– Тебя это может быть удивит, Оуэн, – сказала Джилл. – Но я, возможно, не так уж далека от совершенства.
– Ерунда! – возразил я. – Ты будешь той самой девицей, которая сделала один фильм и о которой больше никто никогда и не услышит. А феминистки станут во всех своих журналах писать душещипательные истории о твоей судьбе.
Джилл покачала головой.
– Если бы феминистки только знали, что я сплю с таким мерзавцем, как ты, они бы и близко ко мне не подошли, – сказала она. – Разве что я могла бы служить им отрицательным примером.
Есть женщины, которые готовы умереть, чтобы тебя простить. И тебе в таком случае даже не надо перед ними извиняться. Ты только дай им любую возможность тебя простить, и они это тут же сделают.
А ты после этого трахай их до сумасшествия. Но Джилл совсем другая. Она не старалась упрощать отношения, этого не было даже со мной, а в меня-то она была влюблена по уши! Ее невозможно было одурачить. А когда Джилл сердилась, обращаться с ней надо было очень осторожно, никак не наскоком. Она никогда не теряла голову, даже после офигительного секса. Вообще-то я ненавижу прикладывать усилия, чтобы наладить нормальные отношения, как это бывало у меня с Джилл. Но думаю, что в определенном смысле Джилл того стоила. Выступать против Джилл было для меня тем же, что выступать против Бо Бриммера – это было интересно. Она бы дала десять очков вперед любой потаскушке типа Шерри Соляре.
– Тем не менее, ты неплохо налаживаешь связи! – сказал я. – Разве не в этом состоит все ваше освобождение?
Джилл взяла мою руку и положила ее себе на колено.
– Я и понятия не имею, что все это значит, – сказала она. – Сама не знаю, зачем я впустила тебя в свою жизнь, не знаю, что буду делать дальше. Никакой реальной помощи от своих сестер я не ожидаю, как не жду никакой реальной помощи и от тебя.
– Бо хочет, чтобы мы поехали в Рим, – сказал я. Ее разговоры обычно требуют много времени. Лучше уж перейти к делу.
– Зачем?
– Чтобы поправить ситуацию с фильмом Тони Маури. Мне предложено быть продюсером документального фильма о его Картине, а тебе – привести старину Тони в надлежащую форму.
– Привести его в надлежащую форму не сможет никто, – сказала Джилл, – но поехать в Рим было бы совсем неплохо. Когда-то я жила в Риме с Карлом. Правда, не знаю, зачем Бо посылает туда тебя. Ведь не мог же ты его так очаровать – обаяния у тебя нет и в помине.
Я не стал ее торопить. Какое-то время мы сидели, держась за руки. Стемнело, и западная часть неба окрасилась в оранжевый цвет.
– Мне жалко Свена Бантинга, – сказала Джилл, когда я рассказал ей про наш ланч. – Я знаю, что он – чудовище, но никто не хочет понять одной вещи: ему просто совершенно необходимо быть хоть кем-то. Ему необходимо занимать хоть какое-то положение, ну, скажем, как это нужно тебе. Ему будет ужасно трудно снова стать никем, после того как она его выбросит. Он может даже застрелиться.
– Фигня все это, – сказал я.
– Вовсе нет, – сказала Джилл. – Это голая правда. Есть люди, которые физически не переносят неудачи. Они могут жить только тогда, когда побеждают. И еще печальнее, когда начинают терпеть неудачи такие слабаки, как Свен, потому что их никому нисколечко не жалко. Наоборот, все станут говорить: «Что ж, этот сукин сын этого заслужил и получил сполна, ха-ха-ха!».
– Но он ведь и впрямь того заслуживает!
– Но, Оуэн, суть-то совсем не в этом, – сказала Джилл. – Все мы заслуживаем гораздо меньше того, что получаем. Однако когда страдают люди хорошие, их хорошее остается с ними. А когда страдает человек, подобный Свену, у него уже не остается ничего, чтобы сохранить себя как личность – ни добродетели, ни характера, ну совершенно ничего. Для него это просто конец. Ты это понимаешь?
– Ну, а причем здесь я? – спросил я. – Ты ведь знаешь, я точно такой же, как он. И он и я – мы оба простофили, всего в жизни добиваешься своими силами. Значит, и для меня, когда я потерплю неудачу, тоже наступит конец?
– А может, ты и не потерпишь неудачу, – сказала Джилл, не выпуская моей руки. – Может, я тебя до этого не допущу. Пойдем, я хочу есть.
ГЛАВА 4
Если где-нибудь находились какие-нибудь сценарии, Джилл просто не могла их не просмотреть. И не важно, что «Падение Рима» было ничем иным, как показушной чепухой. Для Джилл это все равно был сценарий. Большую часть нашего долгого перелета в Рим она провела за его изучением, и он вызвал у нее серьезное беспокойство. Я попробовал его почитать, но вскоре сдался: это была сплошная ахинея. За этот сценарий студия «Юниверсал» заплатила Эльмо и Вифильду триста тысяч долларов, а, на мой взгляд, он не стоил и восемнадцати центов.
Когда мы приземлились, Джилл пожелала ехать в район под названием Трастевере. Служащий студии, которому было поручено нас встречать, так обрадовался, что смог нас узнать, что чуть было в штаны не написал. За неделю до нашего прилета он пропустил, не опознав, какую-то видную шишку и чуть было не лишился работы. Этот служащий так разнервничался, что Джилл заставила его пойти с нами на ланч. От этого он стал нервничать еще больше, а я просто разозлился.
Ресторан, куда мы пришли, располагался на небольшой площади. Вокруг статуи, красовавшейся в центре этой площади, не переставая носилась на мопеде уйма нечесаных ребят. Рыба была вкусная, но шум вокруг ресторана стоял просто оглушительный. Я бы, разумеется, предпочел сидеть внутри, а не на террасе.
– Что нам здесь делать? Мы что, приехали в Италию, чтобы слушать грохот мопедов? – возмутился я.
Но Джилл погрузилась в созерцание окружавших нас зданий. Боюсь, она даже и шума этого не слышала. На лице Джилл появилось выражение счастья, и она стала от этого еще миловидней. Она и в самом деле была по-своему очень миловидной, правда, слишком худой.
– Именно этот цвет и придает городу такую красоту, – произнесла Джилл. – Взгляни на стены вон того здания: какая чистая умбра!
Все здания вокруг были скорее грязновато-желтого цвета, за исключением церкви – она была серая. Наш сопровождающий был молодым парнем, его звали Ван. Он изо всех сил старался успокоиться, и с большой жадностью поглощал какие-то зеленоватые макароны.
– Я очень ценю твое эстетическое чувство, – сказал я. – Только ничего не говори мне про всякие там здания. Лучше обсудим, как нам подправить этот сценарий. Мне, может быть, не захочется эту работу терять.
Добравшись до отеля «Хилтон» мы увидели, что им овладели техасцы. В дверях виднелись седла и ковбой с большой пряжкой на поясе. В городе проходило нечто вроде заезжего родео, что меня, честно говоря, не очень-то удивило. От ковбоев нигде не спрятаться, по крайней мере, ни в одном из тех городов, где довелось побывать мне.
