю, я как-нибудь и сам справился бы… Просто в какой-то момент я понял, что спасать надо не отдельных людей, а всю страну… Вы просто не представляете, в каком времени и в какой стране вам повезло жить… Мне тоже повезло, но потом я досыта нахлебался всякого дерьма. Во второй раз, наверное, было бы полегче, человек ко всему привыкает. Но я увидел шанс избежать этого рациона — и решил им воспользоваться.
